Книга Штампованное счастье. Год 2180 - Игорь Поль

– Да ну? – Начальник его сверяется с электронным планшетом.– Действительно. Опять они в самом пекле. Везунчики. Что там с сержантом?

– Проникающее в грудь. Пулевое. Задето легкое. И мягкие ткани плеча. Большая потеря крови.

– Положи его в автономный модуль. Под мою ответственность.

– Есть, сэр!

Лейтенант из медслужбы похож на кровавого монстра. Его когда-то стерильные нарукавники в россыпи красных пятен. Даже на лице бурые точки.

– Не дрейфь, Ролье. Что можем – сделаем для твоего сержанта.– Сухие губы делают его речь не слишком разборчивой.

– Спасибо, сэр. Я ваш должник.

В ответ получаю полный недоумения взгляд. Но тут кстати шипит шлюз, втаскивают еще двоих раненых, и лейтенант сразу забывает про легионера со странностями.

– Нет данных по группе крови, броня не отвечает! Запроси по тактическому каналу! – кричит он непонятно кому.

– Помехи, лейтенант, сэр! – отвечают ему из загроможденного телами угла.

– Сэр, у меня диагност сдох! – вторят с другой стороны.

Один из больших раненых детей вновь издает душераздирающий крик. От этого крика те, кого не спишут, опускают глаза в пол. Я закрываю глаза, чтобы не видеть кровавого бедлама. Как жаль, что нельзя отключить слух.

– Заткните его! – бросает лейтенант.

Я запоминаю данные лейтенанта из комментариев такблока. Пятая пехотная, третий батальон, медицинский взвод. Я привык отдавать долги. То есть я думаю, что привык.

Еще через два часа мне снова вручают винтовку и пустой контейнер-мочеприемник.

– Оправиться! Принять пищу! – И я послушно приседаю на корточки над неглубокой короткой траншеей, засыпанной химикатами, а потом выпиваю чашку обжигающего варева, доставленного в огромном термосе.

Сержант раздает нам, бывшим раненым, боеприпасы и воду. Я торопливо снаряжаюсь. Наношу герметик на место пробоины. Провожу тест брони. Есть герметичность. Несколько датчиков не работают, но обойдусь. Воздух заправлен. Рука уже слушается, хотя плечо продолжает немилосердно жечь. Жар такой, что вот-вот локоть изнутри к броне приварится. Я снова готов в пекло. Звенящая пустота в голове вместо мыслей. И нестерпимое желание стрелять. В кого угодно. Возбуждение снова захватывает меня. Быть простым солдатом – это здорово. Внутри все кристально чисто, нет ни сомнений, ни противоречий. Я злюсь, я ругаю себя последними словами: «Идиот, это просто очередная программа готовит тебя к бою, ты выжил, хотя должен был топать к славе вместе с остальным батальоном, и вот теперь тебя решили добить, чтобы отчетность не портить…» Но ничего не помогает. Я снова хочу кого-нибудь убить. Обрывки картинок, в которых я стреляю в упор и чьи-то тела разлетаются, будто кегли, рождают внутри приятное тепло.

– Поступаете под мою команду, легионер! – сообщает лейтенант из Пятой пехотной. Наверное, тоже из бывших раненых: броня его сильно избита.

Офицер горит желанием прославиться, будто ему мало, что едва остался жив. Шарики тактических наставлений весело сталкиваются в его светловолосой башке, порождая радужные картинки. В одной из них лейтенант наверняка примеряет капитанские петлицы. Должно быть, они идут ему неимоверно.

– Есть, мой лейтенант! – рапортую я, изо всех сил стараясь, чтобы земля не ушла из-под ног.

Сводный взвод, собранный из легкораненых с миру по нитке,– пятьдесят один человек – трусцой топает на погрузку. Я кручу головой, пытаясь узнать место своего последнего боя. Сейчас, когда вентиляция работает и кое-где светятся плафоны освещения, мрачные темные норы выглядят совсем по-другому. На носилках бегом уносят последние трупы. Разбитые туши вражеских роботов режут горелками. Саперы расчищают пути, орудуя массивными гидравлическими домкратами и электрическими тележками. У развороченного перрона, ощетиненного прутьями арматуры, тихо гудя, покачивается поезд – такой чистенький, сияющий среди выщербленных стен и груд битого стекла. Будто явился из другого мира. Серые цепочки вливаются в стерильное нутро, бряцая амуницией.

Лиз замечаю сразу: она единственная, кто сидит среди всеобщей беготни и выкриков команд. Сидит на корточках, привалившись спиной к грязной стене. Волосы выбились на плечи и рассыпались неровными каштановыми прядями. Лицо с дорожками слез на грязных щеках. Теперь, при свете, лицо ее кажется мне вытянутым, а глаза под ненормально высоким лбом – чересчур огромными. Она безвольно вытянула руки, они свисают с колен кистями вниз, она без перчаток, и видны следы бурой грязи на белой коже. Они уродуют ее не хуже проказы. Я вспоминаю, как она прижимала к груди Васнецова грязную тряпку. Пункт нашего назначения – Москва. На бегу я опускаю лицевую пластину и обращаюсь к лейтенанту по закрытому каналу:

– Сэр, вон та женщина, справа на два часа, она из местного персонала. Оказала нам содействие. Открыла шлюзы, вырубила вентиляцию, а потом остановила поезда на нашем участке. И помогала нашим раненым.

– И что?

– Мой сержант выжил из-за нее. У нее воздуха в баллонах не осталось. Разрешите ей эвакуироваться в Москву.

– Вы знакомы с гражданским лицом из мятежников, легионер?

«Прочисть мозги, лейтенант! Разве это сейчас главное?» Но вместо этого отвечаю согласно уставу:

– Никак нет, сэр! Я захватил ее и ее напарника в плен, когда проник в туннель. Если бы не они, нам бы туго пришлось, сэр. Благодаря им мы закрепились.

Щелк-щелк-щелк. Шарики с треском отскакивают друг от друга. Выстраиваются в нужную комбинацию. Динь-динь. Звонок. Лейтенант открывает рот:

– Ее заберет военная полиция, не волнуйтесь, рядовой. Мы гражданских не убиваем. Встаньте в строй.

– Сэр, рядовой просит разрешения сказать. Сэр, мы и есть военная полиция. Пока наряд назначат, она от голода околеет. Мы тут главные, сэр. Мы захватили планету. Я лично врукопашную троих искромсал. И еще три десятка на счет записал. И мне еще мало. Мы тут сами все решаем, сэр! Она – наш союзник, сэр! Рядовой просит содействия, мой лейтенант!

Я действую не думая, как всегда, на одних инстинктах. Я привык достигать своей цели любыми средствами. Я применяю запрещенный прием: поворачиваюсь к офицеру боком, чтобы ему был виден мой тусклый зеленый кружок, обведенный красным. Лейтенант открывает шлем. На его невозмутимом лице тщательно скрываемое удивление. Целую секунду он колеблется: моя речь для него – вещь немыслимая. Но потом – победителей не судят – он принимает решение. Все-таки он такой же солдат, как и я. Кому же еще, как не ему, понять меня?

Щелк-щелк-щелк. Звяк. Звяк. Перебор комбинаций. Динь-динь!

– Вы из Десятой, легионер?

– Так точно, сэр. Третий батальон.

Динь-динь!

– Хорошо. Пускай садится. В последний вагон. И передайте – с солдатами не разговаривать. Пока разведка ее не проверит, она вне закона. Тут все сейчас вне закона.

– Есть, сэр!