Книга Канун Дня Всех Святых - Чарльз Уильямс

— Запри дверь.

Леди Уоллингфорд подошла к двери, заперла ее, повернулась и осталась стоять, не снимая руки с дверной ручки. Клерк снова велел:

— Задерни занавески.

Она сделала, что требовали, и вернулась. Теперь комната тонула в полумраке, надежно запертая, отрезанная от всего мира живых. Клерк сказал ласковым голосом, словно будил ребенка:

— Бетти, Бетти, пора уходить.

Нет, он не пытался ее разбудить.

Лестер внимательно слушала. Она подумала, что великан дает Бетти какое-то поручение, но суровость и непреклонность голоса насторожили ее. Они же друзья, так почему бы ей не помочь Бетти выполнить это важное задание? Ее уже давно мучило желание поскорее найти свое место в этом мире, почувствовать руководство, получить какое-нибудь дело. Порывистая, вполне настоящая, только невидимая, она резко обернулась и заговорила:

— Позвольте мне… — но тут же осеклась, потому что глаза Бетти широко раскрылись и с тоской уставились на Клерка; пальцы девушки теребили край одела, — так часто делают умирающие. Много лет назад Лестер видела, как умирал отец. Она узнала этот признак. В полной тишине голос Бетти был едва слышен:

— Нет, нет.

Клерк подался вперед и вытянул шею. Сутулый, закутанный в плащ, он напомнил Лестер какую-то огромную птицу, не то грифа, не то орла, парящего высоко в небе, ожидающего возможности камнем рухнуть вниз, на свою жертву.

— Уходи! — слово было похоже на удар хищного клюва. Тело Бетти дернулось. Лестер невольно взглянула на грудь бедняжки — нет ли там крови от удара, и только после этого убедила себя, что ей почудилось. Но Клерк снова, словно вонзая разящий клюв, дважды повторил:

— Уходи! Уходи!

Слабый звук донесся от двери: леди Уоллингфорд резко выдохнула. Глаза у нее разгорелись, руки она стиснула, словно приготовившись швырнуть что-то, и вот из ее груди вырвалось слово, и осталось эхом звучать в комнате:

— Уходи.

Восприятие Лестер изменилось. Теперь она ясно понимала, что никогда не сможет ощутить прикосновение руки Бетти. Проверить вкусовые и обонятельные ощущения пока не представлялось возможности. Зато необычайно обострились зрение и слух. Не поворачивая головы, она видела все вокруг, слышала каждый звук отдельно, в то время как совсем недавно они наслаивались друг на друга. Перемена прошла для нее почти незамеченной, наверное, потому, что показалась естественной. Она не думала о себе — разве что как о части этого мира, — зато прекрасно чувствовала подругу. Фигура в плаще все еще не вызывала у нее недоверия, но мелкие вибрации последнего сказанного слова уже проникли в нее, делая свою работу. Она видела, как сопротивляется Бетти, как не хочется ей повиноваться приказу. И тогда Лестер заговорила громко и страстно. Голос ее, по-прежнему неслышный находившимся в комнате, прекрасно слышали мириады вольных жителей Города; его слышали иные, но дружественные небесные силы, часто проходящие сквозь Город, ее голос звучал для прошлого, настоящего и будущего Города, для его вечности и для Того, кто является оплотом вечности и ее сутью. Для всех, кто слышал ее сейчас, легко покрыв несравненно более могущественные звуки непрестанного творения, Лестер воскликнула:

— Бетти!

Глаза подруги мгновенно нашли ее. Они опять безмолвно умоляли, так же, как годы назад. Они уже тускнели, но еще жившее в них сознание взглянуло прямо на нее: тоска девушки, зов ребенка, крик младенца. Голос, еще тише, чем у леди Уоллингфорд, такой тихий, что даже Клерк не мог слышать его, хоть и знал, что она говорит, но прекрасно различимый для Лестер и для всех тех, кому положено было его различить, произнес:

— Лестер!

Это был тот же самый робкий призыв, то же смущенное предложение дружбы, которые Лестер некогда отвергла. Зато теперь она ответила сразу же:

— Все в порядке, моя дорогая. Я здесь.

Бетти обратила к ней лицо. Клерк протянул руку, он хотел повернуть ее голову, чтобы заглянуть в глаза дочери. Но это было очень медленное движение. Духовный разговор между тем продолжался. Бетти говорила:

— Я вовсе не прочь уйти, просто я не хочу, чтобы он посылал меня, — голос стал чуть-чуть увереннее, в нем даже можно было разобрать привкус улыбки: дескать, понятно, что нелепо цепляться за какие-то там обстоятельства. Лестер быстро сказала:

— Конечно, конечно, дорогая. С какой стати ему тебя отсылать? Побудь со мной еще.

— А можно? — спросила Бетти. — Милая Лестер! л и она закрыла глаза. Клерк наконец повернул ее голову.

Лестер говорила, следуя порывам души. Но она совсем не представляла, что делать. Сейчас, у постели Бетти, она еще острее осознала свою отделенность от мира живых, ощутила разницу в их существовании, а ощутив, тут же поняла, что повелитель в плаще к ее миру принадлежать не может. Он жив и внушает страх, а раз так, то скорее всего, он не друг им, не друг Городу, он — злой, он — враг. Она больше не стала тратить силы, пытаясь заговорить с ним. Надо было опять ждать, хотя она никогда не любила ожиданий. Но уже в следующий момент ей открылась радость, скрытая в ожидании. Широкие улицы Лондона, словно приспособленные для того, чтобы ждать, Вестминстерский мост и она сама, ожидающая Ричарда. Это уже было — вот только когда? В день смерти? Нет, за день до смерти. Да, как раз накануне они договорились встретиться там. Он опаздывал, а она даже не пыталась унять свое нетерпение. Ничего удивительного, что после смерти ее снова захлестнула эта лихорадочная волна, и снова заставила ее ошибиться. О, теперь бы она ждала сколько угодно, он все равно пришел бы в конце концов.

Ее бестелесность ничуть не мешала растущей уверенности, будто тело ее напряглось и звенит в предчувствии его появления, в предчувствии радости. Однажды (тогда Лестер не обратила на это внимания) она ворвалась в комнату чем-то возбужденная и воинственная, как Диана, поразив Ричарда неожиданной гранью своей красоты.

Сейчас было то же самое, только теперь она не тратила боевой задор на пустяки. В ней самой без труда находились достойные цели. Глаза Лестер — вернее то, во что они преобразились в этом мире — сверкали; голова была гордо вскинута; сильные, ловкие руки приготовились к действию; она топнула ногой и замерла. Ее новое тело, сотворенное только силой духа, подлинностью и величием стократ превосходило всю плоть леди Уоллингфорд. Все свое новое внимание Лестер сосредоточила на Клерке.

Он медленно и сурово говорил на языке, которого она не понимала, словно давал последние указания ленивому или бестолковому слуге. Левую руку он положил Бетти на лоб, и Лестер заметила слабый бледный свет, расплывающийся из-под его ладони. Глаза Бетти смотрели прямо перед собой без всякого выражения, какая-то пелена быстро туманила ее взгляд. Бетти отступала, еще немного — и она сдастся. Лестер окликнула ее:

— Бетти, если я нужна тебе, то я здесь, — она вложила в простые слова всю силу, на какую была способна в этот миг. Клерк наконец закончил читать нотации, передохнул и заговорил речитативом.