Книга Приговоренный - Валерий Еремеев

– Так из-за чего же ссора у них вышла?

Шелудько дал зуб, что не знает. Да и не ссорились они вовсе. Когда он спать ложился, все нормально было. Если потом ночью между ними что-то и случилось, так он не в курсе, потому что проснулся только от того, что Тараскин стал молотить в двери.

– Александр Пасечник принимал участие в драке против Тараскина?

Нет, замотал головой Шелудько, не принимал. Он вместе с ним проснулся и, похоже, полные штаны наложил от происходящего.

– За те два дня, что Пасечник был в вашей камере, они не конфликтовали с Тараскиным?

Шелудько сказал, что нет. Наоборот, Тараскин всех предупредил, чтобы этого беспонтового юнца никто не трогал. Сам же Шелудько получил кулаком в челюсть именно потому, что принял Грыжу и Беса за фраеров. Но как же их не принять, если они сами объявляться не захотели.

– Не нравится мне все это, Борис Антонович, – сказал Сыч, когда Шелудько увели. – И не дебилизмом тут вовсе попахивает, а умыслом.

– В смысле?

– В камеру к Тараскину сажают двух уголовников, которые вопреки обычаям ведут себя тихо и вообще хотят сойти за бытовиков. Тогда же к нему подселяют и Пасечника, хотя по логике они должны ненавидеть друг друга. А в одну из следующих ночей на Тараскина без видимой причины совершается нападение с холодным оружием. Я думаю так: его должны были убить, а вину свалить на Пасечника, у которого имелся мотив. Не получилось. Тараскин мог почуять что-то и держаться настороже. А уж потом, оказавшись в санчасти, решил бежать. Потому что не видел для себя другого выхода. Заказуха это, Антонович.

– Чья заказуха?

– Не знаю. Может быть, того, кто и Лапова с Пасечником приказал убрать. Возможно, думал, что смерть Тараскина еще больше следы запутает.

Школьный некоторое время переваривал слова Сыча, а потом сокрушенно покачал головой:

– Ну вот на фига мне все это надо! Так все было просто до твоего появления. Я уже и проект постановления прокуратуры накатал: сигнализацию исправить, решетки на окнах усилить, работников изолятора, допустивших халатность, выгнать в три шеи. А тут заказуха. И что мне теперь со всем эти делать?

Охота с подсадной

Тараскина не поймали ни на первый день, ни на второй. Хотя нельзя сказать, чтобы старания силовиков пропали втуне. Результаты впечатляли. Была накрыта группа, заготавливающая и сбывающая анашу; разгромлено два наркоманских притона; предотвращено несколько краж и грабежей; в подвалах предназначенных под снос домов в разных концах города обнаружили два подпольных цеха по производству водочных изделий, склад с контрабандными сигаретами и один мумифицированный труп. Венцом проделанной работы стала поимка находящегося в международном розыске афериста-мошенника, известного милиции и Интерполу как Гоша Дворник. Последнее было записано в заслугу именно УБОПу, что не могло не радовать. Вот только человека, из-за которого и был весь сыр-бор, простыл и след.

В конце второго дня в милицию обратилась женщина, работающая кассиром на железнодорожном вокзале. По ее словам, около двух часов ночи Тараскин покупал в ее окошке билет на пассажирский поезд номер 353 до Львова.

– Я его очень хорошо запомнила. Он сказал, что у меня доброе лицо, – говорила кассир. – Это у меня-то, после стольких часов дежурства?! Да я передушить готова всех этих пассажиров. Едут и едут. Чего, спрашивается, дома не сидится? Ясно, зубы заговаривал, чтобы я чего не заподозрила.

Слова женщины подвергли сомнению: как-то не очень верилось, что через какой-нибудь час после побега Тараскин вместо подвала или чердака вот так запросто появился на глазах у широкой публики, да еще и вздумал говорить кассирше любезности. Однако всех служащих вокзала опросили, а также проверили записи, сделанные вокзальными камерами наблюдения.

Была получена четкая картинка с камеры кассового зала. Очень похожий на Тараскина человек шел от расписания движения поездов к выходу. Правда, на одном плече у него висела то ли сумка, то ли дорожный рюкзак.

Еще одним серьезным свидетелем стала продавщица аптечного киоска, находящегося в зале ожидания.

– Он, – кивнула она, глянув на снимок. – Остальное тоже совпадает, как в вашем описании. Синие джинсы, черный свитер с серебряной ниткой, кроссовки. Светлый шатен, нос слегка набок, рост выше среднего. Небритый. Да он это, точно вам говорю.

– Что он покупал у вас?

– Бинты, три или четыре упаковки пластыря и мазь «Спасатель» для заживления ран.

После этого отпали последние сомнения. Беглец был на вокзале и даже как белый человек купил билет в купейный вагон.

Последний факт почему-то очень развеселил майора Сыча.

– А ты что думал, Тарас будет тебе в вагоне с углем трястись? – говорил Сыч в телефонном разговоре с майором Голобобовым. – Это ваши люди на такси в булочную не ездят. А наши не только в булочную – и куда подальше могут.

– Иди ты сам куда подальше, – огрызался Голобобов. – Я вообще не понимаю, чего ты веселишься. Тебе вон выговор светит, или вообще попрут с должности, а ты ржешь как конь.

– Можно подумать, тебе не светит.

– А мне-то за что? У меня косяков в роботе нет.

– Ой, Виталик! Ты не задавался вопросом, откуда у Тараскина рюкзак и деньги на билет?

– Мало ли. Дал кому-то по морде по дороге на станцию.

– Я проверял оперативку. Заявлений о гоп-стопе в том районе не было.

– Ну, может, пьяного какого тряхнул, который утром ничего не вспомнил.

– Да ты сам как пьяный. Ничего не помнишь. Когда ты свое образцовое задержание проводил, какие вещи у Тараскина с собой были?

– Сумка кожаная небольшая, – ответил после паузы Голобобов. – Что-то среднее между барсеткой и портфелем.

– И по-твоему, он с одной барсеткой за границу собирался ехать?

На другом конце повисло молчание.

– То-то! – воскликнул совсем уж обрадованный Сыч. – Это его собственный рюкзак. Он его в камере хранения оставлял. И ты при задержании обязан был об этом подумать. Так что готовь вазелин, Борисович!

Масштабные облавы и прочесывание города были прекращены. Поиски передвинулись в западные области.

– Поближе к границе, сволочь, рвется. Ничего, теперь ему кислород-то перекроют. И дня не пройдет, как его схватят, – пророчествовал Таратута на утренней планерке. – Жаль, конечно, что это будем не мы.

Сыч промолчал, думая, что этим своим молчанием совершает должностной проступок. Он-то прекрасно помнил, как в прошлом году они с Тараскиным, вычисляя одного злоумышленника, работали с вокзальными камерами наблюдения. Тарас прекрасно знал как их расположение во всех залах, так и слепые сектора. И если уж он и засветился перед объективом, то только потому, что сам этого хотел. Вывод: город Львов со всеми прилегающими к нему территориями – самое последнее место, где Тараскин объявится в ближайшее время.