Книга Посланец небес - Михаил Ахманов

– Что мы знаем о воле богов? – заметил Тревельян и, прикоснувшись к струнам, включил голопроектор. Огромный лик Таван-Геза, что появился в воздухе, был скопирован с тучегонителя Зевса, со статуи работы Фидия, но с небольшой корректировкой: бороду сменили бакенбарды, а лицо божества, величественное и прекрасное, было живым. Сейчас, подчиняясь мелодии, он усмехался, но мог принять другие выражения, от строгого до грозного. Мираж висел секунду и не более, но Пагуш в молитвенном экстазе повалился ниц, за ним рухнули воины Альгейфа, а сам военачальник застыл на табурете с разинутым ртом. Изображая потрясение, Тревельян тоже распростерся на земле, стараясь не повредить свою лютню.

Голограмма исчезла. Альгейф захлопнул рот, отхлебнул вина, прокашлялся и сказал:

– Воистину боги тебя возлюбили, рапсод, и снизошли к твоему заступничеству! Эй вы, бледные пацы, поднимитесь и унесите столб! Ты и ты! – Он ткнул пальцем в двух вестовых. – Отыщите Альрауна и передайте, чтобы не тратил на пленников цепи и веревки. Я отпущу тебя, Пагуш, тебя и твоих ушастых. Но не забудь про второй сундук!

Военачальник поднялся с табурета, взошел на колесницу и погнал лошадей по дороге. За Альгейфом, опасливо оглядываясь на Тревельяна и очерчивая у сердца священный круг, двинулись телохранители, вестовые и барабанщики. Они с Пагушем остались одни.

Слегка порозовевший манканец отер пот с висков.

– Не знаю, как ты это сделал, рапсод, но я в твоих вечных должниках. Ты спас мои ребра, кишки и печень. Может быть, несколько рубинов…

– Передай их обители нашего Братства в Ильве. А я… я буду доволен, если ты ответишь на один вопрос.

Пагуш ухмыльнулся:

– Только не спрашивай, правда ли то, что я рассказал. Пусть это останется между мной и богами.

– Нет, я спрошу о другом. Был слух, что ты собрался куда-то переселяться… В самом деле так?

– Так. Я уже почти переселился. Четыре декады назад собрал в Ильве рыбачьи посудины, взял своих воинов и переплыл в Гзор через залив. – По лицу Пагуша все еще бродила усмешка. – Переплыл, снес Боннару голову и занял Пазек, его город. Теперь я не только манканский нобиль, но еще и гзорский. Видишь ли, из Пазека вдвое ближе до рубиновых копей, чем из Ильва. Там я и обоснуюсь.

– А ты не слышал, есть ли какие-то земли в океане, за Пятипалым морем и Архипелагом?

Пагуш дернул себя за ухо.

– Если есть, они мне не нужны. Зачем? Манкана была небогатым краем, а теперь, когда найдены камни, я заживу не хуже, чем любой из Восьмисот. Даже лучше! Если боги послали горшок с медом, не проси у них ложку, можно обойтись и пальцами.

– Больше у меня нет вопросов, – сказал Тревельян, повернулся и зашагал к обозу, где солдаты уже разбивали лагерь.

Вечером он пел в шатре Альгейфа, не слишком напрягая свой поэтический дар при описании битвы. Половина спетого была бессовестно похищена из «Илиады», а другая – из «Песни о Роланде», но чахор и его офицеры пришли в полный восторг, напились до полного изумления и напоили Тревельяна. Он, однако, имел перед ними преимущество в виде медицинского импланта и, когда собутыльники угомонились и захрапели, вышел из палатки и, чуть пошатываясь, но твердо выдерживая курс, направился к костру, где его поджидали Тинитаур с рыжим Тикой. Над ним закружила смутная тень, посылавшая ментальный импульс приязни и нежности, потом Грей опустился к Тревельяну на плечо, обхватил пушистым хвостом за шею и пискнул в знак привета.

