Книга Тевтонский крест - Руслан Мельников

— То что ты предлагаешь, Освальд?

— Есть вообще-то способ выяснить судьбу Агделайды. По крайней мере, узнать, брали дочь Лешко Белого в плен язычники или нет.

— Как? — вскинулся Бурцев.

— А самим полонить какого-нибудь татарского рыцаря или князя. Повиднее да поважнее, чтоб знал обо всех знатных пленниках, захваченных под Вроцлавом.

Бурцев присвистнул: — Думаешь, это так просто?

— Однажды мне удалось захватить в плен даже орденского комтура[9]. Много он интересного порассказал тогда о планах ордена.

— Ты знаешь немецкий, Освальд?

— В достаточной мере.

— А как насчет татарского?

Добжиньский рыцарь пожал плечами:

— Ну, придется в придачу к пленнику выкрасть еще и толмача.

Бурцев только развел руками:

— Кстати, Освальд, а что стало с комтуром?

— Обменял его я. На Збыслава и дядьку Адама. Збыслав, как ты знаешь, — литвин, дядька Адам — из пруссов. У обоих к немцам старые счеты — тевтоны да меченосцы[10]пожгли их деревни, вырезали семьи. Вот и сколотили Збыслав и дядька Адам лесную ватагу мстителей. Оба успели преизрядно насолить рыцарям, пока их не поймали. Намечалась казнь, а тут я с комтуром… Предложил обмен. Враги моих врагов — мне лучшие друзья. В общем, вызволил обоих из пыточной. С тех пор нет на свете людей, которым я доверял бы больше. Кстати, если удастся захватить знатного татарского пана, его тоже можно попробовать обменять. На Агделайду. Надеюсь, она все-таки попала к язычникам, а не к Казимиру Куявскому.

В словах добжиньца был смысл.

— Когда мы выступаем, Освальд?

— Ночью. Проще будет обойти татарские разъезды. А сейчас всем спать. Дядька Адам, Янек, выставите стражу.

… Ночь выдалась идеальной для темных дел и скрытных передвижений. Клочковатые тучи затянули небосклон и надежно упрятали колючие звезды. Полумесяц луны лишь изредка выглядывал из клубящихся прорех сплошной пелены. Но отсутствие лунного света отчасти возмещали багровые отблески на горизонте. Для заката было слишком поздно, для рассвета — рано, так что сомнений насчет источника зловещего зарева не оставалось.

— Татары вроцлавские предместья жгут, — хмуро пояснил дядька Адам. — А может, уже и город подпалили.

Партизаны обматывали копыта коней и оружие тряпками. У каждого в седельной сумке нашелся запас нарезанного полотна. Бурцев же не обладал предусмотрительностью лесных воинов и не успел прихватить в лагере даже смену одежды. Он уже собирался пожертвовать единственной исподней рубахой, когда Збыслав — ходячая палочка-выручалочка — протянул ему ворох нестираного тряпья.

Оруженосец Освальда понаблюдал за потугами Бурцева, безуспешно пытавшегося намотать на копыто Уроды обрезок заскорузлой штанины, потом молча отстранил его и за несколько минут сделал всю работу сам. Бурцев не возражал: в конной милиции подобным хитростям не обучали.

— Ты хорошо дерешься, Вацлав, но при этом не знаешь самых простых вещей, которые любой воин осваивает сызмальства. Очень странно… — отметил Збыслав. — Давай-ка помогу тебе укрыть и оружие тоже, а то на твое бряцанье сбегутся все татары из-под Вроцлава.

Выехали уже за полночь. Сначала двигались рысью — под прикрытием деревьев вдоль княжеского тракта. Но когда большак свернул в поля с редкими рощицами и чахлым кустарником, перешли на шаг. Ехали молча. Металл, оберегаемый обмотками, не звенел, тряпичная обувь лошадей глушила удары копыт. Умные животные, словно осознав ответственность скрытого перехода, не нарушали ночную тишину ржанием, даже не всхрапывали.

