Книга От Каира до Стамбула. Путешествие по Ближнему Востоку - Генри Воллам Мортон

Вдалеке паслись несколько сотен верблюдов. Они глодали колючий кустарник, и у всех морды были обращены в одну сторону. Увидишь овцу или верблюда — знай, что где-то неподалеку родник или колодец. Встречаются они здесь редко, вокруг — мили и мили безжизненной пустыни. Первые признаки жизни мы обнаружили в местечке под названием Колодцы Хельба. Мужчины и женщины из племени рувалла мыли своих овец и верблюдов. Два бетонных колодца, устроенные здесь французскими военными, казалось, росли прямо из этой каменистой почвы. Вокруг них суетились девушки-бедуинки, пришедшие за водой. Здесь было около двухсот верблюдов и несколько сотен овец, и картина казалась иллюстрацией к странице Ветхого Завета.

Длинный Джек остановил автобус и объявил, что здесь мы простоим пять минут. Отправившись с ним к колодцу, я обнаружил, что он бегло говорит на бедуинском диалекте арабского. У него был дар смешить, и очень скоро все эти высокие коричневые люди хохотали как дети. У рувалла, о которых часто упоминает Доути в книге «Аравия пустынная», лучшие верблюды в Сирийской пустыне. Я заметил, что у некоторых женщин — типично монголоидные скуластые лица. Длинные и широкие одежды были им явно велики и мешали двигаться, — некоторые подпоясались веревками; из-под подолов виднелись ярко-желтые, без каблуков, башмаки. Пока мы разговаривали с мужчинами, женщины продолжали работать, и лишь изредка улыбались, когда до них доносилась какая-нибудь шутка.

Колодцы здесь необыкновенно глубоки. Женщины опускали на веревке в бездонную яму кожаную бадью. Когда она наполнялась, три девушки вытаскивали ее и бежали, расплескивая воду, не меньше сорока ярдов. Мужчина выливал воду в корыто, еще одна девушка, присев на корточки, наполняла из корыта бурдюки, и еще одна грузила их на спину ослу.

Джек сказал нам, что, когда они заберут свои бадьи и веревки и уйдут со стадом, колодец станет совершенно недоступным и, значит, бесполезным. У каждого бедуина должна быть своя «снасть». А путешественник может умереть от жажды у колодца, если в этот момент рядом никого не окажется.

Мне пришли на ум слова женщины-самаритянки, которая увидела Иисуса, сидящего у колодца близ города Сихара. У нее были веревка и бадья, и он попросил воды. Иисус сказал женщине, что если бы она знала, кто просит у нее воды, то сама бы у него просила, и он бы дал ей «воду живую». Но она не поняла его, решив, что речь идет лишь о воде из колодца. Вероятно, ее слова, обращенные к Иисусу, — первое, что сказала бы любая бедуинская девушка, увидев у колодца человека без веревки и бадьи: «Господин, тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок, откуда же у тебя вода живая» (Ин 4, 11).

Горячее марево дрожало над равниной. Взгляды наши в поисках разнообразия блуждали по скалам, холмам и пересохшим руслам. Так в море человек с удовольствием провожает глазами проходящий мимо корабль. Миновав пропускной пункт — кажется, там была еще колючая проволока, — мы въехали на территорию Ирака. Ни таможни, ни паспортного контроля, ничего, кроме волнистой равнины, усеянной камнями и гравием, похожей на пересохшую котловину гигантского озера.

Мы пересекли плато, где водятся газели. Эти красивые быстрые животные, потревоженные шумом мотора, целым стадом пробегали перед носом нашего автобуса. Казалось, их гипнотизирует движущийся объект — им непременно надо было перебежать ему дорогу. А может быть, мы согнали их с обычных мест выпаса, и они бросились защищать их. Иногда я угадывал их издали — по серой, движущейся полоске пыли на бесцветной равнине. Темной прерывистой линией они скользили на фоне неба. Только однажды нам повезло увидеть их очень близко, они пронеслись мимо нас со скоростью не меньше пятидесяти миль в час, сверкая на бегу своими белыми короткими хвостиками.

