Книга Раскаленная броня. Танкисты 1941 года - Максим Кисляков

– Если, конечно, немцы не прорвались… – мрачно произнес Семен, глаза безучастно уставились на грязную подошву сапог. – А то вон они как… перемололи целый полк – не меньше!

Он тяжело вздохнул и отпил глоток из фляжки, струйка вырвалась из горлышка, скользнула по блестящему от сального жира подбородку.

– Не прорвались! – раздраженно бросил Игорь, руки смяли карту и принялись запихивать ее в планшет, жесткая бумага никак не хотела залезать в узкий кармашек. Командир сжал непослушные листы и с силой вогнал в планшет, средний палец сорвался и оцарапал кожу о бумажный край. – А, черт! – ругнулся лейтенант и приложил оцарапанный палец к губам. – Но если не поторопиться, то можем натолкнуться на каких-нибудь заблудших фрицев.

– Нельзя нам сейчас с немчурой сталкиваться, – пережевывая шмат тушенки с хлебом, промычал Семен.

– Это верно, – выдохнул Игорь и кивнул на Ромку Демина. – С нашим раненым балластом биться долго не сможем. Да и уйти уже, как тогда, в овраге, не получится…

– Чего?! – вдруг взорвался Демин. Он подался вперед, порываясь подняться, но ему удалось лишь привстать на локтях. Он чертыхнулся и раздраженно выпалил: – Зачем списываете как балласт? Я не просил вас тащить меня! Ежели мешаю – бросьте здесь, в каком-нибудь овраге. – Демин отвернулся, насупился, губы задрожали. – Только автомат с парой магазинов оставьте. Я без вас справлюсь!

Внутри неприятно полоснуло. Игорь опустил голову. Ему вдруг стало стыдно. «Черт! Мой дурной язык!» – зло подумал он и подсел к Демину – тот еще сильнее отвернулся, – лейтенант улыбнулся через силу и легонько похлопал ладонью по его руке.

– Верю, Ромка, верю! Ты их один всех положишь – и глазом не моргнешь!

– То-то же! – довольно промурлыкал Роман.

После короткого привала танкисты двинулись дальше. Солнце понемногу начало цеплять верхушки холмов. Духота стала уступать легкому вечернему ветерку. Если бы не отдаленные разрывы и постоянно висящий запах гари – можно было бы зарыться в луговую траву с головой и наслаждаться мирным июньским небом!

Впереди замаячили соломенные крыши хутора. Отряд прибавил ходу.

Однако спокойно пробраться на хуторок им не удалось. Еще на подходе Семен разглядел неглубокую колею от автомобильных шин, рядом следы гусениц.

– Свежие, товарищ лейтенант, – произнес Горобец, ощупывая глинистую развороченную землю. – Час. Максимум – два проезжали здесь!

– Вот черт! – бросил Игорь и стал осматриваться, взгляд цепляется за соломенные крыши домов-мазанок, покосившиеся заборы, нескладные ветхие сараи и продолговатые амбары. Солома горит на вечернем солнце нестерпимым огнем, если не приглядываться – кажется, что крыши и снопы во дворах полыхают ярким пламенем. – Всем залечь, будем пробираться по окраине.

Но танкистам удалось пройти лишь метров сто. Возле очередной покосившейся ограды Семен услышал чьи-то голоса. Все прижались к земле, стали прислушиваться. И – точно! До уха доносится разговор двух мужчин.

– Немчура!.. – выдавил Сема. В голосе проскользнули разочарование и ненависть одновременно.

– Значит, прорвались! – прошипел Демин. – Ух, и сволочи!..

– Командир, что же это? Куда ни плюнь, везде они? – обратился Баир к Игорю, глаза смотрят растерянно.

– Не знаю, Баир.

– Командир, а может, покрошить их? – предложил Демин.

– Отставить! – отрезал лейтенант. – Будем пробовать уйти без боя.

