Книга Мы пойдем другим путем! От "капитализма Юрского периода" к России будущего - Андрей Колганов

И вот здесь национальный (а отнюдь не только компрадорский) номенклатурно-корпоративный капитал вполне может выступить (а в России уже выступает) противником подлинной народной демократии, контроля за властью и капиталами снизу, подлинного народовластия, последовательных антибюрократических преобразований. Крупному капиталу России, сращенному с нашим номенклатурным государством, такие преобразования не нужны и опасны. Им нужен авторитарный режим, бюрократически регулируемая рыночная экономика, слабые и неорганизованные граждане, неспособные на организованную защиту своих интересов.

Для этих целей как нельзя лучше подходят державно-националистическая идеология (мы все — великие русские люди, граждане великой и могучей державы), ориентированная на обездоленных пенсионеров, и либеральная демагогия об обществе равных возможностей — для молодежи, надеющейся на мираж рыночного успеха. Качаясь на этих качелях мнимого противостояния (что должно стать российской пародией на западную двух-партийность)[31], завершающий свое формообразование крупный корпоративный капитал России, сращенный с коррумпированной государственной номенклатурой, сможет (как он надеется) держать в узде полунищий народ, заискивать перед сильным Западом и играть жиденькими мускулами перед слабым Югом. Рамки этой социал-державной и державно-либеральной двухпартийности дадут простор и для схватки корпоративных кланов под ковром, и для интеллектуально-идеологического «плюрализма», вполне безопасного, ибо он парализует единственного врага гегемонизма и отечественного, и международного корпоративного капитала — способных к самоорганизации и сознательной коллективной защите своих интересов трудящихся.

Свои размышления об идейных и методологических основах двух наимоднейших идеологий в России последних пяти лет я хотел бы дополнить еще двумя тезисами.

Первый. Обе школы отличаются негативным отношением к фундаментальной социальной науке как средству не только познания, но и изменения мира в соответствии с законами последнего. Для либерала «естественной» является методология и «установка» позитивизма, исходящего из ориентации на описание механизмов функционирования того мира, который они (в силу своих социальных, а подчас и чисто политических пристрастий) считают не просто наилучшим, но вечным. Так, например, ни один учебник economics не будет сколько-нибудь тщательно анализировать вопрос об исторических границах, сущности и перспективах отмирания («самокритики») рынка.

Социал-державность, восходя своими корнями к до-буржуазным идеологиям, вообще критично относится к науке, апеллируя все больше к чувствам, религиозным традициям, морали «униженных и оскорбленных» (считая себя выразителями их интересов и тем самым увековечивая общество, в котором всегда будут эти слои, а для их защитников всегда найдется кусок хлеба и место в парламенте). Не случайно поэтому столь обильно участие писателей, естественников и других далеких от общественных наук людей в пропаганде этих идей. Апеллируя к эмоциям и чувствам потерявших социальную самоидентификацию людей (а таких большинство в переходных обществах, в современной России), державники вынуждены уходить от скрупулезного научного анализа закономерностей общественного развития. Почему? Да потому, что этот анализ покажет: их ценности и идеалы устарели и потому утопичны; их социальная опора бесперспективна (люмпенизированные слои должны преодолеть это состояние, или они приведут к краху и себя, и общество); державно-националистические и социал-популистские средства решения общественных проблем устарели и неэффективны, реакционны ныне, на рубеже постиндустриального информационного общества, обращенного лицом к творчеству свободного индивида, их добровольных ассоциаций.

Второй тезис, которым я хотел бы дополнить свой анализ. И неолибералы, и социал-державники всегда выбирают некую одну преимущественную сферу интересов, область пропаганды.

Первые все больше упирают на функционирование рыночной экономики, где торжествует абстрактный рыночный индивид, а главные проблемы России оказываются связаны прежде всего с регулированием объема денежной массы (ибо это наиглавнейшая и едва ли не единственная сфера государственного вмешательства). Политика, культура и проч. для либерала — сферы, призванные обслуживать и обеспечивать его величество бизнес, делание денег. И если это преувеличение, то в очень незначительной степени.

Для державника же главный вопрос — геополитика. Территориальная целостность, национальная безопасность, государственные интересы — здесь корень всех проблем. Человек, экономика, духовный мир должны прежде всего «крепить державу».

Безусловно, просвещенный и интеллигентный либерал или державник так прямо никогда не скажут. Но своими «комплексными» суждениями они создадут основы для деятельности либерала (державника) — пропагандиста. А уж этот деятель все доведет если не до абсурда, то до пародии, но пародии символичной и симптоматичной.

Это именно так, ибо для российского либерала действительно ключевым вопросом является создание видимости свободного рынка, достижение «точки невозврата», когда для гегемонии корпоративного капитала будут созданы благоприятные институциональные и экономические предпосылки, каковыми и является формально-рыночная среда с устойчивыми деньгами (а без этого — какая же власть денег?) и видимостью свободы (опять же для тех, у кого деньги есть, и в той мере, в какой они есть). При этом, оседлав конька обеспечения безынфляционной экономики, наш либерал опирается на реальный фундамент действительной общественной проблемы (кто же станет спорить, что инфляция вредна? Сталин — и тот стремился держать цены стабильными) и может свой социально-классовый интерес выдать за общенародный.

Это так и для отечественного державника, ибо геополитика — едва ли не единственная почва, на которой он может твердо стоять: здесь действительно присутствуют единые общенациональные государственные интересы, которые действительно надо защищать, для чего действительно в современном мире нужны и государственный аппарат, и армия, и т. п. Так корпоративный интерес патерналистски-бюрократического капитала отождествляется с реальным общегосударственным интересом.

* * *

Для того чтобы преодолеть и ту, и другую ограниченность (если не сказать жестче — подмену) приоритетов, необходим не просто целостный и единый взгляд на общественное развитие. Важно понять его ключевые, доминирующие тенденции, определяющие лицо того или иного социального организма (России в том числе) на рубеже третьего тысячелетия. А эти тенденции все явственнее пробивают себе дорогу, и их вынуждены признавать (точнее — упоминать) добросовестные исследователи и пропагандисты из любого лагеря.

Суть этих новых тенденций достаточно общеизвестна и под разным углом зрения раскрыта учеными, отстаивающими социал-демократические и современные марксистские взгляды, теоретиками ноосферы и Римского клуба, сторонниками идей постиндустриального и информационного общества и др. В области технологий это — возрастание роли творческой деятельности, создающей культурные ценности, информацию, развивающей человека как личность. В сфере отношений общества и природы — необходимость движения к ноосферному (как минимум — устойчивому) типу развития, где человек оказывается ответственен за воспроизводство биогеоценозов, прогресс будущих поколений. В социальной сфере — необходимость позитивного освобождения человека и снятия всех форм его отчужденияи, ибо отчуждение и творческая (по определению свободная) деятельность — антагонизм. Добавим к этому реальный глобализм развития (практическую необходимость совместного решения проблем оружия массового уничтожения, перенаселения, разрушения природы и т. п.) и мы получим картину новых проблем, ответ на вызов которых должны дать идеология и теория, претендующие на первенство в России XXI века.