Книга Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк

— Вы отважная женщина, — сказал он с улыбкой.

— Пока мне неизвестно, чем я рискую, это совсем не трудно. Но вы мне все объясните, не так ли?

— За вами следили? — спросил Ишида.

— Росетти прилип ко мне как банный лист, но я от него отделалась. Кто он такой? — спросила Клер, глядя на безмятежный профиль своего друга.

— Человек, не внушающий доверия. Вам следует держаться от него подальше. Лучше всего исчезнуть на некоторое время.

— Исчезнуть на время! — возбужденно повторила Клер. — Ничего себе совет! Нельзя исчезнуть на время! Я не тот человек, который может исчезать и появляться! Или я есть — здесь и сейчас, или меня нет.

То ли из-за пьянящих запахов сада, то ли от выпитого накануне джина с кокой, но Клер охватило странное чувство, как будто ее накачали наркотиком. Ее свидание с Ишидой вовсе не походило на романтическое, каким она его себе представляла, и от этого она совсем растерялась.

— Извините, пожалуйста, — заговорила она, — я несу бог весть что. У меня в голове полная сумятица. Пока я ничего не предпринимаю, все еще как-то держится. Но стоит сделать первый шаг, как все встанет с ног на голову.

— Вы не обязаны были делать этот шаг, — помолчав, сказал Ишида.

— Мне хотелось с вами увидеться, — выдохнула Клер. И добавила: — Если не высовывать из дома носу, начинаешь считать себя владыкой мира. Вы играете на двух досках сразу. Вы находитесь здесь, но одновременно вы где-то еще. И вы туда уедете. — Она заплакала. Слезы медленно стекали по щекам и задерживались на губах, наполняя рот соленым вкусом. — Я жрица разрушенного храма, — снова заговорила она, — нелепого и помпезного. Но даже в этом храме мне больше нет покоя, пока вокруг бродит этот ненормальный. — Она дернула подбородком, указывая куда-то в сторону, где, по ее представлениям, находился Росетти — прятался за подстриженным конусом кустарником или увитой густой листвой беседкой. — Кто он такой, вот что я хочу знать, — закончила она, утирая глаза.

— Десять лет назад я убил его жену. В то время мы оба занимались тем, что вы называете промышленным шпионажем. Он работал на французскую компанию, я — на международную фирму. — Он посмотрел на Клер, которая разглядывала свои руки. — Началась одна операция, связанная с медицинским патентом. На кону стояло очень много денег. Но детали не имеют значения. Важно, что этот дурак решил использовать против меня свою жену. Предполагалось, что она соблазнит меня и выкрадет у меня патент, который я к тому времени уже сам успел украсть. Он ни на секунду не усомнился, что я смогу противостоять этой бесцветной глупой женщине, которую он мне подставил. Она вся вспотела от страха, двигалась как деревянная в только что купленной одежде и говорила нарочито низким голосом. Я застал ее, когда она рылась в моих бумагах. Но я не заметил, что она успела стащить револьвер из кармана моего пиджака. Она собиралась им воспользоваться, однако ее муж кретин не объяснил ей, как нужно стрелять. Я вырвал револьвер у нее из рук, но она, вместо того чтобы побыстрее убраться вон, вцепилась в меня. Она стала меня бить, и в этот момент револьвер выстрелил. Это была чудовищная ошибка. Та женщина заслуживала трепки, не более того.

Ишида умолк. Клер представила себе эту сцену. Жене Росетти она придала черты актрисы, портрет которой видела на обложке журнала в приемной Моники. Ей стало холодно. Она не ошиблась — смерть действительно бродила где-то рядом.

— И вас не арестовали?

Ишида тихо вздохнул и медленно повернулся к Клер. Он смотрел на нее так пристально, что она закрыла глаза, словно хотела защититься.

— Он жаждет отомстить мне лично. Он поставил своей целью отравить мне каждый миг жизни. На протяжении всех этих лет он таскается за мной, как верный пес. Я бросил свое занятие, переговорил со всеми, с кем следовало переговорить, уехал за границу — все для того, чтобы избавиться от него и его глупой мести. И мне это удалось. Три года назад в Нью-Йорке он меня потерял. Он чудился мне повсюду, но каждый раз оказывалось, что это не он. Это была лишь память о нем. Тогда я позволил себе осуществить давнюю мечту и поселиться в Париже. Но в тот день, когда в окне над вашей квартирой загорелся свет, я понял, что он меня нашел.

— Но как это ему удалось? — спросила Клер. Ей совсем расхотелось плакать.

— Он занят только этим, больше ничем. Любое дело удастся, если вы посвятите ему все силы без остатка. Вы и сами отлично это знаете, верно?

Она не поняла его намека и спросила:

— Вы полагаете, что он никогда не остановится?

— Почему же, остановится. Когда убьет меня.

Долгое молчание, повисшее между ними, позволило Клер осмыслить все события последних недель в свете того, что она только что узнала. Удивительных, захватывающих, невероятных событий.

— Знаете, у него роман с моей соседкой снизу. Ну, мне кажется, что роман.

— Значит, он должен торопиться. Разделаться со мной и обрести свободу.

— Вы так говорите, как будто это какой-то рок.

Клер охватил ужас. Сидящий рядом с ней Ишида вдруг показался ей маленьким, хрупким и бесконечно печальным.

— Вы помните нашу с вами первую встречу? — спросил он.

Она кивнула, не глядя на него.

— Вы заговорили о романах Кавабаты. Это было странно. Незнакомка, женщина с Запада… И рассуждает о старом писателе, его белых куклах и неизлечимой тоске…

Клер почувствовала себя счастливой. В этом саду, между светом и тенью, она наконец вновь узнавала своего друга и его тихую речь.

— А вы, — подхватила она, — объяснили мне, что Кавабата — это еще не вся Япония, как Камю и Жид — еще не вся Франция.

— Да. Несмотря на все ваши усилия, да и наши тоже, мы остаемся для вас непознаваемой страной. — Он замолчал и медленно провел ладонями по своим ногам.

Клер обратила внимание, что сегодня его присутствие никак не ощущалось. Он сидел рядом с ней — невесомый, не издающий никакого запаха — как будто его здесь не было.

После паузы он снова заговорил:

— Согласно правилам, в наших садах нельзя с одного взгляда обозреть все сразу, в каком бы месте ты ни находился.

Клер испугалась. Этот человек был ей дорог, она не хотела его терять.

— Что вы намерены делать?

— Еще не знаю.

— Вы уедете?

— Не знаю, — повторил он.

— А я знаю. Уедете, — сказала Клер немного агрессивно. Она и желала этого, и боялась. — Я приобрету для вас почетный статус воспоминания. Экзотического воспоминания, — добавила она.

Ишида поднялся, осмотрелся вокруг, сделал несколько шагов к песочнице, глядя себе под ноги, и снова сел рядом с расстроенной и бледной Клер. От головной боли у нее кривилось лицо.

— Я просто очень усталый человек, — сказал он.

— А я и не требую от вас, чтобы вы были кем-то другим, — ответила она.