Книга Я, ты и любовь - Джасинда Уайлдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нашел ее в кровати, с закрытыми глазами, с фотографией мистера Хенкеля, прижатой к впалой груди, и улыбкой на лице. Я пошел на ее похороны, шокировав до потери пульса ее поганого богатого внучка.
В глазах у меня, видимо, что-то отразилось, потому что Нелл перестала играть и спросила, о чем я думаю. Я рассказал ей о миссис Хенкел. О долгих разговорах, которые мы с ней вели, медленно пьянея от «Эрл Грея» с виски. Как она всегда смеялась над моими татуировками и широкими штанами. Когда я сошел с дурной дорожки и завязал с бандой, старушка была на седьмом небе от моих нормальной ширины джинсов.
Чего я не сказал Нелл, так это что старина Кольт проводил время с миссис Хенкел из чистого эгоизма. Я был одинок. Я отошел от банды, перестал общаться с парнями из гетто, кроме Сплита. Миссис Хенкел была мне другом, хорошей во всех смыслах компанией. Она, наверное, обгадила бы свой памперс, если бы знала половину того дерьма, в котором я был замазан по уши, а сейчас мне кажется, что она все это знала и поэтому никогда не спрашивала.
Исчерпав тему покойной миссис Хенкел, я замолчал.
— Объясни, что ты имел в виду, — сказала Нелл.
— Насчет? — разыграл я недоумение.
— Почему ты недостаточно хорош для меня? Что значит — воспользоваться ситуацией?
Я отложил гитару, отпил из бутылки и предложил Нелл.
— Я… неудачник, Нелл.
— Я тоже.
— Да, но тут есть разница. Я не из порядочных. Не то чтобы я непорядочный, у меня есть свои плюсы, но… — Я покачал головой, не в силах подобрать нужные слова. — Я много чего натворил. Сейчас стараюсь не попадать в неприятности, но это не отменяет того, что я сделал.
— По-моему, ты хороший человек, — проговорила Нелл, не глядя на меня.
— Ты же видела, что я сделал с этим говнюком Дэном.
Она фыркнула:
— Говнюк Дэн… Звучит. Да, видела, да, испугалась, но ты же меня защищал. И вовремя остановился.
— С большой неохотой.
— Все равно. — Нелл зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Ты себя дешево ценишь, Колтон. И не доверяешь мне, не рассказываешь то, что я хочу знать.
— Что ты имеешь в виду? — Я это прекрасно знал, но хотел услышать от нее.
— Я ответила на твой поцелуй — безумный, странный, смутивший меня. Но сделала это сознательно, отдавала себе полный отчет. Я не была пьяна. — Нелл взглянула на меня из-под длинных темных ресниц. Глаза говорили о тысяче разных вещей, о которых молчали губы.
Во рту у меня пересохло.
— Зря я тебя поцеловал.
— Но поцеловал же все-таки.
— Такая вот я скотина. Оказался рядом и урвал свое.
— Я не считаю тебя скотиной. Ты очень милый и нежный, — сказала она, чуть улыбнувшись.
Я покачал головой, возражая:
— Нет. Это все ты, ты пробудила во мне эту нежность. Я уличный подонок, Нелл. Отморозок по сути своей.
— Бывший отморозок, — возразила она.
Я засмеялся.
— Бандит всегда бандит. Может, я и не контролирую улицы, но внутри я прежний.
— Ты мне нравишься именно таким.
Я отчего-то смутился и встал.
— Уже поздно. Надо поспать.
Нелл посмотрела на солнце, краешком показавшееся из-за небоскребов.
— Наоборот, еще рано. Но поспать надо, я без сил.
Я взял у нее гитару и подал руку, когда она начала спускаться по лестнице. Мне нравилось ощущение ее маленькой ручки в моей. Я не хотел ее отпускать и не отпустил. Нелл тоже не отобрала руку. В квартире она зашла в ванную, а я переоделся в спортивные шорты и наконец позволил себе ощутить боль от ударов Дэна. Я потянулся, чувствуя, как ноют ребра, и тронул языком шатающийся зуб, вздрогнув от тупой, но сильной боли. Из ванной вышла Нелл с мокрым полотенцем и потянулась к моему лицу. Я отодвинулся.
— Все нормально, — буркнул я.
— Заткнись и потерпи.
Я вытаращил глаза, но не отстранился. Ее прикосновение было слишком нежным для грубой скотины вроде меня. Взявшись за подбородок, она повернула мою голову набок и кончиками пальцев провела по ссадинам и синякам, будто боясь разбередить их. Я задохнулся от ее близости, от пьянящего, едва уловимого аромата духов, шампуня, лимона, виски и женщины. Нелл повернула меня другой щекой, сосредоточенно щурясь и оттирая запекшуюся кровь. Я умывался в Трайбеке, пока она была в душе, но, видимо, плохо отмылся. Она провела влажным полотенцем по моей верхней губе, подбородку, лбу, скулам, а потом пробежалась пальцами по лицу, легонько, испытующе трогая каждую ссадину.
Я стоял неподвижно, позволяя прикасаться к себе не без страха в душе. Нелл смотрела на меня словно впервые, будто старалась запомнить, какой я. В ее взгляде была глубина и отчаянное желание. Когда она провела большими пальцами по моим губам, я шутливо прикусил один, довольно сильно.
Ее глаза расширились, ноздри дрогнули, и она втянула воздух, когда я провел языком по подушечке пальца.
Что я творю, черт побери? Но я не мог остановиться.
Она наклонилась, выдернула у меня изо рта палец и заменила его своим языком. Это безумие, я не должен ей позволять.
Но позволил. Боже мой, как позволил! Я целовал ее со всей жадностью и голодом, снедавшими меня изнутри. Мы стояли на пороге моей спальни, в нескольких дюймах от кровати. Так легко развернуть ее и уложить спиной на простыни, сорвать одежду и…
Я отодвинулся. Нелл разочарованно вздохнула.
— Ты все время останавливаешься, — упрекнула она.
Я неохотно высвободился из ее объятий. В голове царил какой-то сумбур. Несмотря на желание, я считал, что не вправе обладать Нелл. Что-то подсказывало, что нам суждено быть вместе, что-то подталкивало меня обнять ее, прижать к себе и не отпускать. Нелл желала меня, я желал ее… Но я помнил, что недостаточно хорош для нее.
— Надо поспать, — сказал я. — Можешь устраиваться на кровати.
Я собрался уйти, когда Нелл схватила меня за локоть.
— Я не хочу спать одна, — заявила она. — Я так долго спала одна. Я… Я хочу, чтобы меня обнимали. Пожалуйста! — Она вдруг снова показалась мне беззащитной.
Я не должен соглашаться. Это огромное искушение, а я еще не разобрался в себе. Но отказаться не смог.
— Это пожалуйста, — сказал я. — Я в жизни ничего так не хотел, честно говоря.
Призраки: жить сегодняшним днем
Собственное тело будто ополчилось на меня: я таяла в его объятиях, в жилах пылал огонь, голову распирали вина и гнев, воюя друг с другом.
Я призналась. Я рассказала Колтону свою тайну, свою неискупимую вину. Я плакала. Прорыдала несколько часов. Целую вечность. Не знаю, сколько это продолжалось. Боже, насколько же легче мне стало!.. Но вина осталась. Я знаю, это нелепо. Знаю, но, черт побери, не могу избавиться от чувства вины.