Книга Поцелуй бабочки - Натали Вокс

Одри пробудилась от бившего в глаза лунного света. На мгновение она растерялась, повернула голову и увидела, что Витторио оперся на локоть и внимательно следит за ней. Увидев, что она проснулась, он улыбнулся и протянув руку, убрал со лба Одри прядь волос.

— Мне нравится смотреть на тебя спящую, — ласково сказал он. — Хочу убедиться, что ты еще здесь.

— Я всегда буду здесь… если захочешь.

— Хочу.

Глядя Витторио в глаза, Одри погладила его подбородок, шею, плечо и вздохнула. Потом улыбнулась и призналась:

— Я сходила по тебе с ума с первой же нашей встречи.

— Я это знал.

— Ничего ты не знал! Или знал?

— Догадывался.

— Ужасно стыдно, — промурлыкала она. — Неудивительно, что ты был таким… — Внезапно Одри припомнила его давние слова и спросила: — Помнишь, я тебе говорила, что мама овдовела, когда мне было три года?

— Гмм… смутно.

— Почему ты тогда сказал: «Это все объясняет»?

Витторио засмеялся.

— Это объясняет твою агрессивность, полную и не подлежащую сомнению уверенность, что ты всегда права. Я решил, что ты избалованная девчонка, выросшая без мужской руки, которая могла бы заставить норовистую лошадку слушаться узды.

— Нахальный самец! Я знаю, что я немножко настырная…

— Агрессивная, — подсказал он.

— Ладно, агрессивная. Я не нарочно, — пробормотала она. — Просто я слишком нетерпеливая…

— Когда дела идут не так быстро, как тебе хочется?

— Наверное. Мама говорила…

— Тсс… — Витторио приложил палец к губам. — Не будем ворошить прошлое. Перед нами новая Одри, Одри модернизированная… Не стану утверждать, что мне не нравилась старая модель, но…

Она подняла голову и посмотрела на него с шутливой укоризной.

— Я же вообще тебе не нравилась!

— Не нравилась, — согласился он. — Меня тянуло к тебе, но ты мне не нравилась… Правда, мое мнение начало меняться, когда ты вышла в столовую в ночной рубашке. Стоило тебе повернуться спиной к свету, как я разглядел все изгибы твоего пленительного тела… и моя решимость исчезла. Желание подняло свою безобразную голову, и я предпочел уткнуться в книгу, которая меня вовсе не интересовала… Я переворачивал страницы, но не видел ни слова, потому что думал о тебе.

— Я бы никогда не догадалась, — тихо откликнулась она. — Но я и до сих пор не догадываюсь, о чем ты думаешь, что чувствуешь… Я даже не знаю, хочешь ли ты слышать эти слова, — чуть торопливо добавила она, — но мне необходимо сказать их.

Почувствовав, что Витторио напрягся и затаил дыхание, Одри стиснула его плечо, чтобы придать себе смелости.

— Я хочу сказать это, потому что иначе… Одри осеклась, но затем, решив, что тот, кто сказал «а», должен сказать и «б», звонко произнесла: — Я люблю тебя.

Витторио перевел дух.

— Я давно любила тебя. И на вилле, и здесь…

— Тогда почему же ты уехала?

— Я думала, ты хочешь этого. Когда мы были на вилле, ты сказал, чтобы я задержалась на неделю в Риме, а потом ехала домой улаживать свои дела. И я подумала… А Патриция сказала… И если был хоть один шанс, что когда-нибудь ты полюбишь меня… О, Витторио, я не знаю! Я чувствовала себя такой ненужной! А Патриция такая красивая, такая умная…

— Меня не влечет ни к Патриции, ни к Джованне.

— Правда? — тихо спросила она, отводя глаза. — Тогда почему ты позволил мне уехать? Когда я заикнулась, что хотела бы остаться, ты сказал, чтобы я не играла в игры. Ты сделал мне больно. Очень. Я не могла понять, чего ты хочешь.

— Я и сам не мог понять, — признался он. — На вилле думал, что понимаю, но потом…

— Я стала чересчур требовательной. — Прибегнув к спасительному чувству юмора, Одри, которой было вовсе не до смеха, добавила: — И ты подумал: «О боже, если она всегда будет такой…»

— Что-то в этом роде. — Он улыбнулся. — Так было до посещения «Хасслера». А потом в такси я понял, до какой степени хочу тебя. При всем моем опыте я никогда не испытывал ничего подобного. Но просить тебя бросить свою страну, друзей, когда я не знал, надолго ли это… А потом я понял, что дело совсем не в желании. Чтобы сделать выбор, нужно что-то другое.

— Я не спрашивала, потому что… Я хочу сказать… Перестань! — закричала она. — Перестань делать круглые глаза и притворяться, будто ты ничего не понимаешь! Ты прекрасно знаешь, что именно я имею в виду! Мне действительно нужно сказать обо всем честно.

— И услышать такой же честный ответ?

— Но если ты не…

— Люблю тебя?

— Да. Я не прошу того, к чему ты не готов.

— Для этого нужно либо большая смелость, либо большая глупость. Хорошая питательная среда для боли и обид. А если бы я не мог дать тебе то, что ты хочешь, тогда как?

— Не знаю, — ответила Одри, все еще избегая его взгляда. — Я ведь не могу заставить тебя полюбить, правда? Я не могу изменить тебя так же, как ты изменил меня. Просто я хотела, чтобы ты знал о моих чувствах…

Витторио прижался к ней лбом, поцеловал в переносицу, потом тяжело вздохнул и посмотрел в глаза.

— Перестань дрожать, — тихо приказал он. — Совсем недавно я понял, что не хочу подражать Рико, который обрел семью лишь на склоне лет. Я хочу видеть, как будет расти моя дочь, а не получить ее уже взрослой. Я понял, что люблю тебя, через несколько дней после того, как Рико и Эмили попали в аварию…

— Так ты любишь меня? — перебила Одри.

— Конечно, люблю, разве иначе мы были бы здесь? Но я не знал, как долго продлится это чувство. Не мог представить себе, что это навсегда.

— Я догадывалась: что-то не так. Чего только я не напридумывала! Что ты знаешь о моем чувстве, но не испытываешь ко мне того же, что ты уезжаешь, потому что не любишь… нет, не можешь любить меня, что ты раздражаешься и сердишься, потому что тебя принуждают к продолжительной связи, которой ты не хочешь… И это было так больно!

— Но всю эту неделю я не находил себе места. Я бродил по пустой квартире, слишком большой для одного человека, в которой еще слышалось эхо твоих шагов, и чувствовал, что схожу с ума. В конце концов я решил лететь за тобой в Англию. Готов был умолять, кричать на тебя, тащить силой… Я вдруг осознал, что на свете есть человек — один-единственный человек, — без которого моя жизнь теряет всякий смысл. Я посмеивался, наблюдая за Рико и твоей матерью. Это было мило, забавно… и очень странно. Я любил их обоих, но посмеивался над их глупостью. Наверное, потому что я не видел своих родителей — ты ведь знаешь, они давно умерли, у меня нет братьев и сестер, кроме множества двоюродных, и моя самая близкая родня — это Рико и твоя мать. Я не думал, что захочу большей близости, не думал, что захочу с кем-то разделить жизнь. Итак, Одри, ты выйдешь за меня замуж?