Книга Последний танец - Эйлин Гудж

– Что хуже – то, что он изменял, или то, что изменял в дешевых мотелях?

Заметив в его глазах лукавый огонек, Китти нахмурилась.

– Будем считать, что я этого не слышала.

Они вошли в дом, и миссис Акино, грузная женщина необъятных размеров, тяжело поднялась им навстречу со старого стула. Пол комнаты покрывал ветхий коврик; по нему были разбросаны игрушки, на стенах висели дешевые картинки на религиозные сюжеты и фотографии малышей Уиллы.

– Спасибо, что согласились встретиться с нами, миссис Акино, – сказала Китти. – Это мой… друг Шон Роббинс. Мы не отнимем у вас много времени – знаем, как вы заняты.

Мать Уиллы хрипло рассмеялась и хриплым голосом завзятой курильщицы ответила:

– Занята? Да уж, с этими обезьянками не соскучишься. – Бросив усталый, но любящий взгляд на внуков, она добавила: – Садитесь. Вам диетическую или обычную?

Китти в замешательстве уставилась на нее, не понимая, о чем речь. Выручил Шон, сказавший:

– Две диетические коки.

Они сели на продавленный диван напротив матери Уиллы, и та начала:

– О мертвых плохо не говорят. – Миссис Акино взглянула на черно-белый фотопортрет, висевший над телевизором и запечатлевший щеголеватого самоуверенного мужчину с пышными усами и гладко зачесанными назад черными волосами. Так это отец Уиллы, бросивший их, когда она была еще ребенком? «Да, сходство есть», – подумала Китти. Миссис Акино продолжала: – Мне нет дела до того, чем занимаются мои постояльцы, – платят, и ладно. Но когда я узнала, что стряслось…

– Миссис Акино, пожалуйста, вспомните все, что знаете. Любая информация может облегчить ситуацию. – Китти хотела добавить, что и так знает почти все и грязные подробности не смутят ее, но Шон предупреждающе сжал ее руку.

Вынув из кармана сигарету, он протянул ее миссис Акино. Та кивнула в знак благодарности и щелкнула зажигалкой, которую достала из фартука необъятного кармана.

Прищурив маленькие глазки, она затянулась, и Китти вдруг сообразила, что миссис Акино ненамного старше ее самой, хотя имеет взрослую дочь и внуков.

– Не хочу, чтобы нам надоедали расспросами, – буркнула мать Уиллы. – У меня и без того забот хватает.

– Никто не причинит вам беспокойства, – заверил ее Шон. – Ваше имя нигде и никто не упомянет.

– У меня мотель. Не бог весть что, но на жизнь хватает. – Миссис Акино тяжело вздохнула.

– Обещаю, мы не будем… – начала Китти.

– Полиция об этом не узнает, – вмешался Шон. – Богом клянусь. – Он перекрестился, как истый католик, взглядом призывая Китти молчать и позволить вести беседу ему. – Скажите нам, что вы видели. Ваши слова не выйдут за пределы этой комнаты.

Китти бросила на него удивленно-восхищенный взгляд. Шон, выросший в таком же бедном квартале и не понаслышке знакомый с несправедливостью и стражами правопорядка, знал, как успокоить настороженную женщину.

Миссис Акино наконец сдалась.

– Я видела ее всего раз, издалека. Молоденькая. Но старше Уиллы – ей тридцать, а может, и тридцать пять. Светлые волосы. Вот досюда. – Она коснулась рукой плеча.

– Что еще? – спросил Шон.

– Вот, взгляните. – Женщина поднялась и взяла с полки над телевизором какую-то блестящую вещицу и протянула ее на ладони Китти. – Маритес нашла это, убирая комнату.

Золотая сережка в форме маленького узелка. Такие серьги можно купить в любом супермаркете. Нет, эта вещь не поможет найти ее хозяйку. С трудом скрыв разочарование, Китти спросила:

– Можно, я возьму ее с собой?

«Кто знает, вдруг пригодится?» – подумала она. Миссис Акино долго не отвечала, и Уилла, сидевшая на полу с детьми, укоризненно протянула:

– Ма-ма!

Ее мать нахмурилась и протянула сережку Китти.

– Только никаких полицейских, договорились?

– Конечно.

Шон и Китти собрались уходить и уже стояли в дверях, как вдруг миссис Акино произнесла фразу, заставившую их обернуться:

– А еще медсестра – кто же о больных будет заботиться, пока она развлекается?

– Какая медсестра? – Сердце Китти учащенно забилось. Миссис Акино равнодушно пожала плечами, словно эта информация не имела никакого значения.

– Да та девица, что сидела в машине с вашим отцом. На ней была форма медсестры.

Они вернулись домой только к вечеру. Всю дорогу Китти молчала, обдумывая услышанное. Итак, у отца был роман с медсестрой. Неудивительно – в его больнице полно медсестер, и это, наверное, одна из них. Отыскать ее по маленькой сережке не легче, чем Золушку по хрустальной туфельке.

Только вот эту женщину Золушкой не назовешь…

Шон подъехал к дому Китти, и она заметила в кабине его грузовичка, припаркованного у тротуара, темноволосую девушку. Девушка обернулась, и Китти узнала Хизер. О Господи, да она вне себя!

– Черт, я забыл встретить ее после школы. – Шон так резко затормозил, что они качнулись вперед. Выключив двигатель, он бросил Китти ключи и выскочил из машины.

Хизер неловко спустилась с подножки грузовичка – ее беременность стала заметнее. В своих ярко-желтых леггинсах и розовом свитере с медвежонком-аппликацией она напоминала капризную шестилетнюю девочку, а вовсе не шестнадцатилетнюю будущую мать.

– Хизер! Рада видеть тебя. – Китти шагнула к ней навстречу как ни в чем не бывало, но мысли вихрем кружились в ее голове: «Как она здесь оказалась? Неужели Хизер известно про меня и Шона?»

Очевидно, нет, потому что Хизер, едва взглянув на Китти, накинулась на брата:

– Ты ведь обещал приехать! Мне же сегодня к доктору, или ты забыл? Если бы Мисти не предложила подвезти меня из школы, я до сих пор не знала бы, где ты! Мы собирались заехать к ней, как вдруг я увидела твой драндулет у тротуара.

– Прости, сестренка, так получилось. – Шон шутливо вскинул руки. – В девяноста девяти случаях из ста я выполняю свои обещания.

– И все равно я тебя не прощу. – Уголки ее губ плаксиво опустились, нижняя губа задрожала. – Шон, ты же знаешь, каково мне. Когда я одна, мне так плохо. Все меня бросили.

– Я не бросил тебя, я просто забыл за тобой заехать. – Шон обнял сестру за плечи. Глядя на них, Китти вдруг почувствовала себя лишней.

И вместе с тем ее влекло к Шону. Не так, как в ту ночь, когда она упала бы в его объятия, даже если бы он признался, что грабит банки. Нет, теперь все было по-другому и поднималось в ее душе неотвратимо, как волна прилива. «Господи, похоже, я влюбилась в него».

Этому надо положить конец – здесь и сейчас. Ей не нужна любовь, а нужен ребенок, которого ее так жестоко лишила судьба.