Фокусник, помешивавший аппетитное варево, встретил их радостным возгласом. Он, похоже, уже позабыл о размолвке из-за сундука с рубинами или понял, что, уведи они этот сундук, сейчас за ними гнались бы все боевые колесницы Альгейфа. Заметив, что Тревельяна покачивает, как судно при легком волнении, Тинитаур сыпанул в котелок горсть ароматных трав и снял его с огня.

– О, эти славные воины! Пьют крепко, пьют много, но плохо закусывают… Поешь горячего, мой благородный господин. От горячего винные пары выходят через уши, и, хотя твои не так велики, как мои, эта похлебка дарует тебе облегчение. И сладкий, сладкий сон…

Благодарно улыбнувшись, Тревельян взял ложку и подсел к котелку – имплант, очищавший его организм, расходовал энергию, а это вызывало аппетит. Он ел и размышлял, не вернуться ли в Помо, а оттуда, по землям Пибала и Нанди, отправиться к разлому в Кольцевом хребте, чтобы попасть в Провинцию Восхода, самый восточный имперский край. Или все-таки дойти до Ильва? Как-никак приморский город, не меньше Бенгода, и он в ладах с его правителем… вдруг что-то удастся узнать… можно и в Пазек заглянуть, другое владение Пагуша, чьи ребра, кишки и печень он спас…

«Решено, – подумал Тревельян, – отправлюсь в Ильв!» От вина и сытной еды его клонило в сон. Он лег на спину, вытянул ноги, полюбовался звездным пологом, что раскинулся вверху, подмигнул изумрудной Ближней звезде, отыскал бело-голубоватую искорку Дальней на фоне созвездия Шерр. Ночные небеса Осиера были прекрасны. Завтра вечером снова свидимся, мелькнула мысль.

Но он ошибался.

Глава 8ПУТЬ НА ЮГ

Тревельян очнулся в тесной каморке, закованный в ручные и ножные кандалы. Он лежал на боку, поджав ноги, а руки вытянув перед собой, и кончики пальцев скользили по плохо оструганным доскам пола. Как это получилось, он сообразить не мог – в голове стоял туман, и посетившая ее мысль была короткой, из двух-трех слов. К тому же эти мысли плохо сцеплялись друг с другом, никак не желая выстроиться в связную гипотезу. Но все же Тревельян отметил ряд любопытных моментов: во-первых, пол под ним покачивался, во-вторых, сквозь щели в потолке в его закуток тянулись лучики света, а в-третьих, цепи на нем были явно из альгейфовых запасов.

Последнее их этих наблюдений наконец-то разродилось гипотезой. Возможно, Альгейф велел его арестовать? Проспался и переменил решение: Пагуша все-таки на крюк, его людей – в пибальские каменоломни, а рапсода, что за них заступился, – наверняка мошенника! – в железо! Чтобы, значит, не показывал сомнительных фокусов с божьей головой… Очень логичная гипотеза, но разрушал ее единственный, однако веский факт: Альгейф со всем своим штабом никак не мог проснуться раньше Тревельяна. Все же медицинских имплантов у них не было.

А его имплант исправно трудился, рассеивая окутавший сознание туман. Он слышал какие-то возгласы наверху, скрипы и топот, а за стеной – вроде бы плеск и негромкое шуршание. Все это не походило на звуки фургона, который катится по тракту; не было ни грохота копыт, ни щелканья бича, да и покачивало не так, как в экипаже. Его закуток тоже не походил на тележный кузов – тут были изогнутые брусья, к которым снаружи крепилась обшивка, и не полотняный тент, а деревянный потолок. Странно! Где он очутился?

Преодолевая слабость, Тревельян перевернулся на спину, подтянул ноги и сел. Расстояние между его головой и потолком было не больше ладони. Во весь рост не встанешь… Топот босых ног наверху сделался громче, и сквозь него пробивались голоса. Но о чем толкуют, Тревельян еще не понимал.