Книга Полудевы - Марсель Прево

– А любовь? – проговорила, улыбаясь Этьеннет.

– Любовь? Ты называешь этим именем семейный очаг; супруг, обратившийся на путь истины, вроде Поля; он сажает тебя на колени, ласкает, говорит нежности, а ты за это приготовляешь ему грог и туфли! Нет, мне отвратительна такая любовь, слышишь? Отвратительна! Отвратительна!.. Я по натуре не нежная, переделать себя не могу; от нежности у меня расстраиваются нервы.

– Однако Жюльен?.. – спросила немного удивленная Этьеннет.

Мод обоими локтями оперлась о борт кровати и заговорила глухо, но горячо:

– Жюльен!.. Ты не понимаешь, между нами нет нежностей вроде грога и туфель! Ты говоришь, что я люблю его… Так нет же! Я уверена, что не люблю его. Я очень хорошо понимаю и вижу, что он такое. Он не умнее других и притом честолюбив, эгоист, лентяй… О, я хорошо знаю его… Но вместе с тем в нем есть что-то, совершенно отличное, высшее против других мужчин! Он красивее, сильнее, деликатнее, изящнее, более… как бы это сказать? Не знаю; одним словом, выразить этого на языке человеческом нельзя… он составляет всего один предмет, но неизмеримый… он «Любовник». Понимаешь ли ты меня?

Она снова опустилась на подушки, легла на спину и, закрыв глаза, продолжала уже медленнее:

– Все мужчины… даже этот несчастный Кристиан, от которого были все без ума, и старые и молодые… немного противны мне. Ведь, Максим не дурен, не правда ли? A мне хочется укусить его за то, что он целует меня в лоб, который я же подставляю ему… Остается один Жюльен. У него я люблю руки, рот, глаза. Я хочу, чтоб он был близок ко мне… кажется, так же, как желают нас мужчины, даже и ненавидя нас… Ты и этого, конечно, не понимаешь: может быть, никогда и не поймешь, так же, как я не понимаю мечты о туфлях. Я влюблена только в одного человека, но влюблена ужасно. Откуда у меня такой темперамент? Мать моя спокойная, как кукла, Жакелин развращенная только на словах… От отца может быть; он был большой «любитель»… или от какого-нибудь негра, полудикого человека, случайного прадеда со стороны матери… Как бы то ни было, а приходится страдать от этого. Она помолчала с минуту, потом прибавила: – Помнишь, один раз вечером у нас дома какой-то бельгиец – графолог разбирал наши почерки? Мне он сказал; «очень чувственна»… А сумасшедший Эспьен читал через плечо и повторил с хохотом это слово. Я так взглянула на него, что он замолчал, а сама не удержалась, чтобы не сказать ему: «Вовсе нечему смеяться… Неужели вы находите это забавным?» Дело в том, что все эти куклы или развратники не понимают, что значит обладать чувственностью. Бывают минуты, когда я думаю, что в Париже нет других любовников, кроме Жюльена и меня.

Она довольно долго молчала. Этьеннет несколько напугало это разоблачение души подруги, и она думала: «Как она должна быть взволнована, чтобы говорить таким образом; она так умеет обыкновенно владеть собой!» Но Мод уже успела оправиться и, повернувшись к Этьеннет, спросила спокойно:

– Что пишет милый сенатор?

– Он говорит, что придет сегодня завтракать, как было условлено. Вероятно, и Гектор тоже.

– Конечно, – сказала Мод, улыбаясь, – так как мадам Шантель привезет Жанну.

Этьеннет с улыбкой на губах встала и поцеловала Мод.

– Теперь, – сказала она, – я пойду наряжаться для встречи моего возлюбленного.

– Твоего возлюбленного нечего жалеть. Только хочешь, я дам тебе совет? Не тяни твоего флирта слишком долго.

Молодая девушка уже в дверях сделала знак согласия.

– И послушайся меня, – закончила Мод, – ни слова о Сюзан.

