Книга Пощады не будет - Роман Злотников

– А какие бы мы ни представили доказательства преступных замыслов графов и герцога, в глазах дворян Геноба все они будут необоснованными, – закончил барон.

Грон поднял руки и несколько раз приложил одну ладонь к другой.

– Мои аплодисменты, барон. Итак, что же вы теперь предлагаете?

Барон бросил задумчивый взгляд в сторону окна, за которым раздавалось:

– Разворот, и – раз! Щиты сомкнуть, укол!

– А может, пусть бунтуют? Армия после реформы пока ни разу не дралась. Так, может, заодно и проверим, насколько все получилось?

– Опять мои аплодисменты, барон, – рассмеялся Грон. – Вы приятно меня удивили. Из вас получился блестящий государственный управленец. Отличный план. В моем мире существовала целая теория управления, предназначенная для управления сложными структурами пусть и с низкой эффективностью, но с минимальной затратой ресурсов. Ну например, если вам требуется низвести некую сложную структуру до состояния ограниченного суверенитета, включив ее в состав своей экономической модели всего лишь в качестве источника ресурсов. Она называлась теория управляемого конфликта, или управляемого хаоса. Именно ее пытается использовать против нас барон. Ей сложно противостоять привычными методами, так сказать, методами упорядочения. Ибо для того, чтобы возбудить конфликт, создать хаос, нужны на порядки меньшие ресурсы, чем чтобы создать организованность. В этом случае наиболее приемлемым с точки зрения сочетания параметров стоимость – эффективность способом противодействия является предоставление инициатору возможности возбуждения ограниченного конфликта без перерастания его в хаос и последующее, грубо говоря, «выжигание» его ресурсов в рамках этого конфликта. После чего конфликт затихает, и появляется возможность вернуть ситуацию к организованной фазе. – Грон замолчал.

Барон некоторое время сидел, напряженно морща лоб и потирая виски, а затем его лицо посветлело, и он шумно выдохнул:

– Уф, кажется, понял. Ну и умеете же вы завернуть все так, господин Грон, что без бутыли хорошего вина ну никак не разобраться…

И Грон покаянно понял, что увлекся и перешел на тот язык, каким и излагалась эта самая теория управляемого хаоса и каковой здесь был настолько непривычен, что, несмотря на использование знакомых слов, для местного жителя звучал как совершенно незнакомый. Но барон-то каков молодец… все-таки разобрался.

– Итак, значит, мы даем им начать мятеж, а потом наша армия…

– Не армия, – качнул головой Грон.

– Вот как? – удивился барон. – А кто же?

Грон усмехнулся:

– Ну наши фрондерствующие аристократы до сих пор дуются на нас из-за того, что им не удалось всласть пограбить в Аржени. А по уровню выучки они вполне сравнимы с дворянским ополчением Геноба. Вот пусть и порезвятся…

Барон несколько мгновений мерил Грона напряженным взглядом, а потом осторожно спросил:

– А вы не боитесь, что генобцы сумеют… – Он оборвал фразу.

Но Грон уже улыбнулся широко:

– Ну что вы, барон, я на это надеюсь. Ну подумайте сами, кто является ресурсом Черного барона здесь, в Агбере?

Лицо барона мгновенно прояснилось, а затем он просто просиял:

– Так вы хотите, чтобы он «выжгли» друг друга, а уж потом…

И Грон медленно наклонил голову.

2

– Здравствуй, милая, как ты? – ласково сказал Грон, входя в спальню.

Мельсиль сидела в кресле недалеко от открытого окна и читала. Услышав вопрос Грона, она подняла голову и улыбнулась.

– Сегодня почти хорошо. Даже съела немного фруктов. Он, – она положила руку себе на живот, – уже стучит пяточкой. Хочет в наш мир.

Грон, улыбаясь, кивнул. Мельсиль была уверена, что носит сына. Хотя в этом мире пока еще никто не мог определить пол будущего ребенка с достаточной точностью. Нет, и мастре Камилион, и леди Жалези, один по форме живота, а другая по количеству и форме пятен пигментации, также подтвердили, что ожидается мальчик. А когда Грон, выбрав момент, спросил у Мельсиль, на чем же основывается ее уверенность, она внезапно зябко охватила руками плечи и, передернув ими, тихо произнесла:

– Этот мир не для женщин-властителей. Хватит того, что пережила я.

И Грон почувствовал, как намертво стискиваются его челюсти, чтобы не выпустить наружу глухой, но яростный рык пробуждающегося внутри него зверя…

– А как прошел твой день?

– Нормально, – отозвался Грон, стягивая с плеч камзол и стаскивая через голову нижнюю рубашку. – Сегодня из Геноба приехал барон Экарт. Мы с ним очень славно поговорили.

– Да уж знаю, – усмехнулась королева. – Он забегал ко мне после аудиенции у графа Эгерита. Пел тебе дифирамбы. Все-таки ты умеешь влюблять в себя людей, моя радость.

– Куда уж мне до тебя, – рассмеялся в ответ Грон, направляясь в ванную комнату.

Хотя обычно в семьях знати муж и жена имели собственные апартаменты, вплоть до спальни, и муж посещал спальню жены лишь время от времени, они с Мельсиль продолжали делить общую. Даже несмотря на уже большой срок ее беременности. Мельсиль нравилось чувствовать его рядом с собой, и, поскольку сейчас она спала плохо, Грон часто просыпался оттого, что она легонько гладит его по спине или прижимается щекой к его плечу либо кладет его руку себе на живот и шепчет: «Сынок, это твой папка. Он сильный и умный. Сильнее и умнее всех в этом мире. Ты тоже станешь таким, когда подрастешь». И млел от этого. К тому же он считал себя как бы последней линией обороны, если кому-то удастся прорваться сквозь все созданные им и маркизом Агюеном концентрические круги охраны. И хотя пока удавалось нейтрализовать угрозу на дальних подступах, но кто знает…

Помывшись, Грон вышел из ванной комнаты, которую оборудовали по его собственным вкусам, изготовив и установив первый в этом мире душ, подошел к Мельсиль и, подхватив на руки ее отяжелевшее из-за беременности тело, отнес ее в соседнюю залу, где им уже накрыли ужин. Несмотря на то что Мельсиль из-за токсикоза ела совсем мало, ужинали они всегда вместе. Королева говорила, что в этот момент ощущает себя добропорядочной хозяйкой усадьбы, кормящей мужа-добытчика, вернувшегося с поля. И это ощущение ей очень нравилось. Вообще, за прошедшее время у них все как-то устоялось, выровнялось. Таких всплесков, пожаров страсти, как ранее, практически уже и не случалось. Но взамен взрыву, буйному пожару пришло ровное и теплое пламя. Грону нравилось смотреть на ее лицо, нравилось чувствовать ее тепло рядом, нравились ее взгляды, которые она бросала на него украдкой, когда ей казалось, что он не видит. А ей… ей нравилось в нем все – его сила, его уверенность в себе, его готовность рвануться вперед, снося вековые деревья и скалы, едва только ему казалось, что кто-то или что-то готовится нанести ей вред или даже просто обиду… ну и терпение, с которым он принимал ее чисто женские смены настроения, всплески раздражения и просто внезапно накатившую меланхолию. Правда, до поры до времени. Если ей случалось перегнуть палку, то он мгновенно каменел, его лицо превращалось в безжизненную маску, и тогда уже она вскидывалась и начинала ластиться к нему, вновь вызывая на его лице такую теплую и ласковую улыбку. Мужчина, особенно ее мужчина, – это сильный и яростный зверь, раздражать которого просто глупо.