Книга Наемник - Михаил Ахманов

Мысли тянулись, время двигалось, секунды ползли цепочкой змеек, вцепившихся в хвосты друг другу, потом небосклон начинал сереть, меркли колючие точечки звезд, и это было признаком рассвета. Старый Патрик просыпался ранним утром, без четверти пять, когда заря еще не занялась. Вставал он не по-стариковски быстро, натягивал ярко-красный спортивный костюм, пил сок и, появившись на террасе, небрежно кивал Каргину. В этот момент полагалось разблокировать двери. За одной из них уже переминался Спайдер – тоже в спортивном трико, но синего цвета, с изображением пумы между лопатками. Они спускались вниз, к скале, напоминавшей присевшего медведя, и тут Каргин минуты на три-четыре терял их из поля зрения. Потом фигурки возникали вновь – у тоннеля, откуда выныривал Нагорный тракт – и, шустро перебирая ногами, мчались к озеру и серому яйцеобразному куполу Второго блок-поста. Два километра в одну сторону, два – в другую. Разглядеть их в предрассветных сумерках было делом нелегким, но тут помогал телескоп: десять минут Каргин мог любоваться на их затылки и еще пятнадцать – на лица. Возвращались бегуны помедленней, хоть признаков усталости у Халлорана не замечалось никаких.

Потом он плавал в бассейне, принимал душ, завтракал в компании Спайдера и Арады и ровно в шесть тридцать поднимался к себе. Время до десяти утра предназначалось для чтения; затем – ланч, работа с референтами до трех, обед и, если бизнес не поджимал, прогулка в парке, конный променад в окрестностях либо поездка на пляж, в Нижнюю бухту. Ужинал босс в восемь, а в десять ложился спать. Этот промежуток, по словам дежурившего вечером Сэмми, был посвящен изучению звездных небес либо карточной игре. В большой телескоп Халлоран любовался величием Галактики, обозревая ее периферию и звезды Млечного Пути, а играл неизменно в бридж, и партнеры его были неизменными – Хью Арада и Спайдер. Министры внешних и внутренних дел в негласной иерархии Иннисфри. Внутренние дела касались покоя и монаршей безопасности, а внешнее было одно – бизнес. Вероятно, тощий Хью разбирался в нем получше Бобби Паркера и был в халлорановом королевстве столь же весомой фигурой, как коммодор Мэлори и финансовый гений Брайан Ченнинг. Во всяком случае, так представлялось Каргину, хотя с Арадой он не контактировал. Похоже, с ним не контактировал никто, кроме патрона, Спайдера и подчиненных аргентинцу служащих. Судьба их была незавидной: Арада казался человеком замкнутым, высокомерным и промороженным, словно бифштекс из мамонта, скончавшегося в ледниковую эпоху.

Таким же, по мнению Каргина, был и сам Халлоран. Сходство их характеров и нравов казалось почти мистическим и не случайным; то ли старик подобрал Араду в процессе долгих поисков, то ли имелись иные обстоятельства и связи, тянувшиеся с тех еще времен, когда Халлорана назначили консулом в Аргентине. Во всяком случае, по возрасту Арада годился ему в сыновья, а медный отлив шевелюры Хью и серо-зеленые зрачки наводили на некоторые подозрения.

Случалось, старик был разговорчивей обычного – опять вспоминал войну и годы, проведенных в Москве, бомбежки и артобстрелы, темное небо, гул самолетов, пронзительный вой сирен, а временами вдруг принимался расспрашивать Каргина об Африке и о России, о Легионе и делах семейных, о матери и об отце – где познакомились они и как, в каких местах служил отец и до чего дослужился. Однажды приказал найти в библиотеке книгу, большой альбом с московскими видами, и долго изучал его, припоминая, что было полвека назад на месте тех или иных строений, и требовал от Каргина подробностей – что тут за улица, какая площадь и почему на месте церкви сквер. Каргин не смог дать объяснений и признался, что хоть москвич наполовину, по матери и бабке Тоне, непутевой переводчице, но детство провел не в Москве и с городом знаком неважно. Казалось, этот ответ удовлетворил Халлорана; кивнув, он снова принялся листать альбом.

