Книга И никакая сила в мире... - Лори Макбейн

– Спасибо, Баттерик, – сказала глубоко растроганная Рея. – Я тоже очень рада снова увидеть тебя. Надеюсь, пока меня не было, ты не дал Проказнице разжиреть и облениться? – с интересом спросила она.

– Ах, миледи, что вы такое говорите! – всерьез обиделся тот. – Осмелюсь сказать, бедная животина так без вас скучала, что чудом не сдохла! И это несмотря на то что ее светлость герцогиня уж как старалась, чтоб она без вас не тосковала! – продолжал объяснять Баттерик. С той минуты как они перешли на знакомую тему, старик заметно успокоился. – Конечно же, я должен был настоять, чтобы ее светлость обязательно брала с собой грума, когда ездила на прогулки, но, прошу извинить, ваша светлость, – он отвесил церемонный поклон в сторону так еще и не проронившего ни слова старого герцога, – вам ведь хорошо известно, что ее светлость порой бывает немного упряма. Дала лошади шпоры – и только я ее и видел! А уж домой приехала мокрая вся до костей, упрямица, нитки на ней сухой не было, когда они обе, хромая, вернулись домой, ее светлость на Проказнице. Да вы не волнуйтесь, ваша светлость, – уверил он Рею, – мы все сделали как надо, даже поставили ей припарки на щетки под копытами, я хочу сказать, Проказнице, а не ее светлости – смущенно поправился он. – Ах, если бы я только мог что-нибудь сделать для ее светлости! – пробормотал старый Баттерик.

– Разве состояние герцогини ухудшилось с тех пор, как я уехал? – коротко спросил герцог, нетерпеливо шагнув к двери, прежде чем старик успел открыть рот.

– Все то же, ваша светлость.

– Она не знает, что мы вернулись? – спросил герцог, бросив исподлобья короткий взгляд на южное крыло замка, где были комнаты всех членов семьи и куда выходили окна спальни герцогини, которая всегда хотела видеть перед собой сад и цветущие лужайки.

– Нет, ваша светлость. Я сделал все, как вы велели. Никто в доме, а особенно ее светлость, знать не знает о том, что вы привезли леди Рею домой.

– Хорошо, Баттерик, молодец. Идем, Рея, – сказал герцог, убедившись, что ни в одном из окон южного крыла не горит свет. – Уверен, что в замке есть один человек, который будет без памяти рад увидеть тебя, моя дорогая!

Баттерик остался стоять как вкопанный на том же месте, наблюдая за тем, как герцог и леди Рея поднимаются по ступенькам лестницы. При мысли, что молодая хозяйка вновь вернулась домой, к семье, старика просто распирало ликование. Но какая-то неясная мысль тревожила его. Странно было то, что сам герцог, казалось, не слишком радовался возвращению дочери.

Радостная весть о благополучном возвращении Реи домой с быстротой молнии разнеслась повсюду в Камейре. Особенно среди слуг, где домоправительница и дворецкий трясли за плечи ничего не понимающих со сна служанок и горничных. Не прошло и четверти часа, а весь замок уже был охвачен радостным возбуждением.

Величественная главная лестница была залита светом свечей. Их было множество, они стояли вдоль пролетов, покрытых изумительной красоты росписью. Люсьен Доминик торжественно ввел свою дочь в родной дом. Они свернули в южное крыло и пошли по все еще погруженному в тишину коридору в угасающем мерцании бесчисленных свечей, горевших в богатых шандалах.

Они миновали Длинную галерею, где с портретов смотрели лица предков, гадая в изумлении, кому это из беспокойных наследников не спится в этот час. Рея не смогла удержаться, чтобы украдкой не бросить взгляд на своего знаменитого прадеда, жившего в эпоху королевы Елизаветы и слывшего отчаянным пиратом. Она готова была поклясться, что в неверном свете свечей заметила хорошо знакомую усмешку на тонких губах. Но когда они с отцом проходили мимо другого портрета, Рея уже надменно смотрела прямо перед собой. Может быть, придет время, когда ей захочется вернуться, чтобы получше рассмотреть это лицо, только не сейчас.

