Книга Миллион черных роз - Наталья Александрова

— Нет уж, — вздохнул Главный, — чувствую я, что без полиции мы и на этот раз не обойдемся. Эх вы! Такой спектакль испортили! — он с осуждением посмотрел на Лолу и махнул рукой.

Она дернулась, хотела было ответить в том духе, что было бы им всем легче, если бы на месте Штукиной лежала сейчас она, Лола, но поняла, что ее смерть была бы гораздо интереснее всем.

«Смерть после спектакля!», «Убийство на подмостках!», «Розы-убийцы!» — Лола так и видела перед собой заголовки в «желтых» газетенках. А Пеликанский-то как порезвился бы! Еще бы, ведущая актриса, роковая красавица испускает дух прямо в его присутствии. Какова темочка? Нет, Штукина и здесь умудрилась подгадить Лоле. Кто заинтересуется смертью малоизвестной травести? Главный прав, только полиция. И у нее, у Лолы, снова будут неприятности.

Айвазян нагнулась, чтобы положить на грудь Штукиной белую розу, но Задунайский резко отвел ее руку.

— Сказано ничего не трогать! Пошли отсюда!

Главный увел Лолу в свой кабинет, и мелко сотрясающая ее дрожь перешла в крупную. После полстакана отличного коньяка из личного НЗ Главного, дрожь прекратилась, но наступила абсолютная апатия. Если бы сейчас в кабинете появился убийца, Лола сдалась бы ему без боя.

«За что? — вяло думала она, поудобнее устраиваясь на кожаном диване в кабинете Главного. — Что я им всем сделала? Неужели кто-то заказал меня за то, что я преуспеваю на подмостках? Кто же это меня так ненавидит?»

Лола подумала еще немного, перебрала всех коллег и утвердилась в мысли, что больше всех ее ненавидела Штукина. Но Штукина-то как раз мертва, она приняла смерть, которую наверняка готовили для Лолы. Это неважно, какую смерть, полиция разберется. Но карточка, лежащая рядом с телом, недвусмысленно указывала на то, что смерть Штукиной вовсе не несчастный случай.

Несмотря на позднее время, полицейская бригада приехала в том же составе, что и в первый раз, когда выезжали на убийство Валерии Кликунец.

— Опять вы? — скорбно удивился капитан Сойка, увидев Лолу. — И снова в мое дежурство. Ну, впрочем, и так это дело нам бы отдали, мы уже тут в театре можно сказать, что свои люди… Ну давайте, рассказывайте, как вы дошли до жизни такой…

Лола ничего не могла ему сказать вразумительного. Она была занята на сцене, да и не она одна. Все, кто не был занят в спектакле, смотрели на сцену, уж больно много хлопали. Спектакль прошел на ура, Лола превзошла саму себя, все любовались ею. Коллеги женского пола тоже смотрели на сцену. Уж какие мысли бродили в их головах, можно только догадываться. Одна только Лиза Штукина не в силах была спокойно наблюдать за Лолиной игрой, вернее за доставшимися ей шумными овациями. Она бродила где-то в недрах театра, и никто ее не видел.

Лола усилием воли заставила себя очнуться от апатии и сказала по возможности твердо капитану Сойке, что она понятия не имеет, что случилось. Мелькнула мысль о карточке, которая валяется сейчас под шкафом в ее гримерной, но Лола решила ничего про это не говорить. Если они сами найдут карточку, тогда и будет разговор. А пока лучше помалкивать, а то до утра тут просидишь.

— Когда мне можно будет уйти домой? — робко спросила она капитана. — Устала очень после спектакля, даже переодеться не смогла.

Капитан пригляделся и понял, отчего Лола показалась ему сегодня какой-то необычной: на ней было серебристое длинное платье, и волосы убраны в высокую прическу. В последней сцене у Шекспира все счастливо разъясняется, Цесарио превращается в Виолу, и герцог, увидев, какая она хорошенькая, тут же начисто забывает про Оливию и собирается жениться на Виоле. Капитан Сойка посмотрел на Лолу и почувствовал, что завидует шекспировскому герцогу. Он тут же опомнился, сказал себе, что находится на работе, и сурово сообщил Лоле, что отпустить ее не имеет права, она важный свидетель, потому что именно в ее гримуборной только что умер человек.

— И что, интересно, покойная Штукина делала в вашей гримерке? — задумчиво спросил он.

— Понятия не имею! — Лола пожала плечами. — Но догадываюсь. Она вечно шныряла по углам, все вынюхивала, шпионила…

— Дорогая! — укоризненно заговорил Главный. — Все же она умерла, а о мертвых — или хорошо, или ничего…

— Нет смысла скрывать, что она меня ненавидела, — вздохнула Лола, — все равно он узнает, — кивнула она на капитана.

«Я и так знаю», — подумал Сойка, вспомнив допрос Штукиной после убийства Валерии Кликунец.

Тут его позвал эксперт, и капитан удалился.

— Простите, Олег Игоревич, — сказала Лола, глядя в сторону, — кажется с моим приходом в театре начались неприятности.

— Да уж, — вздохнул Главный, — неприятности — это мягко сказано.

Пока капитан беседовал с Лолой, эксперт наскоро обследовал труп, нашел небольшую ранку на пальце и осторожно разглядывал рассыпанные белые розы.

— Похоже, что дело нечисто, — кивнул Шурик.

Розы упаковали в пакет и увезли в криминалистическую лабораторию, труп Штукиной отправили в морг. Никто в театре не видел, каким образом букет появился в уборной Лолы, кто его принес и кто поставил в воду. Сама Лола тоже не дала ответа — когда она последний раз была в гримерной, роз там еще не было. Розы были так хороши, что она обязательно взяла бы букет домой, и укололась бы шипом, когда вынимала розы из воды. Эксперт подозревал, что именно розы послужили причиной смерти Штукиной, но до вскрытия не был ни в чем уверен. Лола же в этом не сомневалась — она видела карточку у мертвого тела. Полиция же карточки не нашла — видно, не очень тщательно проводила обыск в гримерной либо карточка завалилась за половицу.

Лола позвонила Маркизу и услышала на том конце звериный рык.

— Лолка, ты все-таки ушла из дома? Я же запретил! Ты что, хочешь умереть, самоубийца несчастная?

— Уже, — процедила Лола.

— Что — уже?

— Уже чуть не умерла. Подъезжай через полчаса к театру, я не в состоянии сама доехать до дома. Ты не волнуйся — пока меня полиция охраняет…

— Дожили! — горько вздохнул Маркиз.

Консьержка Вера Анатольевна в принципе была своей нынешней работой вполне довольна. Единственно, что ее утомляло, это работа сменами. За сорок без малого лет службы на своем оборонном предприятии она привыкла рано вставать, чтобы успеть на работу к восьми, и соответственно рано ложиться. Такой режим настолько влился ей в кровь, что у Веры Анатольевны выработались условные рефлексы, как у знаменитой собаки Павлова. Ела она, будучи на пенсии, исключительно по часам, как привыкла. Ровно в полпервого перед ее мысленным взором как на экране вставали строчки меню их заводской столовой (на первое — борщ украинский, на второе — шницель рубленый, на третье — компот из сухофруктов), и у нее начиналось обильное выделение слюны. Нынешняя ее смена заканчивалась в час ночи, когда в основном все жильцы дома возвращались домой, и гости их уходили. Ночью никто в подъезде не дежурил, подразумевалось, что подгулявшие жильцы и сами могут открыть дверь, а чужие ночью не ходят.