Книга Декаданс - Анна Андрианова

День рождения? Нет, все время праздник удавался не так, как я ожидала. Вечно дарят какие паршивые вазочки и свечки! И еще на последнем дне рождения я танцевала на капоте машины, и мне потом было очень стыдно. Так, сосредоточиться на дыхании, сосредоточиться на дыхании, на дыхании сосредоточиться... А может, на свадьбе? Нет, столько времени убухали на подготовку, устали, хотелось тогда, чтобы эта муторная пьянка скорее закончилась. А еще я была в платье за восемь тысяч, сшитым на заказ, оно оказалось мне мало, я чуть сознание не теряла в корсете, и к концу вечера через три слоя тональника просвечивала моя зеленая кожа.

Перерыв! Ура, перерыв, перерыв! Мне так плохо общаться со своей головой, это ужасно, такое впечатление, что ковыряешься в огромном вонючем мусорном контейнере. Судя по лицам остальных, им всем так же плохо. Все серые и мрачные, на себя не похожие. Полулюди-полутрупы. А осталось сидеть еще девять с половиной дней! Это просто пи...ц. Но других слов просто нет. Это издевательство. Издевательство.

Греческий бог говорил мне: если тебе плохо наедине с собой, как же тебе может быть хорошо с кем-то другим? Господи, уж лучше онанизм, я готова сама доставлять себе наслаждение двадцать четыре часа в сутки, чем вот так вот тупо сидеть и умирать заживо...

А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Я не могу больше смотреть это непреходящее кино про себя! Это смерть заживо. Мысли и образы из памяти, как восставшие из ада, они давят своей четкостью, они стали более глубокими, более подробными, более жесткими. Я на бесплатном сеансе непрерывной мелодрамы.

А-а-а!

Я вспоминаю, как, прочитав про Раскольникова в 11-м классе, решила проверить, будет ли мне наказание за преступление, зашла в магазин возле школы и украла юбку. Наказание было. Меня засекли и позвонили маме, она не била меня, не кричала, просто перестала со мной разговаривать, и я две недели умоляла ее простить меня. Сейчас мне тоже хочется плакать, слезы текут по щекам.

Тут же в памяти всплывает случай, как моя первая и любимая подруга, которая была старше меня на пять лет, бросила меня и стала дружить с моей двоюродной сестрой, они шептались в ванной, когда были у нас в гостях, запирались от меня, а я плакала за дверью.

О-о-о!

А мой первый опыт с мужчинами, когда мальчик, сосед по даче, с которым я играла в песочнице, вдруг встал, снял штанишки, вынул свою пиписю и пописал на мое любимое платье.

Голова трещит по швам. Катастрофа. Какой, интересно знать, умный человек сказал, что время лечит? Оно не лечит, а забивает весь хлам подальше, но он никуда не девается. В такие минуты, как сейчас, он срабатывает как бомба замедленного действия и взрывает мозг. Ну, а если его не выпускать никогда, он превращается в комплекс, внутреннюю проблему, которая невидимой рукой откладывает отпечаток на все, что ты видишь, делаешь, думаешь, говоришь.

Сейчас ядерной боеголовкой в мой мозг впендюрился тот, кого я любила с первого класса. А он отказывался целоваться со мной даже тогда, когда мы играли в бутылочку и она указывала на меня. Он ухаживал за моей соседкой по парте. Боже, как хорошо, что он на ней женился, мне повезло.

Ракета улетела. Мозг дымится. Сейчас запахнет паленым. У меня наверное уже волосы горят. Тело ломит, голова беспомощно свисает вниз, шее трудно держать ее. Мной начинает овладевать какой-то новый образ. Девушка. Я всматриваюсь в нее так, как будто вижу перед собой, размытая картинка становится четче, четче, четче. Изображение приближается. О, черт! Да это же телеведущая. Улыбчивая рыжая стервоза, эмансипе, идеально ухоженная, подчеркнуто независимая, стервозно улыбающаяся, но смертельно одинокая.

