Книга Пейтон Эмберг - Тама Яновиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпив коктейль, Барри сказал:
— К омарам возьмем вина. Ты сколько выпьешь?
— Стакана два, — ответила Пейтон.
— Два стакана? Это не много?
— В медовый месяц можно позволить лишнее.
— Тогда возьмем целую бутылку.
Вино, которое принесли вместе с омарами, пришлось Барри по вкусу, а вот цена возмутила.
— Сорок три доллара за бутылку? — свирепо воскликнул он. — Да это настоящий грабеж! Больше десяти долларов это вино не стоит.
Не улучшили его настроение и пережаренные омары.
Красоты горного водопада забылись.
Правда, Барри немного повеселел, с аппетитом отведав имбирного пудинга, — отменного, на его вкус, — но Пейтон нашла отменное блюдо чрезмерно приторным.
В город их отвез тот же водитель. Отпустив машину, Барри рассудительно произнес:
— Чаевых я ему не дал. И так заплатил втридорога.
Пейтон остановила мужа у бара. За окном в глубине помещения стоявший за стойкой бармен надраивал до блеска конусовидные коньячные рюмки. За столом сидело несколько негров.
— Зайдем? — спросила она.
— Этот бар похож на притон, — наставительно сказал Барри. — Пропустить по стаканчику перед сном лучше в отеле.
Придя в номер, Пейтон включила кондиционер и, переодевшись в ночную рубашку, залезла под простыню, взяв в руки купленный в дороге журнал, обложка которого обещала познакомить с сексуальными фантазиями мужчин и верными способами, позволявшими женщинам использовать мужские достоинства в своих собственных целях. Пейтон прочитала статьи, но ничего нового не узнала.
Рядом лег Барри. Задрав ей рубашку, он принялся целовать ей живот, скользя губами к лобку. Достигнув цели, он стал лизать ей влагалище, раздражая языком клитор. Пейтон пришла в секундное замешательство: перед тем как лечь спать, она не помылась. На смену пришло ощущение несуразности: голова Барри, сновавшая между ног, наводила Пейтон на мысль, что она дает жизнь взрослому человеку, правда, не испытывая мучений.
Не испытывала она и особого удовольствия. Лесбийская любовь, да и только! Пейтон слышала, что это женщины-лесбиянки, зная в ней толк, доставляют друг другу настоящее наслаждение, но и в это не верилось. Когда она однажды сама занялась лесбийской любовью, то ей показалось, что она поедает блюдо восточной кухни, приготовленное из не до конца уморенных скользких червей.
Между тем Барри положил ей под ягодицы подушку и продолжил раздражать клитор, орудуя языком. Пейтон вскрикнула и испытала оргазм. Барри вытер губы, чуть отдышался и, вонзив пенис ей во влагалище, заходил над ней ходуном между приподнятыми и согнутыми в коленях ногами. Пейтон испытала новый оргазм, на этот раз менее интенсивный. Барри застонал и затих.
— Спасибо, — сказал он наконец.
— Спасибо тебе, — отозвалась Пейтон.
— Пойду, помоюсь, — произнес Барри, опустив ноги с кровати. — Тебе принести полотенце?
— Принеси лучше попить, — ответила Пейтон натягивая на себя простыню.
Взяв у жены опустошенный стакан, Барри спросил:
— Собираешься спать?
— Я уже сплю, — буркнула Пейтон.
— Тогда, если не возражаешь, я посмотрю телевизор. Возможно, идет какая-нибудь спортивная передача.
Пейтон не ответила. Она погрузилась в сладкое забытье.
У здания аэропорта стоял шикарный автомобиль. Пейтон открыла заднюю дверцу и тут же поняла, что совершила оплошность: дверь полагалось открывать шоферу. К вылезавшему из машины водителю подошел черноволосый мужчина, одетый в элегантный костюм, с дорогим кожаным чемоданом в руке. Его лицо казалось несколько грубоватым, чему виной были густые черные волосы, мясистый нос, полные губы и большой подбородок. Но эту грубость скрашивали глаза, сияющие, как у доброго дядюшки. Обменявшись с водителем несколькими словами на португальском, мужчина сел рядом с Пейтон. Автомобиль тронулся и покатил по набережной не то канала, не то реки. В машине пахло свежей кожей и табаком.
— Вы, видимо, устали в дороге? — спросил мужчина.
— В самолете я почти не спала, — ответила Пейтон. — Простите, но я так переволновалась, что забыла, как вас зовут.
Мужчина широко улыбнулся.
— Я — Джермано Шмидт-Нойзен. А как зовут вас?
— Пейтон Чидл. — Сама не зная почему, она назвала свою девичью фамилию.
Джермано снова широко улыбнулся, так что глаза его превратились в две искристые щелочки среди загорелых складок лица.
Пейтон облегченно вздохнула. Скоро она окажется в роскошной гостинице, примет душ, отдохнет. Потом позвонит Барри и расскажет ему о немыслимой передряге, в которую угодила по собственной глупости и беспечности. Барри сообразит, что предпринять.
Пейтон огляделась по сторонам. Теперь слева тянулась извилистая лагуна, справа виднелись горы с мягкими контурами холмов и пологими склонами. Неожиданно у края дороги она увидала тощую рыжевато-коричневую собаку, трусившую по тропинке, сильно прихрамывая.
— Вы видели хромую собаку? — взволнованно спросила она, повернувшись к Джермано. — Остановите машину, надо забрать собаку и отвезти ее к ветеринару.
— Что вы сказали? — спросил Джермано, пребывавший в задумчивости.
— Остановите машину!
— Что случилось? Вам плохо?
— О боже! — Пейтон вздохнула. — Мы уже далеко. Разве вы не заметили хромую собаку?
— Хромую собаку? А что вы хотели с ней сделать? — любезно спросил Джермано, окинув Пейтон пристальным взглядом.
Ей стало не по себе. Она невзрачно, бедно одета. Как она оказалась в этой шикарной машине рядом с элегантным, хорошо одетым мужчиной, привыкшим к роскоши и достатку? Она взглянула на него исподлобья. Ему было под пятьдесят, но взгляд его черных глаз был чувственным, притягательным.
— Мы остановимся в «Леопольд-Сарабанде», — произнес он; в его глазах заплясали веселые огоньки.
— Я слышала об этом отеле, — отозвалась Пейтон. — Говорят, превосходный.
— Я всегда останавливаюсь в этой гостинице, — продолжил Джермано, — даже в тех случаях, когда по делам мне приходится ездить в другой конец города. Гостиница на берегу моря. Вы раньше бывали в Рио?
— К сожалению, нет, — ответила Пейтон и чуть было не рассказала, что за границей была только раз, когда на Ямайке проводила медовый месяц.
Однако она вовремя спохватилась: если скажет, что замужем, то вполне могут понять, что она заранее отвергает интимные отношения, на которые нет и намека.
— А вы сами откуда? — спросила она.
— Сейчас живу в Кельне, но я родился в Испании, а детство и юность провел в Бразилии. Моя мать — итальянка, а отец — немец.