Книга Белый Волк - Александр Мазин

То были суровые три дня. Уверен, после них лыжный кросс по лесу на пару с таким прирожденным лыжником, как Свартхёвди, покажется мне прогулкой.

Я впахивал по-черному, но Скиди грузился втрое против моего. Да, этот парень старался изо всех сил. Я бы даже сказал — слишком старался. И к середине третьего дня я сам сбавил темп. Я, но не Скиди. Малыш выкладывался без остатка в каждом движении. Такие, как он, скорее умрут, чем дадут слабину. А то я не видел, как он фехтовал с Медвежонком. Гордость и безжалостность к собственной слабости — безусловно, полезное качество. Тем более, Скиди прошел естественный отбор. Его папа, дедушки и еще десяток-другой предков выжили там, где другие склеили ласты. Однако всё хорошо в меру и, главное, своевременно. Я обдумал ситуацию и решил, что в первую очередь парня следует научить эргономике. Убивать комара следует хлопком достаточным, чтобы убить комара, а не таким, который отправит в нокаут дядю энтомолога.

— Довольно! — скомандовал я, опустил щит и бросил на землю набитый соломой мешок из старой свиной шкуры, в котором меч Скиди оставил изрядную прореху. — Ты что творишь, парень? Ты что, с великанами биться собрался? Послушай, как ты дышишь? Пыхтишь, как пес на сучке! Нет, так дело не пойдет!

Мой ученик тут же надулся. Обиделся.

Обостренное чувство собственной важности вообще характерно для норманов, а уж для самолюбивого датского тинейджера — в особенности.

Но я знал, что делаю. Когда в глазах темнеет, а каждое движение требует специального усилия, мозги тупеют, а внимание ослабевает. Обида это исправит.

— Скиди, — я старался, чтобы в голосе моем было поровну терпения и насмешки. — Ты не должен попусту расходовать силы: бой — это не хольмганг, где тебе нужно расколотить пару-тройку щитов молодецкими ударами. В бою никто не любуется твоей мощью. Вокруг не толпятся зрители, которые жаждут поглядеть, какой ты герой. В бою тебя просто хотят убить. И будь ты хоть какой ловкач помахать мечом, когда ты устанешь, то утратишь и мощь, и быстроту. И тогда тебя прикончит любой, кому хватило ума поберечь силы.

— Я вырасту и стану так же могучим, каким был мой отец! — заявил Скиди.

Упрямства этому парню не занимать.

Что ж, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что покушаюсь на исконные основы скандинавского фехтования, где правильным считается разрубить врага пополам, а не аккуратно проткнуть ему печень.

— Да, Скиди, ты вырастешь и будешь в два раза сильнее меня. И в три раза выносливее (Паренек надулся еще больше. На этот раз — от гордости). Однако мне жаль, что ты не хочешь пойти со мной в вик следующей весной.

— Почему это не хочу? — изумился мой ученик. — Наоборот: я очень хочу!

— Да? А я было подумал, что ты намерен подождать, пока станешь таким же большим, как Свартхёвди Медвежонок или Гнуп Три Пальца. Не думаю, что это случится так быстро. Лет пять подождать придется.

— Но я не хочу ждать! — воскликнул Скиди, забыв об усталости.

— Тогда у тебя две возможности, — сказал я. — Научиться биться так, как я тебя учу. Или никогда не вырасти.

— Почему это?

— Потому что тебя убьют. Какой-нибудь франк, совсем не герой, не слишком сильный и не слишком умелый, прирежет тебя, когда твои силы иссякнут и ты уже не сможешь отбить удар. Например, сейчас я бы не поставил на тебя даже в самом простом состязании, потому что руки у тебя ходят ходуном, а колени — как теплый воск. Что ты на это скажешь?

Скиди задумался… Признавать мою правоту ему очень не хотелось.

— Когда я так устану в бою, — наконец нашелся он. — Ты меня защитишь!

Я покачал головой.

