Книга Соколиная охота - Сергей Шведов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баварские епископы кивали в знак согласия с папой, а нейстрийские помалкивали, ибо отлично понимали, что чрезмерное усердие в этом деле может привести к большой смуте. Епископ Драгон, слушая понтифика, хмурил брови, но и ему было ясно, что папа Евгений прав, и выполнять его условие, а по сути дела ультиматум, все равно придется. Не станешь же, в самом деле, воевать из-за распутной Юдифи со всем христианским миром.
После отъезда папы с места снялась и армия Людовика. Карочей, задержавшийся в Фонтенуа, с облегчением наблюдал, как садятся на коней ненавистные ему руги, которые предпочитали сражаться пешими, но по суше передвигались верхом. Князь Мстивой, сын кагана Славомира, обнялся на прощание с Воиславом Рериком, то же самое сделал и князь ободритов Сидраг. Но делали они это без особой сердечности, из чего скиф заключил, что большой дружбы между славянскими князьями и викингом нет, а потому смерть Воислава Рерика вряд ли огорчит до слез Мстивоя и Сидрага.
Того же мнения придерживался и князь лютичей Свентислав, с которым Карочей успел переброситься несколькими словами. Славянские князья видели в викинге серьезного соперника, и вряд ли их опасения можно было назвать пустыми. Рано или поздно Рерику надоест бродить по свету, и тогда для Варгии наступят смутные времена. Наверняка того же мнения придерживается и каган Славомир, а потому вряд ли он станет выяснять, как и при каких обстоятельствах сложил голову внук князя Витцана, а уж тем более мстить за него.
Проводив Людовика Тевтона, Карочей заглянул в шатер к своему новому другу Бернарду Септиманскому, где скифа уже поджидали графы Орлеанский, Турский и Анжерский. У последнего, как успел выяснить Карочей, были личные причины ненавидеть расторопного варяга, ибо среди женщин, поддавшихся чарам его ближников, числилась и прекрасная Хирменгарда, супруга графа Гонселина.
– Герцог Пипин уже прибрал к рукам крепость Готентод, но мне удалось удержать его от захвата Тулузы, – сказал Карочей, присаживаясь к столу. – Я думаю, не стоит раньше времени пугать Карла. Иначе, узнав о мятеже в Аквитании, он, чего доброго, решит повременить с устранением Воислава Рерика.
– Разумно, – согласился с беком граф Бернард Септиманский. – Что еще?
– Монсеньор Николай выделил вам двести тысяч денариев для расправы над варягом. Пятьдесят тысяч я готов вручить вам сегодня, остальные получите по завершению дела.
Щедрость секретаря папской курии произвела на сеньоров очень благоприятное впечатление. Деньги предлагались немалые, но и дело, которое им предстояло свершить, тоже было не из легких. У варяга под рукой было полторы тысячи испытанных бойцов. Войско короля Карла после понесенных в битве потерь насчитывало около пятнадцати тысяч человек. Превосходство было десятикратным, но это вовсе не означало, что с варягом удастся справиться без больших потерь. Из этих пятнадцати тысяч десять составляли пехотинцы и только пять тысяч – конники. А викинги Рерика отлично держались в седлах, что они и показали в битве при Фонтенуа. Ничто не помешало бы им в случае опасности оторваться от королевской пехоты и тем самым если не уравнять шансы, то, во всяком случае, в три раза уменьшить количество своих врагов.
– Если варягу удастся прорваться в крепость Дакс, где сидит оставленный им гарнизон, то у нас будут очень большие проблемы, сеньоры, – вздохнул Эд Орлеанский.
– А что ты предлагаешь, граф? – нахмурился Карочей.
– Зачем же нам сражаться со всеми викингами, если нам нужна голова одного человека – Воислава Рерика? Яд в кубок, стрела, пущенная из засады, наконец, ссора и месть со стороны оскорбленного мужа или отца.
– Ты кого имеешь в виду, благородный Эд? – набычился граф Анжерский, человек уже далеко не молодой и в силу этой причины не склонный, видимо, к опрометчивым поступкам.
– Да хотя бы графа Герарда Вьенского, – поспешил ответить на вопрос Орлеанский, дабы избежать серьезной ссоры.
– Герард Вьенский не настолько сумасшедший, чтобы кидаться на варяга, который, к слову сказать, не виноват в его бедах, – с сомнением покачал головой Бернард Септиманский.
– Зато он вправе расправиться с Лихарем Урсом, который соблазнил и опозорил его дочь. А если во время этой расправы слетит с плеч и голова Воислава Рерика, то вряд ли кто-нибудь станет предъявлять счет оскорбленному отцу.
– Король Карл уже назначил Раймона Рюэрга графом Лиможа, – заметил как бы между прочим Роберт Турский. – Похоже, это первый его шаг к браку с Володрадой.
– Но ведь он еще не развелся с Тинбергой, – удивился Карочей.
– Об этом я вам и толкую, сеньоры, – усмехнулся граф Роберт. – Если Герард Вьенский не хочет, чтобы его дочери предъявили обвинение в колдовстве, то самое время ему подсуетиться. А после смерти Рерика и удаления Юдифи никто не станет ворошить эту гнусную историю. Сеньорам Нейстрии и Аквитании не нужна еще одна государыня из рода Меровингов. Нам за глаза хватило и Юдифи. Эта ведьма сначала перессорила своего мужа со старшими сыновьями, потом натравила братьев друг на друга и в конце концов принесла на алтарь своего любовника Люцифера сорок тысяч ни в чем не повинных людей, погибших в битве при Фонтенуа.
– Смерть ведьме! – выкрикнул разгоряченный вином и обидой на весь мир граф Гонселин Анжерский, и его призыв нашел отклик в сердцах соратников.
Карочей далеко не был уверен в том, что во всех бедах франкской империи была виновата одна Юдифь, но совсем уж безгрешной эту ловкую интриганку он бы назвать не рискнул. Однако ее уход с политической арены бесспорно будет благом и для папской курии, и для Лотаря, и для франкских сеньоров, а в конечном счете и для короля Карла.
– Ваше здоровье, сеньоры, – поднял кубок, наполненный вином, Карочей. – Я буду ждать от вас добрых вестей. И пусть сгинут все наши враги, а на землях франков воцарятся мир и благоденствие.
Возвращение Карла в Париж было воистину триумфальным. Только невыносимая августовская жара помешала горожанам выплеснуть восторг, переполнявший их души, на мощеные улицы города. Тем не менее приветственных криков и славословия по адресу молодого короля было более чем достаточно. Однако Карл выглядел мрачным, он хмуро поглядывал и на парижан, буйствующих на улицах, и на преданных вассалов, окруживших его при въезде в королевский в замок.
Возможно, поведение сына, не выразившего радости при встрече с матерью, и удивило Юдифь, но она ничем не выказала своего неудовольствия, к великому огорчению графа Септиманского, ибо ссора между матерью и сыном пришлась бы сейчас как нельзя кстати.
К сожалению, ни одно из покушений на Воислава Рерика, организованных сеньорами с большим знанием дела, не увенчалось успехом. Варяг был словно заколдован. Стрелы, пущенные в него, летели мимо, яд каким-то чудом испарялся из его кубков, а нападение из засады лесных разбойников и вовсе окончилось конфузом. Воислав Рерик и пятеро его мечников изрубили в капусту полтора десятка первоклассных бойцов, отобранных лично Бернардом Септиманским.