Книга Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

— Что все это значит?! — возмутился султан.

— О господин, — ответил Юсуф, — ведь ты повелел отделить мое имущество от твоего. Но мое имущество — это всего лишь то, что я ношу на себе. Только эта одежда была на мне, когда твой высокочтимый предпредпредшественник купил меня, и, строго говоря, даже она принадлежит не мне, а тебе — наместнику Аллаха на земле. Как же я мог отделить свое имущество от твоего? Разве я не по-прежнему всего лишь твой раб? Поэтому прикажи своим управляющим забрать все, что было нажито мною за всю мою жизнь. Это твое законное достояние…

— Ну, — заключил хабир, — ты можешь догадаться, чем закончилась эта история. Султан был крайне растроган поведением своего каида и поступил как великодушный человек. Он вернул Юсуфу должность при дворе и все его состояние. — Хаджи Абдель Убаиди улыбнулся. — Так что, как видишь, в Фесе не всегда сразу отрывают голову. Совсем наоборот. Люди здесь гостеприимны, как нигде в мире. Там, впереди, у тех беленных известью домов, нас ожидает прохладная вода.

Хабир оказался прав. Поравнявшись с первой хижиной, они увидели, что на каменном выступе стоит большая амфора со свежей водой, рядом — ковш, а на глине нацарапаны слова Maah el-sabil, «вода праведного пути».

— Вот видишь, лучшей награды в конце долгой дороги и не придумаешь, — заметил он, обращаясь к Рабии.

Он дал сигнал каравану остановиться, и, свесившись со спин верблюдов, хабир и девушка поочередно зачерпнули ковшом воды и выпили. После них, выстроившись в длинную очередь, подходили утолять жажду погонщики, а потом по команде предводителя каравана и рабы получили свою долю.

Они двинулись дальше. Рабия была поглощена своими мыслями, из головы у нее не шла история с Юсуфом. Не доехав сотни шагов до ворот города, она вдруг сказала:

— Султан, помиловавший своего каида, был великодушным человеком. А ты, мой будущий супруг, повел бы себя так же?

Хабир оторопел. Об этом он никогда не задумывался. Поглаживая бороду, он с важностью произнес:

— Если человек верно служил пятьдесят лет, нельзя по первому навету плохо думать о нем.

— Я тоже так считаю.

— Но султан проявил мудрость и исправил свою ошибку. Он помиловал каида.

Рабия кивнула и собрала все свое мужество. То, что она решилась сказать, было ею тщательно продумано.

— А тебе не кажется, мой будущий супруг, что было бы так же мудро, если бы мы помиловали своих рабов?

— Что?! — Хабир решил, что ослышался. — Ты считаешь, мы должны их отпустить?!

— Да, это мое пожелание.

— Так-так, твое пожелание. — Предводитель каравана потемнел и не удержался от вопроса: — А не хочется ли тебе всего-навсего, чтобы твой коротышка Магистр ушел целым и невредимым?

Теперь, когда они начали этот разговор, Рабия осмелела:

— Рассказчик историй хорошо играет в шахматы, вот и все. Я тебе уже однажды сказала, что мне приятнее пить с тобой горячую мяту, чем сидеть с ним за шахматной доской. Это чистая правда.

— Хм-хм… — Хаджи Абдель Убаиди, похоже, был удовлетворен ее ответом. — И как ты себе все это представляешь?

— Не знаю. Я знаю только, что наши рабы точно так же, как Юсуф, не совершали никаких преступлений. Наоборот, хирург сделал Нгонго операцию на глазу. Я сама присутствовала при этом. Он очень хороший врач! Единственное различие между нами и этими рабами в их неверии. Если мы допустим, чтобы они попали в фоггара, они вскоре умрут там и никогда больше не получат шанс вступить на истинный путь Великого пророка. Разве может Аллах милостивый, милосердный хотеть этого? Я в это не верю.

— Так-так, значит, не веришь, — хабир невольно улыбнулся… — Ты очень ловко умеешь отстаивать свою точку зрения. Одному Аллаху известно, кого я беру к себе в дом. Однако шутки в сторону. Предположим, мы сделаем то, что ты предлагаешь. Но где уверенность, что старший надсмотрщик через какое-то время не хватится рабов? Он пошлет весточку в Танжер сиди Шакиру или повелительнице Амине, и наш поступок вскроется. О наказании, которое ожидает нас обоих в этом случае, я не говорю Ты об этом подумала?

— Да, — робко ответила Рабия, — и мне в голову не пришло никакого решения. Разве только подкупить старшего надсмотрщика?

— Об этом не может быть и речи. И подкупившего, и подкупленного в равной степени можно шантажировать. Они листок на ветру коварства, лишь черви в глазах истинно верующего.

— Ты прав, мой будущий муж. Это была глупость с моей стороны. Стало быть, судьба рабов решена?

— Посмотрим, — пробормотал хаджи Абдель Убаиди.

— Значит ли это, что ты подарил бы им свободу, если бы нашлось решение?

— Посмотрим, — повторил хабир.

ПРЕДВОДИТЕЛЬ КАРАВАНА ХАДЖИ АБДЕЛЬ УБАИДИ

Рабов, о мой господин, твой старший надсмотрщик пальмовых рощ Азиз эль-Мамуд повел в фоггара, желая удостовериться, что их будут использовать там, где нужно. Потом случилось несчастье.

Над входом в караван-сарай большими, полустершимися буквами было написано: «Al-Haqq», что означает «истина». Более грязного пристанища нельзя было сыскать во всем Фесе, и единственной истиной были примечательные размеры заведения. Располагалось оно в центре Фес эль-Бали, Старого города, и состояло преимущественно из огромного выложенного булыжником внутреннего двора, по которому бродило бессчетное количество животных. Все они наперебой мычали, ржали и блеяли, оставляли повсюду кучи навоза и непрерывно жевали корм из подвешенных на их шеях мешков. Большая бочка воды в одном из углов не давала скоту страдать от жажды.

Двор окружали небольшие клетушки, скорее напоминавшие камеры и освещенные лишь тусклым светом, пробивавшимся сквозь низкую дверку. Обстановка была спартанской, ибо размеры каморки позволяли разве что одному человеку вытянуться на подстилке и отдохнуть.

Хабир с радостью предоставил бы своей будущей жене более приятный кров, но с таким большим караваном можно было разместиться только в «Al-Haqq». Предводитель каравана, Рабия и отряд погонщиков по прибытии поели в расположенной рядом харчевне «Фундук». Ничего особенно изысканного там не подавали, но нежная баранина, свежие овощи и обжаренные стручки окры[15]после многодневной однообразной пищи показались им невиданными лакомствами. Рабов хабир также плотно накормил и под надежной охраной разместил во дворе, где они могли спокойно спать под открытым небом.

Хаджи постучал в стенку своей клети, усеянную раздавленными насекомыми:

— Рабия, ты меня слышишь?

— Да, слышу.

— Ты освоилась в своей комнате?

— Да, только здесь ужасно душно.

— Мне очень жаль. Может, к ночи станет прохладнее. Оставайся у себя. Я должен отлучиться по делам. Когда вернусь, я бы с удовольствием выпил с тобой горячей мяты. Ты позаботишься об этом?