Она позвонила Бетти. Как только англичанка подала туфли, Мод соскочила с постели и спустила с плеч на ковер батистовую сорочку; англичанка проворно подхватила ее. Пока в уборной приготовляли ванну, молодая девушка спокойно расхаживала от комода, где она сама выбирала себе белье, которое хотела надеть в этот день, к каминному зеркалу, перед которым она остановилась, любуясь своим отражением и играя своими волосами, отливавшими золотистым блеском от проникавшего из окон дневного света. И ее нежное, матовое тело, походившее по формам на тело античной Дианы, богини охоты, с ее роскошными темными волосами, рыжеватого отлива, и миниатюрными ножками, пальцы которых были также выхолены, как пальцы рук, – было так совершенно, так целомудренно, тем целомудрием, печать которого лежит на классических мраморных статуях богинь древней Греции. Она растянулась на диване уборной и отдала себя в распоряжение Бетти, которая, став на колени, начала растирать ее мохнатыми салфетками, обрезала ей ногти на пальцах и отполировала их замшевой подушечкой. Мод с наслаждением принимала нужный массаж и по временам потягиваясь, приговаривала: «Еще Бетти, немного покрепче…» Пока длилась эта процедура, Мод предавалась своим мечтам, обдумывала предстоящий день… «Максим… Жюльен… два полюса в моей жизни». До сих пор она держала Жюльена в состоянии постоянного напряжения, не давая ему времени между двумя свиданиями ни обдумать что-нибудь, ни возмутиться своим положением. Теперь предстояло изменить тактику. Отправляясь к Сюберсо, она всегда знала, что за нею следят враждебным взором…

«Было бы положительным безумием хотя бы раз идти туда, с тех пор как Максим в Париже… Вдруг кто-нибудь скажет ему!..» Порою он ей казался мрачным, рассеянным, нервным; иногда он круто обрывал свою речь, как бы насторожась, прислушиваясь к некоторым словам, вызывавшим, вероятно, воспоминание о чем-нибудь слышанном на стороне. «Наверно, он получает анонимные письма… У меня столько врагов!.. Только одни враги! Эта противная Учелли, Аарон бесится за мое замужество, теряя всякую надежду на меня; из-за этого шпионят… Они способны подкупить моих слуг, а Бетти все знает!»

В первый раз смелая девушка ощущала страх за свое будущее, боялась катастрофы. «Если сорвется теперь, кончено… жизнь пропала…» Какое то тайное могучее предчувствие предсказывало ей неудачу. Если этот брак не состоится, что ожидает ее? Неизвестность, надежда на случай… ужасная какая-нибудь посредственность. О! нет, никогда, ни за что не допущу я такой жизни! Перед ней восставала преданная в своей настойчивости фигура Аарона. Она знала, что ему нужно: один раз, пользуясь случаем, когда на большом обеде она не могла не слушать его или заставить молчать, он решился заговорить с ней о своих гнусных планах. Тогда девушка вполголоса защищалась, отвечая ему оскорбительными для него словами, а он, слушая ее, повторял свое: «я ваш друг навсегда… неизвестно, что вас ожидает в будущем… я всегда буду готов к вашим услугам… всегда… а вы знаете, мне всегда удается все, чего я пожелаю!» О, негодяй! Это циничное объяснение произвело на нее впечатление, подобное прикосновению гада… А между тем, если не выйти замуж, то предстоит именно это или нищета… «Мы накануне погрома», думала она, переходя на мысль о денежных делах, которые часто беспокоили ее, хотя она и старалась всячески отстранить от себя эти заботы. «Пока нас не трогают, потому что замужество мое объявлено, а если оно не удастся, они все нападут на нас!»

Скоро, однако, увидав себя в большом зеркале, окруженном серой рамой с голубым рисунком, наполовину одетой, Мод быстро успокоилась. И Жюльен и Максим оба слишком в ее власти, она знала отлично, что они скорее дадут вырвать свои глаза, чем добровольно лишиться ее. «Однако, другие, ведь, отошли от меня и забыли…» И она, вспоминала о неудавшихся сватовствах, как о неизгладимом оскорблении… Чтоб утешить себя, она думала: «Да, но тогда я не приложила должного старания к тому, чтобы меня полюбили».