Книга Молодые волки старого королевства - Валерий Иващенко

И всё же, и всё же…

– Августейшая сестра наша! Ещё один такой взгляд, и мы собственноручно проткнём вас мечом, — прозвучавшие в таинственном альковном полумраке слова короля странно контрастировали с его мягкой, куда менее обычного жёсткого выражения лица, улыбкой.

В будуаре воцарилась тишина. Застыли словно мраморными волнами складки шёлка и парчи, недвижно высились золотые огоньки свечей, словно приглядываясь к своему отражению в зеркале. Портрет покойной королевы-матери, правда, отчего-то хмурился из потёмок со стены… но она, по правде говоря, и при жизни была редкостной занудой. Наверное, потому и закончила свою жизнь столь нелепо — утонула во время катания на лодке по Раве. Даже тела потом не нашли, родовой усыпальнице досталась лишь размокшая золочёная туфелька…

– Я всё равно не прощу тебе смерти отца, — бледная тень на стене расплылась на миг, и из неё выступила вся завёрнутая в тончайший полупрозрачный шёлк фигура.

Словно бурнус бедуина, это непонятное одеяние вроде и служило одеждой, но в то же время не скрывало ничего. Хотя поглядеть там весьма и было на что, августейший старший брат лишь хмыкнул и беззаботно развалился на подушках, закинув одну ногу на широкое низкое ложе.

– Я и сам себе не могу простить, что промедлил тогда, — угрюмо отозвался его величество, настроение которого разом поменялось, стоило лишь памяти услужливо высветить те события пятилетней давности.

Да, покушавшиеся заговорщики тогда почти преуспели. Почти — ибо невовремя проснувшийся по малой нужде принц поднял тревогу. Король пал под ударами кинжалов, но вот его отпрысков горстка преданных трону гвардейцев сумела защитить. Кровавую тризну справил тогда молодой король, многие головы слетели с плахи, нелепо прыгая по обитому траурным крепом эшафоту. Два древних рода и вовсе прекратили своё существование.

И всё же, даже сейчас, наедине с самим собою, король не мог отделаться от мысли, что промедлил в сонном испуге слишком уж удачно — король пал, заговорщики схвачены — и сам он в результате заполучил в руки ещё тёплую, обагрённую тревожно и кисло пахнущей кровью корону. Да, скользнула тогда подленькая мыслишка, что папеньке-транжире лучше бы и уступить трон наследнику — пока ещё не всё пропито и разворовано, пока есть ещё что уступать. Проще говоря, пока королевство ещё не окончательно развалилось. И это воспоминание грызло, разъедало разум, стоило только дать слабину мыслям. Но самое паскудное, что обо всём догадалась и младшая сестрица, тогда ещё нескладный подросток с паклей волос, доставлявших немало забот и даже волнений придворному цирульнику. Уж никогда дурой не была…

– Между прочим, та дурища, на которую ты вчера на балу положил глаз, только что отравилась жареной рыбой, — зловредно сообщила неслышно севшая на край ложа девица, и ладони его величества мгновенно стиснулись на её горле.

Какие грязные ругательства пронеслись в голове короля, так и осталось неведомо. Один лишь вечер два года назад, когда они оба, с тоски и одиночества перебрав молодого искристого вина, доутешались друг друга до того, что допустили одну-единственную маленькую слабость, обернувшуюся затем фатальной ошибкой… и теперь полоумная принцесса крови жаждала одного лишь в мире мужчину. И ревность её воистину оказывалась тоже королевской! Что ждало тех, кому молодой король по неосторожности дарил ласковый взгляд или благожелательное слово, только что прозвучало.

А всё же, единственная на всём свете родная кровинушка… и пальцы короля словно нехотя разжались. Бесстрастно он смотрел, как сестра корчилась с посиневшим лицом, сминая пышные шелка и едва не раздирая хрипло кашлявшую грудь. Извивалась и дёргалась, билась в судорогах — и наконец затихла, жадно и с облегчением дыша.

