Книга Стакан без стенок - Александр Кабаков

Не представляю, на каком языке это было произнесено, но ручаюсь, что я понял правильно. И все десять минут езды в такси до отеля думал над этими словами.

Я уже давно не стремлюсь в путешествия – поездил, приустал. Но если мне среди ночи скажут «Италия, Рим», я среди ночи встану и соберусь. «Шереметьево» – Фьюмичино, мой рейс.

Под небом поднебесной

Меня предупреждали, что конец лета в Пекине невыносимо жаркий при жуткой влажности, однако такой парной я все же не ожидал. Несколько шагов из дверей аэропорта до машины – и я, мокрый с ног до головы, задыхающийся, повалился на сиденье новенькой желто-зеленой, как все пекинские такси, Nexia. Водитель по образцу нью-йоркских таксистов был отделен от пассажиров сетчатой клеткой, и это навело меня на подозрение, что китайская столица не такой уж безопасный город, как мне рассказывали. Показав шоферу предусмотрительно приготовленную бумажку с иероглифом, означающим Hotel Radisson SAS (простые китайцы на слух не различают никакие, даже самые простые иностранные слова), я приготовился к восприятию первых впечатлений от страны новейшего экономического чуда. И первое впечатление последовало немедленно: в автомобиле исправно работал кондиционер (интересно, когда кондиционируются московские такси?), а по радио передавали вполне благозвучную поп-музыку, вроде нашей перестроечных времен, только по-китайски.

И небоскребы понеслись по обе стороны первоклассного, без грубых швов и асфальтовых заплат, шоссе.

К пекинским небоскребам – в Шанхае, говорят, они еще куда круче – приезжий привыкает быстро. Вероятно, к ним еще не привыкли сами китайцы, помнящие совершенно другой город, сплошь застроенный каменными одноэтажными домиками трущобного вида, стоявшими квадратами, внутри которых, во дворах, происходила вся жизнь обитателей, принадлежавших, как правило, к одному роду. Такие квартальчики называются, если я не ошибаюсь в произношении, хо-тон. Теперь хо-тоны остались в центре исключительно как экзотика, все они переделаны под лавки, ресторанчики и прочие туристическо-развлекательные предприятия. Эти районы, не слишком оживленные днем, к вечеру наполняются толпами, причем не только и даже не столько туристов, сколько местной пекинской молодежи. Молодежь вполне модная, в рваных джинсах и маловатых маечках, многие с крашенными в модный желтый или оранжевый цвет волосами, что выглядит весьма впечатляюще в сочетании с китайским типом внешности. В ресторанах и танцевальных клубах гремит живая музыка, кое-где даже импортная, сияют, мерцают и переливаются огненные вывески и рекламы – почти исключительно иероглифы, мало где по-английски, русскую же вывеску видел единственную: почему-то «химчистка» в заурядном жилом районе…

И нигде в многотысячной молодой веселящейся толпе ни одного полицейского. Поверишь, что Пекин спокойный город, хотя таксисты и сидят в клетках. Полицейских, исключительно декоративных, в белых перчатках и парадной форме много только на знаменитой площади Тяньаньмэнь. Еще там много молодых мужчин в белых рубашках с галстуками и в темных брюках, прогуливающихся без видимой цели. Там стоит гигантский дворец Собрания народных представителей в стиле коммунистического ампира, туда выходит Закрытый город – нечто вроде пекинского Кремля, при Мао выполнявшего кремлевские же функции. Там – официальный центр китайского коммунизма, отличающегося теперь капиталистической эффективностью, но непреклонного в идеологии: огромный портрет Великого Кормчего и сейчас строго смотрит на площадь.

Да, так вот: насчет пекинских небоскребов – примерно на третий день я перестал их замечать. При том что строили многие из них знаменитейшие и моднейшие в мире архитекторы, они не создают запланированного, вероятно, эффекта, не выглядят ни футуристически, ни шикарно. Скорее город предстает рабочим поселком, поднявшимся на десятки этажей. Чистенько, стекло блестит, стены уходят в небо – но скучно. И даже три высоченных «огурца», как их прозвали китайцы за странные, вытянуто-выпуклые формы, пекинской штаб-квартиры Siemens выглядят как унылые производственные строения. В общем, коммунизм – он и в восемьдесят этажей коммунизм.

Странная же история из тех, которые обычно происходят со мною в чужих краях, в Пекине случилась столь странная, как нигде. Китай, таинственная страна…

С давним моим старшим другом, Василием Павловичем Аксеновым, вечная ему память, с которым в составе большой литературной компании пребывали в Пекине на книжной ярмарке, мы решили поужинать в хорошем китайском ресторане, попробовать хорошей (а не заурядной, которой нас кормили всё время) китайской еды. В одном из туристических кварталов нашли вроде бы достойное заведение, по китайским меркам дорогое – Пекин дешевле Москвы раз в пять, по приблизительным подсчетам. Заказали сразу прельстившее «мясо по-маодзэдуновски», оказавшееся обычной тушеной говядиной с картошкой, прост был вождь. Взяли по бокалу местного красного вина, оказавшегося сравнимым по качеству с дешевым французским. Ну и, конечно, зеленого чаю здоровый чайник… Поели с удовольствием, поговорили душевно о всяких литературных заботах, расплатились и ушли.

А свою любимую летнюю кепку, настоящую белую кепку, истинный раритет в наше время поголовных бейсболок, я там забыл. И обнаружил это наутро, когда пришло время подставлять лысину пекинскому пеклу.

Деваться было некуда. В ближних к гостинице магазинах, конечно, никаких подобий летних кепок не было, продавались исключительно бейсболки популярных марок, от Nike до Dolce and Gabbana, сделанные, естественно, в Китае. Я пошел на встречу с китайскими переводчиками, не покрыв голову и полагая, что по дороге меня хватит солнечный удар.

И тут-то наконец обратил внимание на пекинское небо. Небо это при тридцатипятиградусной жаре было неизменно пасмурное, серое, вершины небоскребов скрывались в дымке, причем это не обычный городской смог, автомобили там не дымят, как московские, даже дизельные грузовики не выдыхают черную копоть, а ездят вполне исправные и, вероятно, соответствуют цивилизованным экологическим нормам. Так что жемчужно-серую мглу, скрывающую небо, можно отнести на счет каких-то загадочных причин, даже идеологических: возможно, там, в соответствии с концепцией рыночного коммунизма, небо обязано создавать серьезное, рабочее настроение и не отвлекать трудящихся лирической голубизной… Размышляя подобным ироническим образом, я отсидел встречу со специалистами по русской литературе, погулял по городу, посетив обязательные туристические места вроде – вот ирония! – Храма неба и Жемчужного рынка, в общем, провел день. Вечером же мы, человек семь, пошли ужинать в другой ресторан, чем накануне, в совсем другом, насколько я мог судить, районе. Сели, заказали, по моему совету, все то же мясо а-ля Мао, креветок еще каких-то, поданных со сладким желе… Пил я только воду… Наконец, собрались уходить. Официантка – очень красивая, как многие, на мой взгляд, китайские девушки, – принесла счет.

Обложечка счета была подана вместе с моей кепкой.

Ужинавший с нами китайский профессор русского языка и литературы по моей страстной и исполненной восторженного изумления просьбе перебросился с официанткой несколькими словами.