Книга Ставка на проигрыш - Дик Фрэнсис

— Да, прекрасно... Хочешь выпить?

Она покачала головой, но я все равно налил ей стаканчик и закрепил в держателе.

— Я попросила миссис Вудворд найти кого-нибудь, кто согласился бы сидеть со мной вечерами. Чтоб ты мог почаще выходить из дому...

— Но я вовсе не хочу выходить чаще, — запротестовал я.

— Нет, ты должен!

— Да нет же!

Я сел в кресло и отпил добрый глоток почти неразбавленного виски. «Алкоголь, — подумал я, — в трудных случаях жизни предоставляет нам лишь небольшую отсрочку. А иногда только усугубляет неприятности. Так или иначе, но напиваться в наши дни — слишком дорогое удовольствие».

Элизабет не ответила. Я посмотрел на нее и увидел, что она опять тихо плачет. Слезы медленно катились по щекам. Я вынул из коробки салфетку и вытер их. Знала ли она, что вид этих слез был для меня куда страшнее любых проявлений гнева?

— Я старею, — сказала она. — А ты по-прежнему молод. Тай, ты такой... сильный... загорелый... и молодой.

— А ты такая бледненькая и хорошенькая и выглядишь лет на пятнадцать, не больше. Перестань расстраиваться.

— Сколько лет... этой девушке?

— Ты же сказала, что ничего не хочешь о ней знать.

— Да, пожалуй, не хочу...

— Забудь о ней, — сказал я. — Все, что с ней связано, не имеет никакого значения. Она мне безразлична. Совершенно безразлична! — Голос мой звучал убедительно даже для меня самого. Я хотел бы, чтобы все это было правдой. Вопреки чудовищному предательству Гейл, где-то в самой потайной глубине сердца жила надежда на встречу с ней. Я сидел в кресле, зажав в руке стакан виски, и вспоминал: Гейл у себя дома на белом пушистом ковре, Гейл в гостинице...

Немного погодя я нехотя поднялся и пошел на кухню готовить ужин. Опять рыба. Отвратительные мелкие кусочки замороженной камбалы. Я жарил и ел их с отвращением, кормил Элизабет, когда рука у нее уставала. Весь вечер она провела в трогательных попытках быть со мною как можно приветливее, преувеличенно благодарила за каждую пустяковую услугу, без конца извинялась, что вынуждена отрывать меня от дел, изо всех сил стараясь скрыть, как она встревожена, смущена и несчастна, и почти преуспела в этом. Худшего наказания для меня она не могла бы придумать.

Поздно вечером того же дня у Тиддли Пома начались сильные колики в желудке.

Нортон Фокс не застал на месте ни Люка-Джона, ни Дерри — они уже давно ушли домой. Домашних адресов в «Блейз» не сообщали никогда, сколь срочно ни было бы дело. Моего телефона Нортон тоже не знал.

Сильно встревоженный, он по совету ветеринара позвонил Ронси и рассказал ему, где находится лошадь и что они предпринимают для спасения ее жизни.

Глава 12

Я узнал об этом только утром. Ронси позвонил в половине одиннадцатого, когда я сидел в кабине-тике, тупо уставясь в стену, и пытался составить хотя бы предварительный план для следующей воскресной статьи. Миссис Вудворд ушла в прачечную, и Элизабет позвала меня к телефону двумя звонками: два — это срочный, но не экстренный вызов. Три звонка — почти что пожар, SOS. Четыре — паника, тревога.

Стадия четырех звонков для Ронси, по-видимому, уже миновала. Он сказал, что находится у Нортона Фокса, к которому отправился тотчас же, как только узнал о несчастье. Приехал он туда в два часа ночи. К этому времени, благодаря стараниям ветеринара, худшее уже миновало и все функции кишечника Тиддли Пома стали приходить в норму. Он остался ночевать у Нортона, а сейчас только что пришел со двора, где наблюдал, как Тиддли Пом совершает утреннюю разминку. Вообще пошатнувшееся было здоровье лошади восстанавливается удивительно быстро, похоже, что к субботним скачкам она вполне обретет спортивную форму.

С чувством гнетущей тревоги я слушал его бесконечную, расцвеченную множеством подробностей сагу. До скачек на кубок оставалось еще два дня. Теперь, когда Ронси знал, где находится лошадь, ее положение уже не казалось мне таким безопасным. Когда наконец он закончил свое повествование, я спросил, приезжал ли к нему на ферму кто-нибудь узнать о Тиддли Поме.

— Ну, конечно, приезжали, — ответил он. — Все было в точности, как вы говорили. Им интересовались несколько газетчиков. Многие звонили по телефону. А человека три-четыре заявились прямо на ферму. И расспрашивали не только меня, но и Питера, и Пэта. И задавали такие хитрые вопросы. Правильно вы говорили — мы вполне могли проболтаться, знай, где он находится.

— А когда эти люди приезжали на ферму? И как они выглядели?

— Выглядели? Обыкновенно. Не знаю, как и описать. Помнится, один сказал, что он из «Ивнинг пил». Они приезжали в воскресенье и в понедельник, как раз после того, как вышла ваша статья.

— А в «Роллсе» никто не приезжал?

Он усмехнулся:

— Нет.

— Не было ли среди ваших гостей такого высокого, плотного блондина с желтой кожей и иностранным акцентом?

— Из тех, кого видел, такого не было. Но двое говорили только с ребятами, потому что я в это время был в Челмсфорде. Спросите у них сами, если хотите.

— Может, и спрошу, — согласился я. — Вам никто не угрожал?

— Нет, чего не было, того не было. Вообще не заметил никакого давления с их стороны. Все ваши сложности и предосторожности, как мне кажется, пустая трата времени. А теперь, раз я знаю, где находится Тиддли Пом, вы должны сказать мне, где моя семья.

— Там видно будет. А сейчас позовите Нортона Фокса.

Он позвал Фокса. Тот извинился за то, что пришлось раскрыть секрет, и объяснил, что просто побоялся взять на себя ответственность, раз лошадь была так плоха.

— Ну конечно, — успокоил я его. — Вас вынудили обстоятельства. Пока об этом знает только Ронси, игра еще не проиграна, хотя лично я предпочел бы...

— Его сыновья тоже знают, — прервал меня Нортон. — Правда, не думаю, что это имеет значение.

— Как это не имеет?! — заорал я.

— Кому-то из ребят Ронси сказал, где находится. Позвонил по телефону. Он не помнил вашего номера, а там, дома, у него где-то записано. Вот он и позвонил сыну... Кажется, Пэту, да, именно так он его назвал, а тот отыскал ваш телефон. Кажется, Пэт спросил у отца, откуда тот звонит, потому что Ронси сказал, что, раз сейчас лошадью интересоваться перестали, нет ничего страшного, если сын будет знать. Вот он и сказал ему.

— Черт! — пробормотал я. — Какой же дурак!

— Но может, он прав...

— А может, не прав, — с горечью ответил я. — Послушайте, Нортон, а не могло оказаться, что колики Тиддли Пома на самом деле отравление?

— О господи. Тай, конечно, нет! Самые настоящие колики. Да и как, скажите на милость, могли его отравить? Начать с того, что никто не знал, что это за лошадь...

— А теперь? — спросил я. — Сколько ваших ребят знает, что это Тиддли Пом?