Книга Лунная долина - Джек Лондон

Разговоры с Мерседес Хиггинс заставили Саксон не только осознать до конца, что ее главная задача — удержать любовь. Билла, они не только обогатили ее знаниями и опытом, но и значительно расширили ее жизненный кругозор. Старуха помогла Саксон проверить ее собственные выводы, пробудила в ней новые мысли, прояснила прежние, подчеркнула трагическую важность всей проблемы брака в целом. Многое из ее безумных речей Саксон запомнила, многое она и прежде угадывала и чувствовала, а многое так и осталось за пределами ее понимания. Однако смысл всех этих покрывал и цветов и правило о том, что, одаряя, надо всегда что-то утаивать, она очень хорошо усвоила, и ей казалось, что более глубокой и мудрой философии любви и быть не может. Все предстало перед ней в новом свете. Саксон перебрала в памяти все браки, какие знала, и увидела совершенно отчетливо, как и почему они оказались неудачными.

С удвоенным жаром отдалась Саксон хозяйству, нарядам, заботам о своей наружности. Провизию она покупала самую лучшую, хотя никогда не забывала о необходимости экономить. Из воскресных приложений и женских журналов в ближайшей читальне она почерпнула много полезного относительно того, как ухаживать за собой. Она систематически занималась гимнастикой, а также массажем, чтобы сохранить силу и упругость мышц, свежий, здоровый цвет кожи. Билл ни о чем не догадывался. Да и незачем ему было все это знать. Его касались только результаты. В библиотеке Карнеги она доставала книги по физиологии и гигиене и узнала множество таких вещей о самой себе и о здоровье женщины, о которых ей не говорили ни Сара, ни приютские воспитательницы, ни миссис Кэди.

После долгих обсуждений Саксон, наконец, подписалась на женский журнал, выкройки и советы которого больше всего отвечали ее вкусам и средствам. Другие журналы получала читальня, и Саксон унесла с собой оттуда не один тщательно срисованный узор кружева или вышивки. Подолгу простаивая перед витринами магазинов льняных изделий, она изучала выставленные в них образцы, а делая мелкие покупки, не могла удержаться от того, чтобы не полюбоваться какими-нибудь модными вышивками в отделе дамского белья. Она даже соблазнилась как-то чайным сервизом, разрисованным от руки, но пришлось отказаться от мысли его купить, так как он стоил слишком дорого.

Постепенно она заменила свое простенькое девичье белье новым, хотя и скромным, но отделанным прекрасной французской вышивкой, складочками и ажуром. Она обвязала кружевами дешевенькое трикотажное белье, которое носила зимой. Сделала себе лифчики и рубашки из тонкого, хоть и недорогого полотна, а ее ночные сорочки благодаря вышитым на них цветам и искусной стирке выглядели всегда свежими и нарядными. В одном журнале она прочитала, что в Париже только что начали носить за утренним завтраком очаровательные ночные чепчики с гофрированными оборками. Ее нисколько не смущало то, что ей в ее положении приходится сначала самой приготовлять этот завтрак. Тотчас же был куплен ярд швейцарского батиста, вышитого белым горошком, и Саксон погрузилась в выбор фасона для чепчика и в пересмотр всяких кружевных обрезков, годных для отделки. Сшитый ею прелестный чепчик заслужил живейшее одобрение Мерседес Хиггинс.

Для дома она сшила себе простенькие капоты из хорошенького ситца, с отложным воротом, открывавшим ее свежую точеную шейку. Она навязала целые ярды кружев для белья и нашила массу салфеточек и дорожек для обеденного стола и шифоньерки. Особенно радовался Билл приобретению афганского покрывала на постель. Саксон даже отважилась расстелить перед кроватью ковер из лоскутков, так как вычитала в женских журналах, что такие ковры стали опять входить в моду. Кроме того, она приобрела все столовое и постельное белье из самого лучшего полотна, какое им позволяли их средства, и отделала его ажурной строчкой.

В эти счастливые месяцы их супружеской жизни она ни одной минуты не сидела сложа руки. Не забывала она и о Билле. С наступлением зимы связала ему напульсники, и он каждое утро, выходя из дому, благоговейно натягивал их, а затем, дойдя до угла, клал в карман. Два свитера ее изделия удостоились лучшей участи, так же как и туфли, которые она заставляла Билла надевать по вечерам, если они оставались дома.

Мерседес Хиггинс с ее трезвым практическим умом оказывала ей огромную помощь, и Саксон усердно старалась раздобывать все самое лучшее и вместе с тем откладывать деньги. И тут ей пришлось столкнуться с современной экономической и финансовой проблемой ведения хозяйства при таком социальном строе, когда цены растут быстрее, чем заработная плата. Однако Мерседес научила ее, где и как закупать провизию, чтобы та обходилась ей вдвое дешевле, чем соседкам.

По субботам Билл неизменно высыпал ей в передник весь свой недельный заработок. Он ни разу не потребовал у нее отчета в ее тратах и постоянно уверял, что никогда так хорошо не питался. Еще не притронувшись к деньгам, она обычно просила его оставить себе столько, сколько ему понадобится на этой неделе. И не только это: она требовала, чтобы он в любое время брал сверх того, сколько ему захочется, на экстренные расходы. Пусть он даже не объясняет ей, для чего ему нужна эта сумма.

— Ты ведь привык всегда при себе иметь деньги, — говорила она. — Почему же ты, женившись, должен стеснять себя? Нет, нет, а то я пожалею, что вышла за тебя. Разве я не знаю: когда мужчины бывают вместе, они любят угощать друг друга. Сначала один, потом другой… и тут нужны деньги. Если ты не сможешь тратить так же свободно, как они,

— я ведь знаю тебя, — ты будешь держаться в стороне. А это совсем не годится, как мне кажется. Я хочу, чтобы у тебя были товарищи, — мужчине нужно иметь товарищей.

Тогда Билл сжимал ее в объятиях и клялся, что она самая замечательная маленькая женщина, какая когда-либо существовала на свете.

— Подумай! — радостно восклицал он, — Я не только лучше ем, живу с большим комфортом и могу угощать приятелей, я теперь даже откладываю деньги — вернее, ты! И за мебель выплачиваю аккуратно, и женушка у меня такая, что я по ней с ума схожу, и в довершение всего — даже есть деньги в сберегательной кассе. Сколько у нас теперь?

— Шестьдесят два доллара, — заявила она. — Не так плохо на черный день! Ты можешь заболеть, расшибиться, мало ли что…

Однажды, в середине зимы, Билл, явно смущенный, заговорил о деньгах. Его старинный друг Билл Мэрфи схватил грипп, а один из его мальчиков, играя на улице, попал под экипаж, и его здорово помяло. Билл Мэрфи еще не оправился после двух недель лежания в постели, и он просил Робертса одолжить ему пятьдесят долларов.

— Тут мы ничем не рискуем, он отдаст, — уверял Билл. — Я знаю его с детства, вместе в школу ходили. Он парень надежный.

— Дело совсем не в том, — отозвалась Саксон, — ведь если бы ты был холост, ты бы ему сейчас же одолжил эти деньги, верно?

Билл кивнул.

— Ну и ничего не изменилось оттого, что ты женат. Деньги-то ведь твои, Билл.

— Вовсе нет, черт возьми! — воскликнул он. — Не только мои. Наши! Я бы никому на свете их не одолжил, не поговорив с тобой.

— Надеюсь, ты ему этого не сказал? — озабоченно спросила Саксон.