Такие беседы бывали не часто, но и не редко, раз в три-четыре дня. Какой-то закономерности в них не ощущалось; старик их начинал и обрывал по настроению, и темы тоже были случайными. Быть может, он просто нуждался в новизне, в каких-то новых собеседниках и свежих людях, с коими стоит потолковать не о делах, не о военном бизнесе, а о чем-то отвлеченном и совсем ином; вспомнить ли молодость и повздыхать о безвозвратно ушедшем, расслабиться, поспорить, расспросить. Но расслаблялся и вздыхал старик не часто, можно сказать – никогда; обычно спорил, поучал, расспрашивал. Характер кремень, думал Каргин, припоминая после эти разговоры.

Однажды, оторвавшись от книги, Патрик ткнул костистым пальцем в берет Каргина:

– На свалке подобрал? Зачем таскаешь?

– Реликвия, сэр, – откликнулся Каргин. – Счастливый амулет.

– Ты веришь в этакую чушь? Ну, и много принес он счастья?

– Много, и не только мне. Главное, сэр, я жив. И жив отец.

Берет был отцовским, прошедшим афганскую кампанию, ни разу не пробитым пулей, не посеченным осколками. Даже во время бомбежки под Сараевым его не задело, так что у веры Каргина имелись кое-какие основания.

Старик хмыкнул и в очередной раз принялся расспрашивать об отце – какого тот рода-племени, где воевал, чем награжден и за какие подвиги произведен в генералы. Узнав о казачьем происхождении Каргиных, приподнял рыжую бровь, проскрипел:

– Казаки – из беглых русских каторжников? Изгои, разбойники и неплательщики долгов?

Судя по тону, последнее из этих преступлений казалось ему самым чудовищным.

– Можно и так сказать, – кивнул Каргин, – но время те долги списало. Время, честный труд и пролитая кровь… – Он вдруг ухмыльнулся и добавил: – В Австралии тоже живут потомки каторжан, однако народ вполне миролюбивый и приличный. Или взять ирландских эмигрантов… тех, что бежали в Штаты, за неимением Дона, Кубани и Сибири… Те же казаки, изгои и разбойники… Разве не так, сэр?

Морщины на лице Патрика сделались резче, на висках вздулись и запульсировали синие жилки.

– Что ты знаешь об ирландцах, идиот? – каркнул он. – Ирландцы – великое древнее племя! Не выскочки-саксы и не славянские недоумки! Воины, не разбойники! Люди, чтившие Библию, потомки кельтов, владевших Европой… – Голос его стал глуше и тише, морщины разгладились. – Каждый ирландец – эрл, человек благородной крови… каждый, в ком есть хоть капля…

Внезапно старик смолк, потом, не глядя на Каргина, заговорил опять – резко, отрывисто, короткими рубленными фразами, будто с усилием проталкивая их сквозь узкую щель рта. То была сага о семействе Халлоранов – о пращуре, переселившемся за океан и сгинувшем в схватке с британцами, о Бойнри Халлоране, воителе и основателе ХАК, о Шоне и Кевине, ловких дельцах, и о самом Патрике, сорок без малого лет возглавлявшем семейный бизнес. Еще говорил он о том, что всякому делу нужен хозяин с твердой рукой, железной волей и сильным духом; человек, который не ведает жалости и не боится крови, способный утвердить себя и отстоять принадлежащее ему богатство. Не только отстоять и сохранить, но приумножить! Ибо в богатстве – могущество, сила и власть, а они нуждаются в непрестанном приумножении. Таков их смысл в современном мире, где много разных сил и множество рвущихся к власти; поэтому сила, которую не растят, оборачивается слабостью, а власть, которую не умножают – потерей влияния и безвластием.