Книга Пурпур - Вибеке Леккеберг

Когда острие ножа отхватило крайнюю плоть, он проклял Махмуда. Но проклятие не принесло Андрополусу освобождения. Проклятия никого и никогда не освобождают. Вот такой был сон. Такая правда.

За стеной дворцового подвала разнеслись звуки молитвы. Он повернул голову к оконцу и увидел множество босых ног, но щиколотку укрытых белыми плащами. Процессия женщин наконец добралась до площади. Господи, спаси грешных жителей Тосканы! Убереги от чумы!

Водоносы у колодца как-то болтали о том, что содомские забавы стали в окрестностях делом обычным. Вот и пришла расплата. Андрополус не отказался бы узнать, что это за забавы такие. Вот и падре ужасался: «Содомский грех!» И кардинал о том же. Наверное, это самое страшное прегрешение, хуже не бывает.

Папа Римский недужен. Люди молятся, чтобы Бог дал ему здоровье и оградил Корсиньяно от чумы, поразившей уже и Витербо, и аббатство Сан-Сальваторе. Они молятся за Его Святейшество и за самих себя, не за пастуха.

Веревки больно врезались в лодыжки. За окном виднелся нижний ряд колодезной кладки. У колодца толпились водоносы, – он узнал их рваные сандалии. Должно быть, смотрят на молящихся и обсуждают их.

Андрополус и сам нередко стоял там, перебрасываясь с водоносами словами. Когда кого-нибудь собирались жечь на костре, нередко поминали и о содомском грехе. Андрополус стеснялся расспрашивать. Он что, маленький? Еще засмеют. Наверно, это как-то связано с Содомом и Гоморрой, думал он.

А теперь его самого сожгут за грех, который он если и совершил, то от неведения.

Те, кто знают и любят Андрополуса, сейчас далеко, между ними целое море. Хочется думать, что они живы. Он перевел взгляд на приходского священника и кардинала. Те задумчиво молчали, словно забыли про него. Но вот снова вспомнили.

– Какое дело привело тебя в наш город? – спросил кардинал.

– Я – пастух. Я никогда не надеваю женское платье. Это падре меня так обрядил.

В подвал вошел рослый человек с огромными кулаками. Он без раздумий ударил Андрополуса.

– Что ты делал у султана?

– Прятался среди тюльпанов, но черепахи осветили меня. И я попал в плен к Махмуду.

– Прятался за тюльпанными деревьями? – изумился приходской священник.

– Тюльпаны – не деревья, а цветы. Здесь они не растут.

– Не пытайся нас обмануть!

– Я не лгу. Когда расцветают по весне первые тюльпаны, султан устраивает праздник, на котором славят Аллаха.

– Вздор! – рявкнул рослый, и его кулак снова врезался в Андрополуса. Следом еще и еще раз. Вокруг смеялись.

Падре молитвенно прижал руки к груди. Кардинал предположил, что шпион лишился рассудка.

– Он тянет время, – не согласился приходской священник, – вот и потчует нас небылицами.

Внезапно Андрополуса охватило удивительное спокойствие. Он стал уверен в себе. Будь что будет.

– Я не лгу, – повторил пастух, – нельзя спрятаться там, где горят тысячи свечей.

Правда на его стороне. Значит, нельзя поддаваться слабости. Он – воин, такой же, как отец.

Его опять ударили. Изо рта потекла кровь. Разбитые губы делали речь невнятной.

– Я не понимаю, что он говорит, – сказал кардинал.

– Должно быть, просит, чтобы Аллах помог ему, – усмехнулся падре.

Снова хохот. Это даже к лучшему. Веселящийся не может быть слишком жестоким.

– Ладно, пусть тюльпаны будут цветами. Но ты-то зачем там оказался? – Они переглянулись.

– Раньше, до прихода Махмуда, та земля принадлежала моему отцу. Охотничьи угодья, понимаете? Я их наследник.

– При чем же здесь тюльпаны? – приходской священник задавал вопросы быстро и напористо.

– Их приказал посадить султан, чтобы райская красота бескрайнего цветочного поля заставляла людей восхищаться мудростью и могуществом мусульманского бога.

– Чушь!

– Я говорю, что знаю. Правду, как учит нас Господь.

Андрополус отер с губ кровь.

– Ты у меня доиграешься! Рассказывай искренне и подробно, не то пожалеешь!

Подробно так подробно. Его привела в охотничье поместье тоска по прежней жизни, по родителям. Но никаких следов прошлого, кроме муравейника и старого улья, он не наглел. Отцовские богатство и слава исчезли бесследно.

Про гусиную стаю, тянувшуюся к морю, Андрополус упоминать не стал.

Погрузившись в воспоминания, он закрыл глаза. Когда они были открыты, он видел за окошком только ноги; теперь же воображение превратило людей на площади в черепах. Тысячами они медленно кружили вокруг него, даже не подозревая о существовании Андрополуса, подступали волна за волной, и в их глазах светилась вся мудрость вселенной. У времени есть свои приливы и отливы, глухо шептали черепашьи волны, укачивая его, точно материнские объятия.

– Тебя взяли в детское войско султана?

– Да.

– Тебе приказывали кого-нибудь убить?

– Да. Моего отца.

Собственный голос звучал словно издалека, будто не Андрополус говорит, а Андрополусу. Как когда-то – отец: черепахи всегда идут на свет звезд, но порой обманываются, принимая за звездное мерцанье любой движущийся огонек. Мусульмане пользуются этим, прилепляя к черепашьим панцирям на весеннем празднике горящие свечи. Тогда черепахи становятся друг для друга звездами: эта ползет за той, а та за этой. Но Андрополус не расскажет тюремщикам, как просто обмануть черепах.

– А не учил ли тебя господин Лоренцо, – с присвистом прошептал приходской священник, пронзительно глядя на пастуха, – что между лопаток есть место, которое военные называют «игольным ушком»: попав туда, меч или копье без труда проходят до самого сердца? Не этим ли приемом ты намеревался воспользоваться, покушаясь на Папу Римского? Не барон ли подтолкнул тебя к богомерзкому замыслу?

– Господин Лоренцо ничему меня не учил. Я никогда никого не хотел убивать. Я был и остался христианином. Потому-то и убежал из детского войска султана, – твердо ответил Андрополус.

– Чепуха! – Падре обвел глазами собравшихся в подвале. – Вы слышали? За всей этой святотатственной затеей стоит барон Лоренцо. Он – тайный пособник Махмуда, а мальчишка – орудие в его руках. О Боже, мерзостью несет до самого неба! Из-за того на нас и ниспослана чума!

«Ничему Лоренцо меня не учил! – вновь мысленно вскричал Андрополус. – Действительно, мерзостью несет до самого неба, только от вас, падре, и чума от вас!»

Но вслух эти слова невозможно было выговорить.

– Умоляю всем святым, – заплакал Андрополус, – приведите господина барона! Делайте со мной, что хотите, но доставьте его сюда. Вместе мы сумеем оправдаться и доказать, что оба невиновны!

– Не дождешься, – отмахнулся приходской священник. – У Лоренцо и без тебя хватает забот. Он сегодня хоронит дочь. Убогая отдала Богу душу. И ты тоже умрешь, если не признаешься.