Остановившись перед тяжелыми двойными дверями, которые вели в личные покои герцогини, Люсьен Доминик заколебался, потом осторожно приоткрыл двери и тихо провел Рею в темную комнату.

– Подожди меня здесь, милая, – прошептал он. – По-моему, будет лучше, если я ее вначале подготовлю. Все-таки она была еще очень больна, мне бы не хотелось испугать ее. Надеюсь, теперь, когда ты вернулась, услуги докторов больше не понадобятся. Видишь ли, мне кажется, что она была в таком отчаянии после твоего исчезновения, что потеряла всякое желание жить.

– Хорошо, я подожду, – мягко согласилась Рея, – но если мама спит, зачем будить ее?

– Люсьен, это ты? – раздался приглушенный голос из-за портьер, закрывавших высокие окна.

Рея с отцом обернулись, вздрогнув при звуках этого хорошо знакомого им голоса. Приглядевшись, они увидели, что длинные бархатные шторы приподняты и на низком подоконнике свернулась клубочком закутанная в ночную рубашку неясная фигура.

– Рина? Кто тебе разрешил встать? Разве можно сидеть вот так, в одной рубашке, да еще когда камин потух?! И конечно же, с босыми ногами! Ты, верно, сошла с ума, моя дорогая! – проворчал Люсьен, но в голосе его, когда он устремился к жене, звучало искреннее беспокойство.

– Ты просто вылитый Роули, вечно брюзжишь и переживаешь из-за всякой чепухи! – хрипло отозвалась герцогиня все еще простуженным голосом. – Что плохого в том, что я сидела тут и любовалась восходом солнца? Думаю, сегодня день будет пасмурный. Надеюсь, твоя поездка в Бат прошла удачно? Как я рада, милый, что ты вернулся, я так скучала по тебе! – проговорила герцогиня, протянув руку мужу.

– Тебе уже лучше? – с тревогой спросил он, ласково накрыв ее хрупкую ладонь своей рукой и став так, чтобы герцогиня не увидела, кто у него за спиной.

– Да, немного. Ты же видишь, голос почти вернулся. – Она слабо хихикнула, но смешок тут же сменился резким, лающим кашлем. – А кто это с тобой? Мне показалось, я слышала шепот. Если это ты, Роули, можешь сама пить это особое лекарство миссис Тейлор, – проворчала герцогиня, но когда от предполагаемой Роули не донеслось ни звука в ответ, она вздрогнула и принялась нетерпеливо вглядываться в полутемный угол за спиной герцога. – Роули?!

Люсьен сделал шаг в сторону, чтобы бледные лучи утреннего солнца проникли в комнату, и позволил приблизиться все еще закутанной в накидку Рее.

– Мама!

Герцогиня Камейр застыла, как будто превратившись в камень.

– Рея, – пролепетала она, но пересохшие губы только слабо шевельнулись, не пропуская ни звука.

Через мгновение Рея Клер рухнула на колени перед матерью, прижав заплаканное лицо к ее груди и чувствуя, как мать прижала ее к себе так хорошо знакомым с детства жестом. Сабрина Доминик, не замечая, как трясутся руки, гладила золотистые волосы любимой дочери. Потом, обхватив ладонями ее лицо, повернула его к свету и жадно вгляделась в эти неповторимые фиалковые глаза, точную копию ее собственных.

– Девочка моя милая, моя Рея, – прошептала она. В прерывающемся голосе звенели слезы, она, веря и не веря, жадно смотрела в глаза дочери.

Отойдя в сторону, Люсьен Доминик оставил их вдвоем, не желая мешать встрече. Он посмотрел на головки, прижатые друг к другу, одну темную, другую белокурую, которые были ему одинаково дороги, и глаза его загорелись. Уставший после долгой дороги, он, как ни странно, в эту минуту совсем не чувствовал утомления. Такого радостного возбуждения он не переживал с того самого дня, когда в прошлом году начался этот кошмар. И, глядя, как слабые утренние лучи солнца пробиваются в полутемную комнату, герцог всей душой надеялся, что отчаяние и безнадежность, поселившиеся в Камейре после похищения Реи, покинут их навсегда.