Книга Щит земли русской - Владимир Буртовой

В западне

А ведь и живи, Илья, да будешь воином!

А на земле тебе ведь смерть будет не писана,

А во боях тебе ли смерть будет не писана.

Былина «Исцеление Ильи Муромца»

Рассвет уже занялся над левобережной днепровской равниной, но тучи на востоке еще продолжали закрывать солнце, и туман висел над речной гладью при полном безветрии, когда Янко тронулся в обратный путь. Ехал по городу под ленивый собачий лай, поглядывая по сторонам и поеживаясь от утренней свежести. Но еще холоднее было от того, что каталось в душе ледяным куском безысходное горе. Чем утешит он людей, его пославших? Ни войска при нем, ни надежды на скорое избавление от осады.

Стража выпустила Янка из ворот молча, будто обреченного. За спиной послышался конский топ: от ворот Киева, под уклон горы, к нему скакали дружинники, десятка два. Вел их тот самый дружинник, что вчера подобрал сброшенного Янком печенега. Он улыбался Янку как доброму знакомому.

— Скор ты на подъем, витязь, — сказал княжий дружинник и повел своего коня стремя в стремя. — К тебе заехали, да князева ключница сказала, что оседлал ты коня. Повелел воевода проводить тебя, сколь возможно будет.

— Поклон от меня воеводе, — ответил Янко, в душе радуясь, что теперь не так страшно ехать степью. Позавидовал про себя: «Воеводе Радку с тысячу бы таких воев! Не дремали бы тогда находники по ночам у костров». А вслух добавил:

— Князь Владимир упреждал меня, что даст стражу, да я в печали о Белгороде забыл вас дождаться, поторопил себя. Как зовут тебя, старшой?

— Прозвали меня Власичем, — охотно ответил дружинник, и снова добрая улыбка скользнула по его лицу. — Матушка сказывала, что кудряв да волосат народился, оттого и имя такое. О тебе же я прознал в княжьем тереме. Как ехать думаешь, Янко?

— Поеду той же дорогой, что и в Киев ехал. У Ирпень-реки простимся. Я перейду на тот берег, а вы воротитесь назад.

Власич годами ровня отцу Михайло, но Янко отметил, что ростом он выше, зато отец в плечах пошире будет. Власич заговорил, стараясь забавными историями отвлечь Янка от печальных дум о Белгороде.

— А три дни назад едва не сгиб я, — улыбаясь, будто о бражном пире, рассказывал Власич, чуть завалясь в седле в Янкову сторону. — Вышел я с заставой вдоль Днепра, вниз по течению. И надумал сам осмотреть поле окрест, чтоб не нагрянули поганые со спины. Въехал на крутую лесистую гриву — да вон она, — обернулся Власич и указал в сторону холмистого берега Днепра. — На коне сижу, по сторонам посматриваю, птиц наслушаться поутру не могу — стосковался по птицам, в Киеве сидя. Казалось мне тогда, что вышел бы мне навстречу из дебрей вепрь, я и его поцеловал бы в грязное рыло. И дождался, только не вепря, а лешего. Давануло что-то шею, да так, что я товарищам даже крикнуть «Прощайте!» не успел! Легче ласточки из седла выпорхнул, а на землю шлепнулся, будто колода дубовая. И решил я, что это леший балует. Стал молитву шептать от нечистого, а сам все же нож на поясе шарю: пока-то бог неба увидит меня под лохматым лешим, да еще в лесу! А леший знай меня мнет, руки перехватывает да за спину крутит. Уперся я, не поддаюсь. Вижу, что моей силы не меньше, чем у него. И не поддался бы, да к нему на помощь другие лешаки сбежались, визжат по-своему, топочут рядом. Сорвали шелом и чем-то, должно дубьем, по голове ахнули. Тут из меня и дух вылетел вместе с огненными искрами из глаз! Будто на звездное небо средь темной ночи взглянул.

Власич весело хохотнул, а потом руку вскинул к шелому, словно через железо хотел проверить, цела ли все-таки голова? И досказал свою быль:

— Когда очнулся, с того света возвратясь, вижу: стоят надо мною мои витязи и в лицо мне из шеломов воду плещут, да так ретиво, что едва не утопили. А на траве побитые находники лежат, головами в одну кучу.

Рядом дружинники улыбались, вспоминая, как это было, шутками про своего младшего воеводу перекликались.

И вдруг Власич сказал, видя сумрачное лицо своего спутника:

— Да, брат Янко, только чудо может спасти Белгород. Северные рати скорее чем за два десятка дней под Киев не подступятся.

— К тому времени Белгорода уже не станет. Корма вряд ли на седьмицу дней осталось. Страшно думать даже, что с нами станется потом! Дружинники с воеводой на печенежские копья кинутся, а дети?

Янко невольно поторопил вороного. Захотелось быстрее встать рядом с воеводой Радком, отцом Михайлой да с товарищами заедино. За Янком и Власич прибавил ходу своему коню. Ехали так долго в молчании, вдруг крик раздался за спиной:

— Власич! Дозорный знак подает слева!

Янко встрепенулся, глянул на юг, а там дружинник коня гнал галопом. Сказал, приблизившись:

— Печенеги видны, Власич. Там, возле мертвого дуба, у Сухой балки. Десятков до шести. Могут выйти нам в спину.

Власич повернулся к Янку. Тот огляделся — до Ирпень-реки было уже недалеко, суходол рядом.

— Мы почти у места, Власич. Дале я пойду пеши. Сбереги коня, друже. Если счастливо кончится осада, разыщу тебя в Киеве. А будет, ты придешь в Белгород с дружиной, тогда спроси двор кузнеца Михайлы.

Власич принял повод вороного.

— Сделаю, как просишь, Янко. Кланяйся белгородцам земно. Упаси бог вас от лиха, а боле того от полона. То хуже смерти для русича.

Янко спрыгнул с крутого склона суходола и побежал по высокой и пыльной заросли лебеды и чертополоха. Бежал, а сам чутко слушал: не застучат ли над головой копыта чужих коней, не раздастся ли там, слева, гортанный крик степняка, увидевшего добычу?

— Ирпень, — устало проговорил он, наконец-то увидев, как край неширокого суходола раздвинулся в стороны, блеснула поверхность реки. Только тут Янко поверил в удачу: не приметили его печенеги! — и грудью упал на прохладную траву, чтобы отдышаться и дать телу остыть после долгого бега.

Лежал недолго. День уже близился к обеду, а идти до Белгорода, хоронясь от находников, ох как далеко! Осторожно встал и вслушался в сотканную из птичьего гомона жизнь леса по берегам реки, потом пошел в воду. Закинув печенежский щит за спину, Янко вошел в реку и поплыл. Течение почти не чувствовалось, но меч и щит тянули вниз, и Янку пришлось грести в полную силу. Хотелось скорее выйти на берег, страшно быть замеченным вот так, посреди реки. Но вот ноги коснулись земли и погрузились в илистое дно, откуда поднялась темно-серыми клубами муть и шла в воде следом за человеком шаг в шаг.

С радостью ступил на твердый грунт. Вот и густая осока осталась за спиной, впереди чуть шевелили листьями кусты волчьей ягоды, шиповника, а там, за молодняком, стоял темный, полный шумной и радостной жизни лес, спасение одинокого русича перед лицом степи.

— А-а-ах! — ударил вдруг в уши резкий крик за спиной. Воинская выучка спасла Янка! В доли секунды успел он упасть на колени и руку со щитом вскинуть. И тут же почувствовал резкий толчок в щит.