Книга Носители совести - Сергей Чекмаев

«Господи! Кому мог понадобиться мой дневник? Что здесь искали? – подумала Ксюха. – Зачем?»

9

Как и предполагал Арсений, старший прокурор Каневский на следующий день вызвал его к себе. Наверняка, нашелся доброхот, который рассказал Каину, что следователь Догай мотался куда-то за сто километров. А вдруг служебное положение для личных нужд использовал? Теще мебель перевез?

– Арсений Юльевич, зайди на минутку.

Сказал – и отключился. Словно команду отдал.

Значит, не в настроении сегодня. В хорошем расположении духа, Каневский здоровался всегда, шутил, изъяснялся многословно. А такая краткость ничего хорошего не сулила.

«Неужели, дело Круковского хотят прикрыть? Может, с самого верха сигнал пришел?»

Но Арсений волновался зря. Старший прокурор собирался на прием к Генеральному и потому – торопился. Хотел побыстрее разделаться с текучкой, ну и быть во всеоружии, если высокое начальство начнет задавать неудобные вопросы.

У самых дверей Каиновского кабинета Арсений столкнулся с таким же, как и он, рядовым следователем Юргеном Вакатисом.

– Оо! Привет кооллеге! – сказал он с характерным акцентом. – Тооже сдаваться пришел?

– Сдаваться? А! Генрих Львович к суверену собрался, с вассалов дань собирает?

– Именноо. И сдается мне, сейчас твоя оочередь.

Выслушивать полный доклад Каин не стал – времени не было. Справился, что нового по делу Вокулика, поинтересовался результатами экспертизы взрывного устройства из Рыбинского переулка, а под самый конец, собирая документы в папку, спросил:

– Что у тебя по старику этому… как его… ну, которого в Балтийске подстрелили.

Вот так это выглядит со стороны: старика убили, какого-то там пенсионера. Не депутата, не таможенного офицера и даже не полицейского. Обычного человека, простого, незаметного. Мир без него не покатится в тартарары, государство не забуксует. Никто и внимания не обратит, кроме двух-трех близких родственников и друзей. Ну и десятка другого тех, для кого гибель Богдана Круковского – просто строчка в ежедневной статистике криминальных происшествий. Как звали? А-а, не помню. Да какая разница! Просто «старик, которого в Балтийске подстрелили».

– По Круковскому?

– Да, точно! Что-нибудь есть? Или будем закрывать дело?

– Я нашел кое-какие странности. Вроде бы обычные совпадения, но…

– А результат, Арсений Юльевич? До начала июля пять дней осталось, надо что-то решать. Ты, говорят, вчера в Троскиняй ездил. Зачем?

– Не в Троскиняй, в Весеннее. Ниточка одна туда потянулась, надо было проверить.

– Ну и как?

– Человек тот умер. И тоже непонятно. То ли несчастный случай, то ли самоубийство, а может, помог кто…

Каин поморщился.

– Арсений Юльевич, только давай без эксгумаций на этот раз!

– Нет, эксгумация не нужна, следователь межрайпрокуратуры, который дело вел, настоял на повторной медэкпертизе. Те вопросы, что меня интересовали, он выяснил. В акте все есть.

– Ну и хорошо! Вызови следователя, поговори.

– Он погиб, Генрих Львович.

Старший прокурор перестал собираться, оперся на стол кончиками пальцев и пристально посмотрел на Арсения:

– Как именно?

– Угорел в машине. Я смотрел акт экспертизы – никаких следов насилия, ничего. Кровь чистая, как у младенца. Просто усталый человек заснул в собственном гараже, прямо в машине. И почему-то забыл выключить двигатель.

– Та-ак… Ты думаешь – убийство?

– Похоже.

Каин не спросил прямо: «Его убрали, чтобы не лез не в свое дело?», но Арсений все понял правильно. Старший прокурор намекнул подчиненному, что тот, возможно, потянул не за ту веревочку. Как бы чего не вышло.

– Мало нам было балтийской перестрелки, так теперь еще и это!

– По документам все чисто.

– Ну да, но если кто-нибудь свяжет оба дела… Для того, чтоб полетели головы, доказательства не нужны, хватит и подозрений. Телевизионщики в курсе?

– Пока нет. Но они уже приезжали сюда. Я попросил направить их к нам работника Движения пенсионеров. Это единственное, что связывало Круковского и Шаллека, – заметив недоумение на лице Каневского, Арсений пояснил: – Он и есть та самая ниточка, за которой я вчера ездил в Весеннее.

– Ты сказал, что в его смерти тоже не все ясно. Что именно?

– Он умер от отравления алкоголем.

– Ну и что? От этого кто только не умирает!

– У Шаллека было хроническое заболевание печени, при нем и пятьдесят грамм – смертельная доза. Он об этом знал и о здоровье своем заботился, на то и свидетели есть. Но почему-то взял и выпил поллитра. Медикаментозного вмешательства не обнаружено, следов алкоголя в желудке нет. Но это ничего не доказывает.

– Хорошо, – старший прокурор посмотрел на часы, захлопнул папку, застегнул ее и сунул в портфель. – Работай пока по этому делу, время еще есть. Если нужно – создай группу, человека два-три, я потом подпишу, задним числом. Но чтоб информация никуда не просочилась! ТВ и на километр не подпускать! Ясно?

– Ясно, Генрих Львович. Если можно, я Глеба Уварского с «заказухи» Вокулика сниму. Временно. Там сейчас все равно движения никакого, только на прочесывание да проверку документов вся надежда.

– Давай, давай. Главное, чтобы польза была.

Лучше всего Глеб Уварский умел копаться в архивах. Во-первых, по образованию он был не юристом, а инженером-компьютерщиком, причем с дипломом Имперского университета радиоэлектроники. Потому, наверное, никто не мог перещеголять его в умении обращаться с базами Минбеза и архивными банками данных. А во-вторых, как и в прежние времена, личные контакты играли немалую роль. И если Арсений легко находил общий язык с экспертами и гражданскими спецами, то Глеб с его манерой шутить по любому поводу, с хорошо подвешенным языком и обаятельной улыбкой, сразу и навсегда располагал к себе архивных «девочек» любых возрастов вплоть до пенсионного.

Арсений осчастливил его прямо с порога:

– Каневский приказал сформировать группу по балтийскому делу. Я попросил в подчинение тебя – нужно немного покопаться в архивах, посмотреть что и как. Вокулика с тебя пока сняли.

– Ну вот, – демонстрируя вселенскую грусть, сказал Глеб и попытался незаметно закрыть разложенный на экране компьютера пасьянс, – Сидишь тут, весь в делах, пашешь в поте лица, а потом приходит злой Арсений Юльевич и преподносит новый сюрприз.

– Да уж, как бы тебе бедному не перетрудиться.

– И пожалеть-то меня некому! Сгорю на работе, поздно раскаиваться будет.

На этой фразе Глеб не выдержал и хихикнул. Глядя на него, Арсений тоже не смог удержаться от улыбки: