Книга Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Катя Абель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, до послезавтра я двадцать раз передумаю насчет «гостей»…
«О, ну я так далеко не заглядываю:) ты уж сам реши, когда тебе меня не хватать будет…»
«Сегодня!!!)))»
Значит, сегодня. И вот какое-то чувство удовлетворения от того, что настоял всё-таки на своем, от того, что – всё-таки – сегодня.
«Как скажешь:)»
Таблеток болеутоляющих еще никто не отменял. Выпью парочку и буду как новенькая.
Как новенькая я, конечно, не стала.
Как поднялась с постели звенящей струной – шаг влево, шаг вправо – точно мешок иголок в голове встряхивают, так и проходила весь день в лёгкой болевой дымке, с приторможенными реакциями и трудно формулируемыми предложениями.
Ездила в центр на деловую встречу, держалась из последних сил.
Бокал пива по её завершению, на который меня уговорили («легче станет!») немного сфокусировал реальность. Возвращалась домой вечером, в темноте уже, с томной надеждой на свою теплую постель…
«Мы встречаемся сегодня?»
Пишу ему в девять вечера.
«Да!. Я жду тебя!»
Ой… Значит, все-таки.
«Вы закончили уже?»
«Да, Кэтси, я домой тебя ждать – скучать за тобой».
Назвался груздем, поезжай в гости.
«Хорошо. Я приеду через 1,5 часа где-то…»
Я понимаю, что я делаю? Что тут уже не будет разговоров об искусстве?
Да, я понимаю.
«Ой, беги быстрей, умру с тоски?!»
«Нет уж, дождись меня, пожалуйста:) Далековато от тебя живу:)»
Душ контрастный. Выхожу другим человеком. Точным в движениях, собранным, острым. Перетряхивает слегка, но это уже от нервов. Бокал красного вина из вчерашней бутылки. У любимого пить не придется, хватит уже, повыпивали. Зеркало. Пудра, карандаш, тени. Помада. Фен. Белье новое. Платье. Колготки. Джинсы. Джинсы с платьем? Да, джинсы с платьем. Духи. Сапоги. Пальто. Проверить еду у кота. Вода. Ключи. Дверь. Лифт. Улица.
Без пятнадцати двенадцать. Захожу в аптеку по пути в метро.
Продавец – парень лет двадцати пяти – смотрит на меня тревожную, парадную, в облаке парфюма – улыбается:
– Счастливого вам вечера!
Усмехаюсь в ответ:
– Спасибо!
Еду в метро. Повсюду висит реклама с его новым фильмом. На рекламе – его лицо.
Я еду к любимому.
Ноябрь, половина первого ночи. Центр – пустой, точно вымерший. На Невском течет жизнь в слегка приторможенном ритме, как только сворачиваешь в сторону – два человека на всю улицу. Ветер дрянной задувает в пальто, фонари почти не светят. Неуютно. Неприятно. Боязно.
Десять минут по промозглой темной улице и вот он, его дом.
Захожу, двор-колодец, кручусь среди подъездов, пытаясь вспомнить, какой же из них. Подсвечиваю телефоном таблички с номерами квартир. Нахожу. Набираю две цифры домофона, звоню. Долгие трели, дверь открывается без единой реплики.
Захожу. Поднимаюсь по лестнице.
Слегка притормаживаю перед нужным мне этажом. Быстро гляжусь в зеркало, еще можно поправить то, что нужно поправить. Поправляю. Испуганные, тревожные глаза. Так, надо успокоиться. Я же не на расстрел иду, а на свидание.
Подхожу к квартире, дверь приоткрыта.
Захожу.
Сердце – тык-дык, тык-дык.
Закрываю за собой дверь.
Коридор, полутьма.
Стою на пороге, молча. Не снимая пальто.
Выходит ко мне, в футболке и штанах домашних.
Подходит. Обнимает. Целует в губы.
Стоим, целуемся.
Снимает с меня пальто, отрывается на мгновение, смотрит:
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй.
В темноте не видно, как он постарел за этот месяц. Я увижу это в комнате через две минуты, и сердце сожмется болевым комком.
Он дает мне возможность раздеться, снять сапоги, осмотреться.
– Проходи в комнату. Как ты, человечка?
Тон повышенно бодрый, нервничает сильно.
Я смотрю на него и вижу усталое тяжелое возрастное лицо с глубокими дорожками морщин. Я знала его другим.
– Я – хорошо. Как ты себя чувствуешь?
– Да ты знаешь, спасибо, что живой!
Повторяется.
– Спасибо!
Повторяюсь.
– Вино будешь?
Цепенею моментально.
– Нет, спасибо.
– Давай, я тебе налью…
– Тебе ведь нельзя?…
Подходит ко мне близко, смотрит в глаза, взгляд моментально становится жёстким.
– Ты… это… давай не будешь говорить, что можно, а что нет? Я что сказал, я себе? Я сказал, что тебе налью, да? Так вот и не надо.
Защищается.
– Хорошо. Налей мне вина, пожалуйста.
– Ну, вот так бы сразу.
Тон меняется, становится мирным.
– Но как же ты? – не могу я успокоиться.
– А я от тебя немножко попробую. Вот так.
Целует меня в губы.
Я никак пока не могу привыкнуть, к тому, как плохо он теперь выглядит. Когда открываю глаза, внутренне стопорюсь от этой разительной перемены – после больницы.
– Ты уколы делать умеешь? – спрашивает меня.
Ну, привет. Какие уколы? Нет, конечно. Хотя вспоминаю: я же делала уколы собаке, колола ей инсулин. Все ставят на этом такой акцент: «умеешь ли делать уколы?» Выяснилось, что уметь нечего: протыкай и нажимай.
– Я делала уколы собаке, на людях не пробовала.
– Значит, сумеешь. Мне тут уколоться надо, поможешь?
– Я даже не знаю. Ну, попробую, если надо.
Идём в спальню. На столике у кровати целая гора таблеток. Он достаёт шприц, набирает лекарство, ложится на кровать, оголяя мне пространство для иглы.
Я слегка теряюсь, мы пока только целовались, чужой голый зад так открыто я еще не готова лицезреть. Да ладно, лицезреть. По-моему, я совсем не готова колоть чужой голый зад.
– Как-то я боюсь. Что нужно сделать? Просто уколоть?
– Просто коли!
– А куда?
– Да сюда!
Он начинает раздражаться. Эх, была – не была! Колю. Вздрагивает. Надо же, проколола. Жму на шприц. Его передергивает от этого нажатия.
Всё. Натягивает обратно штаны. Забирает шприц из моих онемевших рук.
