Книга История Хэйкэ - Эйдзи Есикава

– Послушайте, прекратите хлюпать носами, я уезжаю, – сказал Киёмори и пустил лошадь галопом.

Двое оставшихся повернули вслед Киёмори тут же покрывшиеся пылью лица и через мгновение бегом бросились за ним.

Три монаха, возглавлявшие воинов с горы Хиэй, вышли из Приюта отшельника, кипя от ярости. Судя по гневным взглядам, их требования, вне всяких сомнений, были отвергнуты. Они остановились у поста стражи, чтобы забрать обратно свои копья, демонстративно ими потрясли и вышли за ворота, где к ним присоединились еще двенадцать их подчиненных.

Чтобы передать свои требования властям, монахи, как правило, посылали своих представителей, а получая отказ, они неизменно вносили в столицу Священный ковчег и святые эмблемы и терроризировали власти до тех пор, пока не добивались неохотного согласия, поскольку никто не осмеливался противостоять находящемуся в ковчеге божеству.

В этот раз гора Хиэй потребовала выдачи людей владетеля Аки: его шурина Токитаду и вассала Хэйроку. Одновременно монахи еще раз объявили о своих притязаниях на усадьбу Кагасираяма, но прежний император им отказал.

Волна возбуждения прокатилась по рядам воинов. Раздались крики:

– Вот идет владетель Аки, Киёмори из дома Хэйкэ!

При появлении Киёмори, глядевшего, как всегда, весело, стражники разразились приветственными возгласами. Проезжая сквозь ряды вооруженных воинов, он вертел головой и широко всем улыбался; он почувствовал в них внезапный подъем духа. То же самое ощущал и Киёмори. За ним уныло следовали Токитада и Хэйроку, представляя разительный контраст с возвышавшейся на лошади жизнерадостной фигурой Киёмори.

Секретари дворца, чиновники и придворные с вытянутыми лицами толпились в покоях императора, где государь-инок ждал Киёмори.

Киёмори опустился на колени:

– Государь, хотя в действительности монахи с горы Хиэй требуют усадьбу Кагасираяма, но причиной их появления здесь стали люди из моего дома. За это несу ответственность один я. Таким образом, прошу разрешить мне уладить дело с монахами, как сочту целесообразным.

Император-инок выразил согласие; от перепуганных придворных не последовало ни одного протеста, ни один из них не спросил, как Киёмори собирался склонить монахов спокойно вернуться на гору Хиэй. Киёмори, почтительно поклонившись, удалился.

Его люди наблюдали за ним издалека, переговариваясь:

– Нам нечего ждать от этих придворных с дрожащими коленками, но у господина Киёмори, несомненно, есть план.

До этого момента окружение Киёмори внимательно наблюдало за каждым его движением, высказывая различные предположения о следующем шаге, который он предпримет. Его отказ выдать Токитаду и Хэйроку монахам получило полное одобрение его воинов, поглядывавших на него с уважением и любовью. Каждый чувствовал, что Киёмори был таким человеком, с кем всегда можно поговорить, как с мужчиной. В храбрости и искусстве владения оружием Киёмори ничем не отличался от других воинов, но его глубокая симпатия к бедным и забитым простолюдинам и готовность их защитить сделала его популярным в воинстве; еще одним привлекательным качеством была его способность передавать окружающим собственную жизнерадостность. Где бы он ни находился, его крупное, но пропорциональное лицо – брови как гусеницы, скошенные книзу глаза, большой нос, полные губы, по-молодому красные щеки и уши с тяжелыми мочками, дрожавшие при смехе, – распространяло веселье.

Обладатель этих замечательных черт вышел из внутренних ворот и направился через дворцовую площадь. Очень скоро его окружили воины, которые стали приставать к нему, выкрикивая:

– Киёмори из дома Хэйкэ, что решили на переговорах?

– Будет императорский указ?

– Что там было, что сказал его величество?

За одним вопросом сразу же следовал другой. Киёмори вытер разгоряченный лоб, подтянул наверх шлем, болтавшийся на спине, водрузил его на голову и затянул шнурки на подбородке.

– Ну-ну, не стоит беспокоиться. Я еду прямо в Гион, чтобы остановить их марш с ковчегом.

– Остановить? Их?

– Но эти монахи ничего не боятся, они презирают нас, как пыль под своими ногами, а прошлая ночь показала, что они жаждут нашей крови. Следует ли вам туда ехать, господин? Никто не знает, как они поступят…

– Это правда, но я беру с собой Токитаду и Хэйроку. Как ни жаль, но я должен буду передать их монахам и попытаться достичь согласия.

– Как? Значит, вы все же выдадите их монахам?

– У меня нет выбора.

– Ничего себе! Значит, его величество рассчитывает, что основную тяжесть этого дела примут на себя воины?

– Хватит, кончайте этот бесполезный спор. Вспомните, что такое решение предложил не его величество, а я. Так дайте мне выехать, чтобы остановить их, прежде чем они выступят из Гиона. Если мне будет сопутствовать удача и я вернусь живым, будет что рассказать. Теперь всем разойтись по своим постам.

Вместе с Токитадой и Хэйроку, следовавшими за ним, Киёмори выехал на залитую слепящим солнцем дорогу, побелевшую под иссушающим жаром. Каждый лист и каждый побег поник в пламени солнечных лучей. Не отрывая глаз, молча смотрели стражники вслед этим троим, словно на призраков, вышедших побродить при свете дня.

Стоя на каменной лестнице одного их храмов Гиона, три предводителя, вернувшиеся из Приюта отшельника, обратились с горячей речью к двум тысячам монахов, собравшимся узнать о результатах переговоров.

– …Мы не обнаружили искренности в его величестве. Нам вернули обратно обе петиции. Никакой надежды нет, что хотя бы вопрос о Кагасираяме будет урегулирован. Чтобы привести его величество в чувство, нам не остается ничего, кроме похода на дворец со Священным ковчегом.

Поднялся неистовый рев: «Значит, на дворец! Покарать их!» – и с этими криками множество людей принялось подбирать оружие и двигаться к святилищу, где среди тонких свечей, горевших, как мириады звезд, в облаке благовоний, которое уже окутало почти все рощи Гиона, стоял Священный ковчег. Под пение сутр, размеренные удары гонгов и барабанов, чье биение напоминало призывы к оружию у дикарей, огромная армия двинулась в путь, и воздух пульсировал, словно заряженный каким-то дьявольским воздействием. Поднятый наконец на плечи монахов в белых одеждах и ослепительно мерцавший золотыми инкрустациями Священный ковчег, медленно покачиваясь, начал свой путь с горы к большой дороге.

Вдруг перед надвигавшимся ковчегом возникла человеческая фигура и подняла руку.

– Погодите, вы, адские монахи!

На голове этого человека был черный железный шлем без знаков различия, тело заковано в черные доспехи, на ногах – соломенные сандалии, а в поднятой вверх руке – длинный лук. Невдалеке за его спиной стояли Токитада и Хэйроку, без оружия, с застывшими, как маски, лицами.

– Я, владетель Аки, Киёмори из дома Хэйкэ, прошу меня выслушать. Среди вас, злобных монахов, должен же найтись хоть один человек, кто прислушается к голосу разума.