Книга Тамерлан. Потрясатель вселенной - Гарольд Лэмб

Дорога превращается в аллею, по обе ее стороны часовыми высятся тополя. Но слева ручьи, мостики и густой сад, в котором можно заблудиться — окрестности дворца, названного «Услада сердца», где все еще трудятся резчики по камню. Среди чинаров и цветущих плодовых деревьев на пятьсот шагов тянется стена, представляющая собой одну из сторон квадрата, в каждой из четырех стен ворота в виде стрельчатой арки с поднявшими головы каменными львами по бокам.

За стеной работают персидские садовники, рабы убирают строительный мусор. Вдали высится мраморная колоннада центрального дворца. Он трехэтажный, в его проектировании состязались знаменитые зодчие.

В вестибюле все еще трудятся искусные художники, Каждому отведена часть стены, бородатый, презирающий яркость китаец водит кистью рядом с придворным живописцем из Шираза, у которого краски кричащие. Чуть дальше стоит индус, кистью он не владеет, но может накладывать на стены золотую и серебряную парчу. Потолок усеян цветами, но они мозаичные. Стены блещут — это белый отчищенный фарфор.

В северной части города сад, очень похожий на этот, был окончательно приведен в порядок перед походом Тимура в Индию. Вот что говорят о нем авторы хроник, которые ежедневно записывали деяния своего повелителя:

«Наш эмир воздвигнул там летний дворец и провел в нем одну ночь. Строил он его для веселий и празднеств по радостным дням. Образец выбрал из чертежей зодчих. Четверо вельмож наблюдали за строительством павильонов по углам. Эмир Тимур так поглощен был этим строительством, что задержался с походом на полтора месяца, дабы убедиться, что оно будет завершено без промедления. В каждый угол оснований заложена глыба тебризского мрамора.

Стены расписали исфаганские и багдадские художники с таким старанием, что китайские росписи в Тимуровом хранилище редкостей не столь изящны. Двор вымощен мрамором, нижняя часть стен как изнутри, так и снаружи выложена фарфором. Называется все это Северным садом».

В кольце этих дворцов с садами стоит сам город, стены его составляют пять миль в окружности. У одних из его ворот — Бирюзовых — гонцу уступает дорогу кавалькада священнослужителей на мулах. Это всадник в доспехах, шерсть его лошади потемнела от пота и покрыта клочьями пены. С лица всадника, сплошь покрытого запекшейся пылью, глядят налитые кровью глаза, рука его машинально нахлестывает лошадь. Это гонец из Индии.

Торчавшие у ворот бездельники спешат за ним, пролагающим дорогу через толпу, по армянскому кварталу, где стоят желтолицые люди в темных мехах, по улице седельников, пропахшей маслом и шкурами, ко дворцу одного из управителей, где сидят секретари, готовые приняться за переписывание депеш. Замерев, толпа надеется услышать новости — слухи всегда просачиваются за стены. Депеши, судя по всему, срочные.

— Повеление нашего эмира.

Но характер повеления неясен. Разъезжаются с поручениями чиновники управителя, и толпа начинает чесать языками.

Вооруженные воины преграждают путь на крепостной холм, где находятся дворцы женщин эмира. Но у них есть еще дворцы-сады, и в одном сегодня празднество.

Здание окружено клумбами тюльпанов и роз, гость видит, что крыша у него как у китайской пагоды. Анфилада комнат, соединенных арочными проемами, приводит в обитый розовым шелком зал — потолок и стены украшены позолоченными пластинами серебра с узорами из жемчужин. Трепещущие от ветра шелковые кисти в проемах производят впечатление открывающегося занавеса.

Там стоят диваны под шелковыми пологами на копьях. Пол устелен бухарскими и ферганскими коврами. В каждой комнате стоят одинаковые низкие столы, целиком отлитые из золота, на них сосуды с благовониями, каждый стол украшен драгоценными камнями — рубинами, изумрудами, бирюзой. Стоят и золотые кувшины с медом, вином — чистым или с пряностями, в кувшинах с внутренней стороны много жемчуга. Возле одного кувшина шесть чаш, сквозь вино в них мерцают рубины, в два пальца шириной.

Но празднество идет в затененном от солнца павильоне. Там сидит седовласый Муава, несколько татар, много персов шахской крови и приехавшие с визитом вожди афганских и арабских племен. Они ждут, и вот появляется Сарай-Мульк-ханым.

Перед ней идут черные невольницы, рядом женщины свиты с потупленными глазами. Но владычица дворца держится прямо под тяжестью кармазинного головного убора в форме шлема, украшенного драгоценными камнями, вышивкой и широким золотым обручем внизу. Вершина головного убора представляет собой миниатюрный дворец, из которого поднимается белое оперение. Другие перья спускаются ей на щеки, между ними поблескивает тонкая золотая цепочка.

Просторное, украшенное золотым кружевом платье тоже кармазинное. Пятнадцать служанок несут длинный шлейф. Лицо Сарай-Мульк-ханым покрыто белилами и завуалировано по моде прозрачным шелком; черные волосы спадают за плечи.

Когда она усаживается, появляется другая госпожа, помоложе, не столь величественная, сдержанная, почтительная к старшей. Смуглая кожа и удлиненные глаза говорят, что она монголка — дочь монгольского хана, последняя жена Тимура.

К госпожам подходят виночерпии с кубками на золотых подносах, руки их обернуты белой тканью, чтобы не касаться даже подноса. Они опускаются на колени, и когда повелительницы пригубливают вино, отступают назад, входят другие, чтобы обслужить эмиров. Мужчины опоражнивают чаши, потом переворачивают их вверх дном, показывая, что внутри не осталось ни единой капли, и они, таким образом, почтили хозяек как подобает.

Резиденции Тимура расположены повсюду за пределами крепостного холма. Павильоны его беков, не пошедших в Индию с войском, и крепость, построенная особняком на краю лощины. Она служит также арсеналом и лабораторией.

В ней находятся коллекции изящного и необычного оружия, чертежные инженеров со столами, уставленными моделями катапульт, баллист — как с противовесами, так и с цилиндрами для намотки канатов — и огнеметов. Есть помещение, где оружейники куют и опробуют новые клинки, тысяча пленных ремесленников упорно трудится только над шлемами и доспехами. На сей раз они совершенствуют легкий шлем с широким предличником, который можно опустить для защиты лица или поднять вверх, чтобы не мешался.

В сокровищницу входить не дозволяется, но поблизости от нее находится уединенный покой, своего рода кабинет и хранилище редкостей, где иногда Тимур спит, неподалеку оттуда зверинец. Во дворе сияет на солнце дерево — ствол его золотой, ветви и листья из серебра. Но плоды! С ветвей свисают глянцевитые жемчужины, отборные драгоценные камни, выделанные в форме слив и вишен. Там есть даже птицы, раскрашенные красной и зеленой эмалью по серебру, крылья их раскинуты, словно они клюют плоды. В здании сокровищницы есть миниатюрная крепость, ее четыре башни инкрустированы изумрудами. Есть там игрушки — причудливые, но символизирующие лежащее под рукой богатство.

Перевозной мечети здесь сейчас нет. Это легкое деревянное сооружение, голубое с алым, в него ведет высокая лестница, свет проходит сквозь цветные стекла. Его можно разобрать и погрузить на большие телеги, там в настоящее время оно и находится, мечеть собирают ежедневно в часы уединенной молитвы Тимура, пока он идет по Индии.