Освальд выслал дозорных на все четыре стороны света, однако ни один вражеский разъезд им пока не встречался.

— Видать, уже приступили к штурму Вроцлава, — сделал вывод добжиньский рыцарь. — Знают, псы Измаиловы, что некому прийти на помощь осажденным, ну и славно. То, что язычники не опасаются удара в спину, нам только на руку.

Они опять зарысили. Держаться тракта больше не было необходимости: дорогу к Вроцлаву указывало теперь зарево пожарищ.

Горело сильно и уже совсем рядом — где-то за ближайшими холмами. Там же гулко барабанили тамтамы кочевников. Замолкали. И барабанили снова, отдавая невидимым еще войскам зашифрованные в древних ритмах приказы.

Потом ветер донес отголоски чьих-то криков, ржание лошадей.

Освальд приказал снова перейти на шаг, потом — спешиться. На холмы они взбирались со всеми предосторожностями, непрестанно вертя головой на триста шестьдесят градусов. Потому и заметили опасность вовремя.

Шевельнулись тени! Неясные силуэты всадников показались из густых кустистых зарослей меж двумя возвышенностями. Отряд в несколько верховых двигался в ночи так же беззвучно, как и партизаны Освальда. Тоже небось обмотали копыта и снаряжение тряпками.

Догнать? Напасть? Захватить языка?

Освальд молчал. Рука добжиньца — на рукояти меча, но никаких жестов, никаких команд… Да, все правильно: незаметно подобраться к всадникам уже не удастся, а звенеть мечами в тылу противника чревато… Нет никаких гарантий, что в рядовом дозоре окажется важная шишка, знающая о судьбе краковской княжны. Привлекать же к себе внимание раньше времени и ради того, чтобы полонить какого-нибудь десятника, — глупо. Значит, нужно пережидать и молиться, чтобы татарский дозор не заметил притаившегося врага.

Их не заметили. Едва выбравшись из тени холмов, чужой отряд умчался прочь. Торопился, видать, куда-то здорово. Ну, и скатертью дорога.

Глава 32

На холмы отряд Освальда поднялся благополучно. Укрылись в промытой дождями ложбине и только после этого решились взглянуть вниз.

Башни и зубчатые стены Вроцлава возвышались над Одрой (поляки реку эту называли именно Одрой, а не Одером, как привык Бурцев) в два ряда. Первый рубеж укреплений — поплоше и пониже — защищал сам город, кварталы торговцев, ремесленников и прочих вроцлавцев, достатка которых хватило, чтобы поселиться за стенами.

Ров, вал, воротные, угловые башни и мощная бревенчатая стена с узкими бойницами, конечно, впечат ляли, но не шли ни в какое сравнение с каменной цитаделью, построенной внутри города. Кремль-детинец и замок в одном лице, изначально предназначавшийся для городской знати, в лихую годину мог стать последним оплотом вроцлавцев. Если грамотно построить оборону на боевых площадках цитадели, даже немногочисленные защитники успешно сдержат натиск превосходящих сил противника. Выросло, впрочем, вокруг польского города и третье кольцо укреплений. Но его возвели не поляки. Под защитой оградки из заостренных кольев и спешно сколоченных щитов в свете костров суетились осаждающие. Татаро-монголы пока только готовились к решающему штурму. Собственно, сами кочевники больше кричали, размахивая руками и плетьми, а всю тяжелую работу выполняли полоняне. Пленные укрепляли ограду. Пленные под прикрытием плетеных и деревянных щитов подбирались ко рвам и сбрасывали вниз мешки с землей, охапки хвороста, связки соломы. Пленные сколачивали штурмовые лестницы оббивали крытые сараеподобные тараны на коле мокрыми шкурами для защиты от зажигателых стрел. Пленные жгли костры, чтобы татарские лучники сами могли без перерыва пускать в город горящие «гостинцы». И пленные же гибли в первую очередь, принимая на себя основной удар осажденных. Тела полонян, утыканные стрелами, виднелись повсюду. А степные воины почти не несли потерь.