Книга След на воде - Марианна Алферова

“Стен, дорогой… – Она плохо разбирала сама, что пишет, на бумаге появились откуда-то розоватые пятна. – Стен, я встретила Игоря… он странный. Он – маньяк. Он – убийца. И он хочет тебя убить. Стен, береги себя!” У нее был только почтовый ящик, куда можно было отправлять письма в Германию. Но она надеялась, что письмо успеет дойти.

Как она доехала до главпочтамта – помнила весьма смутно. Когда вышла из автобуса – едва успела добежать до ближайшей урны – ее вырвало. Но письмо она отправила в тот же день.

Через два дня она отправила еще одно письмо. Потом через неделю – новое. Ответов от Алексея не было. И то письмо, что передал ей Игорь и которое она не успела прочесть, исчезло из сумочки.

А спустя месяц, вернее, чуть больше, вечером в новостях появился диктор в дорогом костюме и заговорил наигранно взволнованным голосом:

– Страшная и загадочная трагедия произошла в эту ночь в частном особняке потомка русских эмигрантов Сазонова. Сазонов был известен как глава крупной советско-германской фирмы “Диамант”. В эту ночь Сазонов был убит в собственном доме вместе со своими домашними и охраной. Еще двенадцать трупов найдены недалеко от загородного домика адвоката Сазонова.

И тут камера показала крупным планом одного из убитых. Он лежал на спине, в груди у него чернело два отверстия. На щеке – тоже кровь. Мертвый, почему-то полностью раздетый в ярко-зеленой траве – камера наезжала, все крупнее становился план. Можно различить глаза, волосы… Да это же Стен!

Лена смотрела на экран и не могла вздохнуть.

На экране вновь появился комментатор. Он что-то говорил – она слышала, но не понимала – что. Запомнила лишь, что он почему-то упомянул Вальпургиеву ночь.

В конце репортажа он профессионально вздохнул. Вместо нее.

– Подождите! – крикнула Лена и рванулась к экрану, будто надеялась удержать исчезнувшее изображение. – Это же Стен!

Она прижалась к выпуклой поверхности кинескопа и не могла сдвинуться с места. Где-то в животе у нее образовалась пропасть, и туда падало и падало, заходясь ударами, сердце и никак не могло упасть.

Внезапно Лена вскочила, схватила Лешкину фотографию, бросилась на кровать и прижала фото к груди. Боль становилась все сильнее и сильнее. Она расстегнула блузку и запихала фотографию под белье, к самому сердцу: пусть он слышит, как оно часто-часто бьется. Она стискивала фотографию, как никогда прежде не обнимала живого Алексея. Она металась по кровати и повторяла одно-единственное: “Ой, Лешенька, ой, миленький, как я тебя любила! Ой, мамочка, что делать-то! Что делать…”

А тут как раз случились октябрьские события 93-го, когда по Белому дому, нашему Белому дому, за который в 91-м сотни и тысячи готовы были умереть, лупили из танков, и он горел и, покрываясь копотью, чернел на глазах у миллионов в прямом эфире. И никакого символа не стало, а появилось вскоре еще одно чиновничье гнездо. Так что странный случай на германской земле никто наверняка и не помнит уже… Никто, кроме Лены.

Уже весной она получила письмо. Конверт был длинный, из плотной белой бумаги, не такой, какие присылал Стен. Развернув письмо, она прочла:

“С прискорбием сообщаем Вам, что Алексей Александрович Стеновский погиб в результате несчастного случая 30 сентября 1993 года. Приносим Вам свои соболезнования. Профессор Н. К. Гамаюнов”.

Что ей оставалось после этого? Работать и читать вечерами книжки. И слушать чужие мысли, которые поражали своей убогостью. Или трахаться с кем-то, кого она не могла полюбить.

Однажды вечером к ней зашел Ник Веселков – просто так, поговорить о том о сем. И остался. Он как-то необыкновенно возвышенно красиво говорил. И даже думал. Поначалу ей нравились его мысли. Ей даже казалось, что Ник чем-то похож на Алексея. А потом…

О Боже! Зачем ей этот проклятущий дар?!

Да, сегодня вечер воспоминаний удался на славу. В этом году исполнилось одиннадцать лет, как они в последний раз виделись со Стеном. Одиннадцать лет. Неужели? Даже не верится. Лена подошла к зеркалу и придирчиво оглядела себя. Интересно, здорово она изменилась за эти годы? Не очень. Но все же… Лена вытащила альбом со школьными фотографиями и принялась сравнивать. Нет, пожалуй, сейчас она выглядит интереснее – изменился овал лица, детская округлость щек, которая ее всегда раздражала, исчезла… Теперь на лице слегка выдавались высокие скулы, нос сделался чуточку тоньше, глаза больше. А модная стрижка придавала ее внешности нечто французское – так казалось самой Лене. Челка скрывала тонкий шрам, похожий на продольную морщину, – пришлось делать косметическую операцию.

Она сбросила халат и повернулась перед зеркалом нагая. Ах, черт возьми, какая фигура: ни капли жира, ни отвислых складок, семнадцать лет, да и только. Но некому это оценить.

Она включила музыку. В детстве она обожала танцевать перед зеркалом, напялив на себя мамашины тряпки. Раз сегодня вечер детских воспоминаний, почему бы для полной достоверности не предаться и детским забавам? Она вытащила из шкафа алую полупрозрачную комбинацию, черные чулки, повязала на голову пестрый шарф. Очень сексуальный получился танец. Она кружилась, посылая неведомо кому воздушные поцелуи.

Звонок в дверь застал ее во время очередного па.

“Никак мамулька, – подумала Ленка, накидывая на плечи халат. – Вечно является, когда ее не ждешь”.

– Кто там? – спросила Лена, уверенная, что это мать, и уже начала открывать замки.

– Это я, – отозвался показавшийся смутно знакомым мужской голос.

– Кто “я”? – передразнила она, слегка перетрухнув.

– Я, Алексей. Стен.

Теперь она узнала его голос – да, очень похож, хотя и сделался немного ниже за эти годы. Но он же умер!

Пять лет как его нет… Или?… Еще не смея поверить, она отворила дверь. Лешка стоял на площадке. Лешка, почти не изменившийся за эти десять лет. Такие люди до старости сохраняют в облике что-то мальчишеское. Наверное, она должна была несказанно обрадоваться его появлению. Но нестерпимая обида заглушила в ее душе все чувства.

– А зачем ты, собственно, явился? Надоело притворяться трупом? – У нее противно дрожал голос, но она не могла ничего с собой поделать. – А может, я замуж вышла!

Стен отрицательно покачал головой:

– Не притворяйся. Я знаю: ты одна.

Откуда – хотела спросить, но не спросила. Знает – и все. Как знал когда-то, что надо разбрасывать листовки.

– Все-таки ты сволочь.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. На скулах у Стена ходили желваки. Он всегда был обидчив до чертиков. Сейчас повернется и уйдет.

– Ладно, заходи. Будем надеяться, что все эти годы тебя мучила совесть.

– Я не один, – признался он. – Со мной мои друзья. К тому же должен предупредить – давать нам приют опасно.