– Нет, надо было послушаться тогда первого своего желания и таки отправить тебя к палачу, — словно грязное ругательство выплюнул король и отвернулся, снова вперился больным взором в дрогнувшее пламя свечей.

Ох боги, за что же вы так жестоко казните! Одна только надежда — что эта… не прознает про малышку, с которой они тайком, жадно и торопливо дарили друг другу свою нежность — а затем та, так и не узнав, кто же был её любовник, подарила ему маленького сына. Архимаг знает, а в молчании того друида король был уверен.

Против ожидания, раскинувшаяся на спине сестра улыбалась, мечтательно полуприкрыв глаза с резко залёгшими под ними синими тенями.

– Как странно, братец… ты сейчас едва не убил меня. Провёл меня над самой бездной, я уже видела там языки пламени давно дожидающихся нас вечных мук — но я от того снова испытала незабываемое наслаждение, — выдохнула она в постепенно унимавшемся бурном дыхании.

Ладонь молодого короля стиснула в пышном кружевном рукаве рукоять неразлучного кинжала — а отвернувшееся к свету лицо исказила гримаса. Похотливая сука! Впрочем, сам тоже хорош, дурак! Так тебе и надо! За свои прегрешения надо расплачиваться. Сполна, честно — и при том молиться всем известным богам, чтоб кара не коснулась других.

В воспоминаниях скользнуло женское лицо в полутьме, склонившееся над колыбелью — светящееся каким-то неземным внутренним светом. Такое, каким оно запомнилось при последней встрече…

– О, как ты, оказывается, умеешь рычать, мой августейший тигр, — неугомонная принцесса уже легонько, с пронимающей хрипотцой смеялась.

На её только что алебастровые щёки выступил легчайший румянец, и скосивший на неё глаза король, уже устыдившийся своей несдержанности, по которой хороший физиономист мог бы сказать слишком о многом, старательно расслабил, разгладил черты лица. Стиснул зубы, задавил так и рождавшееся в горле рычание. Вроде и есть корона — а всё равно крылышки подрезаны!

Собственной сестрой…

Девица потянулась грациозной кошкой, пошарила рукой где-то в в утопавших в полутьме шелках.

– Разожги мне курительную палочку, братец, раз уж не хочешь любить и не можешь убить, — с чуть примирительными нотками попросила она, протянув в пальцах тонкое, свёрнутое из цельного ароматного листа изделие.

Король хоть и не одобрял подобных пристрастий своей августейшей сестры, но молча придвинул подсвечник и от ближайшего огонька прикурил сразу отозвавшуюся терпким и ароматным дымком палочку. С бесстрастным лицом он наблюдал, как принцесса мерно подносила к губам эту дрянь, с наслаждением выдыхала синеватый дымок. Беззаботно роняла пепел на атласное покрывало, а в глазах её постепенно разгорался мечтательный огонёк. Видать, не просто табачок там… впрочем, каждый сходит с ума по-своему.

Недокурок смялся в стоявшем у изголовья ложа перевёрнутом полированном шлеме, служившем заодно то ли урной, то ли пепельницей, а оживившаяся принцесса перевернулась на живот и грациозно, по-кошачьи выгнув спинку, демонстративно принялась подкрадываться к брату.

– Я — хочу — ещё, — гортанно, нараспев, негромко продекламировала она. — И ты знаешь как, братец.

Одни только бессмертные услыхали непередаваемую смесь божбы и ругательств, которые проносились в голове проклятого ими короля, когда тот положил неприкаянную принцессу животом себе на колени, а ладонь его принялась с силой шлёпать по едва прикрытых тончайшим шёлком прелестям. Однако вряд ли небожители улыбались, завидев эту первую, выгнувшую женское тело дугой судорогу, и заслышав уже не сдерживаемый, полный животной страсти стон…