День тянулся медленно. Солнце за нашей спиной клонилось к западу. Тени удлинились. Сначала сгустились сумерки, потом на пустыню опустилась темнота. Похолодало, засияли звезды. Когда на небе осталась лишь узкая полоска света, мы подъехали к форту, в плане квадратному: четыре укрепленные стены, четыре башни по углам. Над воротами развевался иракский флаг. У ворот стояли два-три легковых автомобиля и несколько грузовиков. Ходил туда-сюда вооруженный часовой в синей форме. Это был форт Эр-Рутба — мы проехали половину пути до Багдада.

3

Я вошел с бокового входа в темный двор. Солдаты возле казармы бросали на меня любопытные взгляды — прибытие автобуса, возможно, было самым значительным событием за весь однообразный день. По контрасту с безлюдной пустыней, в этом дворике кипела жизнь, в которой ощущался некоторый драматизм, всегда присущий происходящему взаперти, за толстыми стенами. Здесь будто готовились к долгой осаде. Гудела динамо-машина, а когда открывались двери низеньких зданий, вдоль стен форта в желтых прямоугольниках света можно было различить темнокожих мужчин за письменными столами, солдата, только что прибывшего с пакетом, радиста в наушниках.

Вышел араб и набрал воды из колодца, вокруг которого, собственно, и построен форт. Две темные фигуры сошлись посередине дворика. Двое бодро поприветствовали друг друга по-французски — хотя мне показалось, что один из них англичанин. Это были летчики. Один что-то сказал о ветре в Египте, другой — о дожде над Месопотамией. Потом, обменявшись сигаретами, они разошлись. Это удивительное, романтическое место, подумал я. Современная версия римской крепости.

Меня ожидал еще один сюрприз. Пока я плутал по двору, ища, где бы тут перекусить, — в Эр-Рутбе хорошо освещены служебные помещения, но на освещении дворика здесь явно экономят, — открылась дверь, и появился маленький, похожий на обезьянку человечек в белой короткой куртке. Он выглядел как стюард с какого-нибудь океанского лайнера, идущего в экзотические страны.

— Как насчет умыться и почиститься с дороги, сэр? — спросил он по-английски. — Есть горячая вода.

Я последовал за ним и вскоре оказался в комнате с двадцатью умывальниками! Рядом с каждым стоял эмалированный кувшин с горячей водой, накрытый безупречно чистым полотенцем, лежали несколько чистых расчесок и кусок мыла. Я испытал гордость за свою страну, потому что все это явно было английское. Хотел уточнить у маленького человечка, но он уже исчез.

Выйдя на веранду, я увидел указатель: «В холл». Я пошел в этом направлении до ближайшей двери, распахнул ее, и моим глазам предстало любопытное зрелище: в помещении, уставленном плетеными столами, несколько мужчин и женщин сидели в плетеных креслах вокруг печки. Большинство из них были англичане. Некоторые курили, другие пили чай. Я вошел и сел рядом с женщиной в твидовом костюме, читавшей старый номер «Обсервер».

Итак, я попал в зал ожидания, устроенный компанией «Нейрн» в Эр-Рутбе. Все эти люди были пассажиры, следовавшие с востока на запад: британцы, французы, несколько иракцев, двое или трое персов. Забавно вдруг наткнуться на такую вот странную компанию в столь отдаленном месте, она кажется нереальной. Приземляется самолет. Мужчины в костюмах и женщины в мехах и парижских туфельках выходят размяться. Они прогуливаются по пустыне, может быть, что-нибудь съедают, выпивают чашку чая и снова поднимаются в воздух. Арабы-то ничему не удивляются — они с детства слышали о ковре-самолете. И все-таки странно видеть этих прилетевших или приехавших людей, сидящих в полутьме. Атмосфера настолько английская, что иракцы, будучи дома, чувствуют себя несколько неуютно, как в гостях.