Протасов посмотрел на Романа, тот уставился в сторону, откуда доносится размеренная немецкая речь, руки сжимаются в кулаки.

– Нам бы к своим… вот тогда и повоюем! – добавил лейтенант.

– Эт точно, – согласился Демин, глаза жадно вглядываются в округу. – Только бы добраться, тогда будет им, гадам, Дед Мороз и раки на зимовке!

– С раками-то понятно, – согласился Семен. Он тоже ищет взглядом немцев.

Наконец показался проклятый серо-зеленый мундир. Немецкий автоматчик деловито шагает вперед, руки поудобнее перехватили отполированные рукоятки скорострельного МП, на предплечье серебряным шитьем блестит шеврон фельдфебеля, выбритое до синевы лицо сияет надменной улыбкой.

Игорь пригляделся и тут же напрягся, желваки заиграли на скулах. На петлицах черного бархата он заметил поблескивающую пару молний.

– Эсэсовцы!.. – еле слышно прошипел лейтенант.

– М-да, принесла чертей нелегкая, – мрачно протянул Демин

– Жди беды… – коротко подытожил Баир.

За спиной автоматчика шагают двое, в руках винтовки, пальцы застыли на курках – чуть что – тут же прогремит выстрел.

Сапоги немецких солдат поднимают с испещренной ухабами дороги облачка пыли, вокруг ютятся небольшие глинобитные домишки. В одних окна наспех заколочены кривоватыми досками, на других – прочные ставни. Соломенные крыши чернеют проплешинами, вместо ухоженных грядок – месиво перекопанной земли и травы.

Вдруг немецкий фельдфебель остановился, вскинул руку. Двое других тут же замерли, в плечи уперлись приклады винтовок. В одном из уцелевших окон метнулась какая-то фигура, еле слышно скрипнули половицы. Немецкий автоматчик передернул затвор и шагнул к мазанке. Двое других солдат огляделись и тоже последовали за ним. Тяжелый немецкий сапог заскрипел половицами на пороге, рука дернула за ручку двери, та не поддалась. Эсэсовец хмыкнул и со всего размаху шандарахнул ногой в дверь. Раздался треск, в стороны брызнули куски древесины – дверь с первого же удара рванулась вперед, беспомощно повисла на одной петле.

Внутри кто-то вскрикнул. Немецкий автоматчик осклабился, обнажив белые ровные зубы, и шагнул вперед, дуло угрожающе выставил вперед. За ним последовал еще один, другой солдат остался на улице, рука нервно теребит цевье винтовки, глаза бегают из стороны в сторону.

– Давай его по-быстрому стрельнем, – шепотом предложил Демин. – Остальных зажмем в доме и укокошим!

– Ага, укокошим. Еще неизвестно кто кого… – отозвался Семен. – Я слышал, что эсэсовцы – это элита!

– Скажешь тоже – «элита»! – недовольно буркнул Демин. – Мы, танкисты, тоже не пальцем деланы! Или ты трусишь, Горобец?

– Сам ты…

– Отставить разговорчики! – грубо перебил их Протасов.

Внезапно внутри дома послышался визг, его сменил детский плач, следом раздались колючие, словно дюжина гвоздей в связке, отрывистые приказы на немецком, их стали заглушать звуки бьющейся посуды. Немец, оставшийся на улице, встрепенулся – винтовка черным жерлом уставилась в окна.

Танкисты переглянулись.

По половицам тяжелыми шагами прогрохотали армейские сапоги, кто-то вновь пнул в дверь, та оторвалась от последней петли, отлетела в сторону и бухнулась в пыль. Следом на улицу вылетела надрывно плачущая молодая женщина, платье разодрано, полная грудь вывалилась, соломенного цвета волосы разметались в стороны, залитая слезами щека сияет свежим синяком. За ней выскочил немец с винтовкой наперевес, подбитый железными гвоздями сапог ударил в спину женщине, та коротко воскликнула и повалилась на землю.