Книга Я - шулер - Анатолий Барбакару

Только с теплом вспоминаю Крестного.

Все это байки для холеных, что мафия пьет кровь из своих же, что пожизненно держит в лапах. От человека этого я имел только хорошее.

При представлении он не полез с расспросами. Вежливо, интеллигентно к при этом как-то по-свойски стал сетовать на нынешние нравы. Делился проблемами, связанными с вырождением фраеров, с утерей традиций.

– Люди пошли... Не хотят деньги отдавать, что ты скажешь! – сокрушался. – Вчера один «Волгу» купил, второй этаж строит. А говорит – пустой. Как так можно? Ну, набили его, – кому это нужно? Эх, люди, люди...

Я сочувствующе молчал.

– Мотя тоже... Мотю знаешь?

Я кивнул.

– Не хочет никого в долго брать. А я ему в свое время помог. Сильный игрок – кто спорит, но как не стыдно... Маэстро тоже знаешь?

– Мой учитель, – может быть и преждевременно, признался я.

Он без удивления, понимающе покивал головой, продолжил:

– Руки – золотые, теперь таких нет. Но связался с уголовниками. Дружки освобождаются, он и пригревает. Хорошее, конечно, дело. Но дружки – все воры да наркоманы... А кто нас греть будет? – Он тяжело вздохнул. Спросил:

– Поиграешь?

Я растерялся отсутствии перехода, глянул на Шахматиста. Тот кивнул. Но и я сам не собирался отказываться.

– Можно.

– А вот и Яша. Не ахти какой игрок. Но пойдем, может, не забоится.

Я был уверен, что забоится. Вид у Яши – весьма немужественный. Пожилой благообразный мужчина, нечто среднее между рекламным агентом и ответственным партийным работником. В плаще, из которого выглядывали белая рубашка и галстук, в шляпе, с портфелем.

Несколько прямолинейное, на мой взгляд, предложение Крестного сыграть со мной не вызвало у Яши никаких эмоций. Устроил портфель у столика, одного из многих. За таким же вокруг кучковались играющие. Молча, аккуратно выложил на столик колоду, карандаш, вынул из папки лист бумаги.

– Почем? – спросил я.

– По соточке, – сообщил Крестный. И мне: – Яша меньше не играет. – Потом Шахматисту: – Пойдем, Игорек. Не будем мешать. Посмотрим, как у людей дела.

– Они отошли, направились в обход между столиками.

Я бы рекомендовал Яше играть рубля по три. В счастливые дни – по пятерке, не больше. Первое впечатление оказалось верным: рекламный агент ничего из себя не представлял. При этом норовил дурить. Настырно пробовал повторять одни и те же обезвреживаемые мной трюки.

– Ну хватит, хватит, – услышал добродушно ворчащий голос Крестного, после того как я выиграл пять партий. – Надо иметь уважение к пожилым людям. – И к сердитому Яше: – Как молодежь?

– Ты привел? – спросил тот у Шахматиста.

Шахматист не ответил.

– Кто его растил? – спросил Яша тогда у Крестного.

– Маэстро.

– И ты мне его подсунул?

– Деньги надо вернуть, – вежливо сообщил мне Крестный.

Сообщение мне не понравилось, но я не спорил. Протянул Яше выигранные пятьсот.

– Это Маэстро тебя учил выигрывать по пять партий кряду? Совсем стыд потеряли... – пробурчал Яша, пряча деньги.

– Ну что ж, будем трудиться, – заговорил Крестный, когда мы отошли от расстроенного Яши. – Есть у меня одна точка...

Точек у него оказалось множество. Во всех бескрайних просторах нашей Родины. Разных и по географическому положению, и по содержанию. От стоянок дальнобойщиков до подпольных столичных казино.

Крестный обеспечивал своих сотрудников не только игрой, но и деньгами, и прикрытием. Он был гарантией того, что к тебе отнесутся с уважением, что любая сумма будет получена. У кого бы она ни была выиграна. И весь этот сервис с его стороны осуществлялся за вполне разумную долю.

Не могу сказать, что регулярно работал от него. Но он не обижался – относился ко мне, как к любимчику. Уж не знаю за что.

Опека Крестного дала больше веса, значимости, чем денег.

Старались обходиться силами и возможностями своей корпорации. Шахматист стал ее четвертым соучредителем. И все же долго еще припоминал Шурику, а заодно почему-то и мне свои замоченные брюки.

Глава 10. Об учениках

Когда-то Маэстро, представляя меня, раннего, одному из дружков-авторитетов, произнес не без гордости:

– Мой ученик. Через полгода в Москву можно брать.

Что такого ж этой Москве, что взять меня можно будет только через полгода? К тому же в столице тру раз я уже побивал, никаких излишних трудностей в облалошивании москвичей не обнаружил. Но «мой ученик» было высшей похвалой. Я-то с надеждой давно считал себя им, но Маэстро впервые одевая официальное заявление.

Авторитет, правда, усомнился:

– Не рановато? И слишком он здоровый... для «каталы». Спортсмен, что ли?

– С прикрытием – меньше хлопот. Между прочим, Яшку Головастика обыграл.

– Пьяного?

– Как стеклышко.

– Да ладно... Трезвый Головастик ему сто пятьдесят форы даст... И глаза себе полотенцем завяжет.

Они говорили обо мне так, как будто я не сидел на этом же топчане. Но в присутствии Маэстро это не задевало. Только непонятно было, чем так замечателен их Яшка. Когда его обыгрывал, я даже не знал, что он важный гусь, и не заметил никаких дополнительных сложностей. Потом уже Маэстро поздравил с серьезным крещением.

– Можешь «скатать» пару партий, – предложил Маэстро авторитету. – Я плачу.

– За него или за меня?

Маэстро оскалил в улыбке разделенные щелками зубы. Ожидающе смотрел на дружка, не ответил.

– Мне это надо?.. – резонно высказался тот. – Ты бы его прятал до поры до времени.

Прятать меня уже было поздно, наследил где только мог. Как невоспитанный щенок, впущенный в богато обставленную квартиру.

Если бы я попал в ученики к Маэстро вовремя, таких глупостей не наделал бы.

Уже упоминал вскользь, что учитель в картах – не тот, кто поучает, показывает. Тот, кто позволяет учиться. А уж твое дело присматриваться, прислушиваться, до многого доходить в одиночку...

Это не совсем так. Думаю, желание взрастить хоть одного, но своего, фирменного, преданного наследника, присуще каждому «катале». И взращивают.

Это тоже одна из самых недоступных для анализа сем. Процесс передачи навыков профессии происходит не при открытых дверях.

Из просочившихся сведений знаком только один случай.

Корифей-пляжник взял в подмастерья начинающего жулика. Взаимоотношения не были обусловленны духовным единством. Ученик внес разовый гонорар – четыре тысячи – и обязался выплачивать пожизненную пенсию: десять процентов с каждой прибыльной игры. К убыточным играм учитель отношения не имел, так как проигрывать не обучая.