Когда мне было шестнадцать лет, я мечтала стать похожей на ведущую из телевизора. Как она была хороша! Я копировала ее жесты, манеру улыбаться, сделала себе такую же прическу. И вот я говорю с ней...

– Ты вдохновилась мной с первой встречи, ты хотела быть на меня похожа.

Круто, мои мысли теперь разговаривают между собой.

– Что?

– Вот на тебе, получи! Ты стала точно такой, как я!

– Слушай, я это я, ты это ты! Какое между нами сходство? Я замужняя и совсем не одинокая!

– Ну, ну! Дубина. Слизала мой образ, а теперь отнекиваешься. Ты одинокая, да еще какая одинокая! И волосы у тебя рыжие, как у меня. А интонация, а жесты? Узнаешь?

– А-а-а!

– Я это ты, ты это я. Гы-гы!

Неужели я проживала не свою, а чужую жизнь... Я копировала ее, даже не подозревая об этом. Я та, которая есть, – это не я! Это собирательный образ из всего того, что мне нравилось в других! А где же я?

В беседу вступила третья мысль аналитического характера:

– Интересно знать, а в Кащенко хорошие условия или они душевнобольных здесь оставляют дожидаться экстаза?

– А это кто говорит?

– Кто здесь?

Боже, все, труба, начались наркоманские ломки, умираю! Я наркоманка! Я хочу курить. Я хочу тонкую сигаретку, такую вкусную ароматную табачную палочку. Ням-ням, она так приятно дымится в руке. Вот я подношу ее к губам, затягиваюсь, в легкие попадает приятная обжигающая свежесть никотинового яда. Боже, какое наслаждение, какой кайф. Как волшебно курить. Но я не могу этого сделать, не могу. О-о-о, о-о-о! Ломки страшная штука...

В 17:00 ужин: две ложки геркулеса, яблоко и чай без сахара. А как же кофе? А как же сигаретка? Я очень хочу посмотреть в лицо Катьке и выражением глаз дать понять, что ее ждет, когда наша «практика» будет закончена. Буду бить ее долго и много. И еще ругаться матом. Это единственное, что помогает сейчас мне выжить. Стимулом к выживанию будет моя месть.

Вечером после этого садизма, собрав свои беспомощные конечности и охладив силой воли дымящийся череп, я доползла до своей кельи. Закрылась в ванной, включила горячую воду на максимум, надушила все своими духами и, разместившись на унитазе, как пугливый воришка, нарушила обязательства: прикурила сигарету и со смаком затянулась.

Я затягиваюсь и затягиваюсь, но ожидаемого удовольствия не получаю. Все, что я визуализировала в голове последние пять часов, сидя в неподвижном молчании в асане, или в полной жопе, накрылось усложненной асаной для продвинутых под названием «жопа на унитазе».

Черт, что такое? Я думала – закурю, ломки закончатся, мое состояние улучшится и жизнь наладится. Но нет! Ничего ровным счетом ничего не изменилось. Никакого кайфа, вообще ничего ровным счетом ничего. Я сижу и тяну воздух. Бросаю сигарету в унитаз. Курение – это то же самое, что пранаяма[5], сосредоточение на вдохе и выдохе. Когда делаешь пранаямы, чувствуешь вкус воздуха, и этот процесс очень приятен. А когда куришь, чувствуешь вкус воздуха вместе со вкусом табака и еще можешь видеть этот воздух. Вот почему подсаживаешься на курение. Я курила двенадцать лет и больше никогда не собираюсь этого делать. Лучше подсесть на пранаямы. Осознавая всю ответственность принятого решения, я беру зубную щетку и манипулирую ей, как сигаретой. Подношу ко рту, затягиваюсь, грудь вздымается, выпускаю воздух, грудь опускается, трясу ей, будто стряхиваю пепел. Кладу сигарету-щетку обратно в стакан. Ну вот, перекур закончен. Перед сном в кровати я также покурила свою нескончаемую сигарету и удовлетворенная заснула в асане «релаксирующая жопа».