— А если меня не будет рядом? Например, потому, что какой-нибудь особо шустрый ворог продырявил меня из арбалета? Нет уж, дружище, если я решу, что ты не сможешь постоять за себя в любых обстоятельствах, то вместо похода с Рагнаром ты будешь вместе с дядей возделывать землю. Как тебе такое будущее?

Перспектива землепашества парня не воодушевила.

— Будем считать, что ты понял. А сейчас можешь передохнуть, пока солнце не окажется вон там.

Я отпустил парня, а сам отправился искать Хавчика. Сборы я решил поручить ему. Опыт подсказывал: мой трэль экипирует меня лучше, чем я сам. Ну если не считать вооружения.

Через полтора часа я возобновил тренировку.

— …Показываю еще раз. Обманный замах справа, — слова я сопровождал действием, — потом, когда противник поднимает щит, — короткий укол. Вот сюда, — я похлопал себя по животу. — Воткнул — на ладонь, не больше, повернул, вытащил и — отход влево. Делай!

Скиди махнул мечом. Я сделал вид, что поверил (в реале никто на такой мах не купится, но сейчас мы отрабатываем не это), поднял щит и подставил мешок… Вот, другое дело! Уже не прореха в поллоктя и солома во все стороны, а аккуратный дозированный тычок, доворот и уход с возможной линии атаки.

— Молодец! Еще раз!

Примерно через час я посчитал, что прием усвоен. Движения экономны, выпад четкий, укол — на нужную глубину. Да и от мешка остались одни клочья.

Теперь поработаем на силу и резкость. Бронь, которую может носить потенциальный противник, покрепче свиной шкуры.

Снарядом для этого тренинга служил подвешенный на веревках сухой ствол сантиметров тридцать толщиной. Воткнул — выдернул. Удобно дозировать силу: много — клинок зажимает, недостаточно резко — ствол отбрасывает назад, и вместо дырки получается затес.

Я дал парню возможность как следует пропотеть, а затем велел надеть бронь (старый тяжелый панцирь из моего арсенала и простой шлем-котелок пришлись Скиди впору), взять меч и щит. На этот раз — деревянный. А сам взял свой любимый шест с тряпичными накладками на обоих концах.

— Ну а теперь — самое главное, — произнес я веско, чтобы молодой понял: до этого были — цветочки. — Сейчас я хочу поглядеть, чего ты стоишь. Помнишь, как ты бился с Медвежонком Свартхёвди у него во дворе?

— Ага! — Паренек довольно осклабился. Еще бы! Он полагал, что сумел достать Медвежонка. Но я сейчас намеревался его огорчить. Сильно огорчить.

Я должен был научить его проигрывать. Почувствовать не только вкус собственной крови, но и едкую желчь бессилия и поражения. Когда, сбитый с ног, ты поднимаешься и продолжаешь бой, чтобы тебя сбивали снова и снова. Когда ты продолжаешь сражаться без малейшей надежды на победу. Ты просто не можешь сдаться. И умереть не можешь. Просто потому, что, когда ты начал бой, твое естественное, единственно возможное состояние было одно: драться.

То, что я собирался проделать с мальчишкой, можно проделать только с мальчишкой. Тот, кому перевалило за двадцать пять (а то и за двадцать — люди разные), уже не подходит для этого испытания. Мой учитель, который устроил мне такую же проверку, сказал позже, что превышать пределы возможностей собственного организма можно только до тех пор, пока он, организм, не начал стареть. А стареть он, вопреки сложившемуся мнению, начинает не в сорок-пятьдесят, а уже в двадцать. Об этом знают мудрые китайцы, но понятия не имеют, к примеру, наши бодибилдеры, ворующие сами у себя десятилетия жизни. Есть простое правило: когда организм растет, запредельные нагрузки ему только в плюс, потому что они расширяют пределы его возможностей. Но когда рост прекратился и предел установлен — всё! Теперь нагрузки должны укладываться в этот предел. То, что сверху, — уже за счет здоровья.