Книга Первая могила справа - Даринда Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она кивнула, с нетерпением ожидая продолжения рассказа. Куки уже поняла, что он несколько отличается от банальных баек о привидениях, обитающих на чердаке в доме чьей-нибудь любимой тети. Моя история не для посиделок у костра и ночных девичников. Это объясняет и отсутствие других слушателей.
— Кто бы он ни был, как я уже говорила, он оказался рядом со мной в день моего рождения.
Куки замерла с чашкой в руке, не донеся ее до рта. У нее едва слюнки не текли от предвкушения. Только тут до меня дошло, как же ей хотелось знать больше. И насколько мое молчание ее задевало.
Нахмурив брови, подруга спросила:
— А откуда ты это узнала? Тебе кто-то рассказал?
— Рассказал что? — Моя чашка опустела. На ней была изображена тигровая лилия — мой любимый цветок. Я внимательно ее рассматривала, чтобы не глазеть на фото Рейеса.
— Что это огромное зловещее существо было с тобой, когда ты родилась.
— Что-что? — О чем это она? Очевидно, я незаметно для себя заснула.
— Откуда ты узнала, что он был там в день твоего появления на свет?
Ах вот оно что. Верно, она же еще об этом не знает.
— Я помню все начиная с первого дня.
— Первого дня?
Я кивнула, впервые заметив, что один лепесток тигровой лилии касается края чашки.
— С первого дня чего? Первого класса в школе? Бури в пустыне? Менструального цикла? — Тут ее осенила догадка, и Куки задохнулась от радости. — Ну конечно! С тех пор, как у тебя начались месячные. Это гормональное, верно? Тогда ты обо всем догадалась?
Я усмехнулась. Было забавно наблюдать за ней.
— С первого дня жизни. Моего бытия. Моего земного существования.
— Я тебя не совсем понимаю.
— С того дня, как я родилась, — повторила я, закатив глаза. Обычно Куки соображает быстрее.
Она ошарашенно замолчала, что было странно.
— Понимаю. Это всех удивляет. — Я обвела пальцем самый яркий оранжевый лепесток и добавила: — Очевидно, мало кто помнит день своего появления на свет. — Лепестки раскрывались взрывом красок; посередине, в беззащитной сердцевине бутона, оттенок был темнее.
Наконец к Куки вернулся дар речи.
— Мало кто? — проговорила она. — Ты шутишь? Скорее уж никто.
— Да, это странно. — Я очертила пальцем контуры следующего лепестка. — Я все помню так, словно это было вчера. Правда, вчерашний день помню смутно. — Лепестки кончились, я подняла глаза и уставилась на фотографию Рейеса. Я буквально чувствовала боль и муку, написанные на его лице. Яркий цвет его карих глаз темнел к зрачкам, самому уязвимому месту.
— О господи, Чарли, неужели ты помнишь, как родилась?
— Я помню его.
— Это чудовищное создание?
— Злодея. Остальное тоже помню — например, как врач перерезал пуповину, а акушерки меня вытирали.
Куки в изнеможении откинулась на спинку стула.
— Он назвал меня по имени. По крайней мере, мне показалось, что это было мое имя.
Подруга задохнулась от изумления:
— Он назвал тебя «Датч»?
— Да, но почему? Откуда он мог узнать?
— Что ты от меня хочешь? У меня пока и история про первый день никак в голове не укладывается.
— Ты права, извини. Но не могла бы ты соображать поживее? У меня столько вопросов.
На ее лице отразилось сомнение.
— Хочешь огорошить меня очередной сногсшибательной новостью?
Я пожала плечами:
— Вообще-то нет. Не считая того, что я с самого первого дня знаю все языки, которые когда-либо существовали на свете. Об этом, пожалуй, стоит упомянуть.
Я слишком устала, поэтому не могу утверждать наверняка, но у меня возникло отчетливое ощущение, что Куки упала в обморок.
Не бойтесь ангела смерти.
Просто держите с ней ухо востро.
Шарлотта Дэвидсон
— Я подняла глаза и увидела его.
Куки замерла с кусочком попкорна у рта и слушала мой рассказ с круглыми от изумления глазами. А может, с первобытным, пробирающим до костей страхом. В ту минуту трудно было понять.
— Злодея, — проговорила она.
— Да, но если хочешь, можешь для краткости звать его Злой. Кто бы он ни был, он стоял и смотрел на меня, а я была голая, в плаценте (хотя тогда не обратила на это внимания). Помню только, что он меня загипнотизировал. Казалось, он все время в движении, куда-то течет.
— Как дым.
— Как дым, — повторила я, выхватила у нее из руки масляный кусочек попкорна и сунула себе в рот. — Кто успел, тот и съел.
— А ты помнишь что-нибудь до него? — полюбопытствовала Куки, потянулась за другим кусочком попкорна и снова замерла, не донеся его до рта. Я старалась не расхохотаться, чтобы ее не спугнуть.
— Немного. Конечно, я не помню сам процесс рождения или что-то в этом роде — и слава богу, потому что это было бы ужасно. Только то, что было после. Но очень смутно. Все, кроме него. И мамы.
— Постой, — Куки подняла палец, — как мамы? Ведь твоя мама умерла в день, когда ты родилась. Неужели ты ее помнишь?
Слабая улыбка показалась на моем лице.
— Куки, она была такая красивая. Она стала моим первым… э-э-э, клиентом.
— Ты хочешь сказать…
— Да. Она ушла через меня. Мама излучала свет, тепло и бескорыстную любовь. Тогда я этого не понимала, но она сказала, что счастлива отдать жизнь, чтобы я жила. Благодаря ей я успокоилась и почувствовала, что меня любят. Это было очень кстати, потому что Злой меня напугал.
Куки скользнула по мне взглядом и уставилась в пространство, обдумывая мой рассказ.
— Все это как-то… даже слов не подберу…
— Я знаю, в это невозможно поверить.
— Поразительно. — Она перевела взгляд на меня.
Неожиданно мне стало легко. Можно было догадаться, что Куки мне поверит. А те, с кем я росла, мои близкие, никогда не верили, что я помню, как родилась.
— Значит, в каком-то смысле ты все-таки знала свою маму?
— Да.
Становясь старше, я поняла, что у многих детей не было и того. Я всегда буду благодарна маме за те минуты, что мы провели вместе.
— И знаешь все языки, на которых когда-либо говорили на свете?
Обрадовавшись перемене темы, я ответила:
— Все до единого.
— Даже фарси?
— Даже фарси, — ухмыльнулась я.
— Вот это да! — почти прокричала она. Должно быть, Куки в голову пришла какая-то мысль. Потом ее лицо омрачилось, и она с обличительным видом показала на меня пальцем: — Я так и знала. Я знала, что ты поняла, что нам сказал тогда в супермаркете тот вьетнамец. Я видела это по твоим глазам.
