Книга Одержимый - Мэтт Рихтел

Перед глазами все начало расплываться. Крысы, лабораторное оборудование, компьютеры. Ничего особенного. Никакого дымящегося пистолета.

Я бросил последний взгляд на единственную оставшуюся в живых крысу, A11. Распахнул дверцу. Зверек выскочил из клетки, я скинул его со стола. Крыса пробежала три шага, остановилась, принюхалась, бросилась к лестнице. Спустилась на одну ступеньку, опять остановилась, поднялась обратно, в панике закружила по комнате. Мой взгляд упал на что-то белое. Под углом клетки лежал листок бумаги. Я вытащил его. Какие-то напечатанные слова, цифры. Что-то техническое и при этом неуловимо знакомое. У нижнего края кто-то написал корявым почерком: «Пароль: „Вестидж“».

Стиснув зубы, я глубоко задумался. Но подошвам становилось все горячее.

Первый этаж горел.

Плинтус пульсировал красным: прелюдия к танцу огня уже на втором этаже.

Я сунул листок в передний карман.

Пора сматываться.

Посмотрел на лестницу и увидел язык пламени. Шагнул к лестнице. Снизу мне навстречу поднялся клуб черного дыма. Опасность.

Окно.

Я посмотрел налево, поверх стола, на котором стоял монитор компьютера. Еще окно. Выходящее на боковую стену. Я подбежал к нему, выглянул. Языки пламени плясали по эту сторону дома, но еще не сформировались в огненную стену. Вырывались они из гаража. А может, поднимались с первого этажа.

Я схватил монитор, швырнул в окно. В комнату ворвался холодный воздух. Я залез на стол.

Шагнул к окну. Внезапно прогремел взрыв, взметнулось пламя. Я посмотрел вниз. Море огня. Все равно что прыгать в котел с кипящей смолой. Я вновь посмотрел на лестницу. Оттуда тянуло черным дымом. Побежал к ней, но меня остановил потянувшийся ко мне длинный язык пламени.

Вот тут я и осознал, в какую попал передрягу. Я видел только восемь ступеней, а потом лестница поворачивала на девяносто градусов. То есть вторую половину лестницы я сверху увидеть не мог. Восемь ступеней, маленькая площадка, а за ней меня ждала неизвестность.

Я огляделся, вспоминая, как нужно вести себя в случае пожара (зря, что ли, учился в медицинской школе), прикидывая, что может оказаться полезным. Нашел. Небольшой зеленовато-синий ковер.

Выдернул его из-под ножек одного стола, подтащил к лестнице, накинул на плечи.

– Теперь или никогда.

Сделал шаг с верхней ступеньки. Плотнее обернул плечи ковром. Осознал, что в момент поворота мне придется принимать решение: если огонь не такой сильный, до двери дойду на своих двоих; если очень сильный, мне останется только улечься на пол и катиться, завернувшись в ковер. Не забывая, конечно, про молитву.

Я спустился на следующую ступеньку и почувствовал необходимость загадать последнее желание. «Господи. Позволь мне прожить достаточно долго, чтобы выяснить, что случилось с Энни».

Еще ступенька. Шерстяной ковер спускался с моих плеч и ниспадал на лестницу, словно длинный плащ. Последняя ступенька перед поворотом… взрыв. Что-то ухнуло в глубинах дома. Что-то легко воспламеняющееся соприкоснулось с открытым огнем. Взрыв этот вызвал эффект домино. Шум, тепловая волна, пламя поднимались из-за угла, мне навстречу. Инстинктивно я отпрянул. Наступил на ковер, заскользил на нем вниз. Выставил ногу, чтобы не врезаться в стену.

Рукой сумел нащупать поручень. Затормозил, а потом полностью остановил падение. Поднялся на ноги уже на площадке. Обогнул угол. Огонь пылал на первом этаже и на лестнице в каком-то футе от меня.

От пола первого этажа меня отделяли восемь ступенек.

Я ухватил ковер за угол, подтащил к себе, сел на него, накинул сверху, превратившись в начинку такого вот коврового пирожка, начал съезжать по ступенькам вниз и вдруг вспомнил Сонни Эллисона. Буквально наносекунду думал об этом молодом человеке, которого доставили в отделение реанимации, где я проходил практику. Его автомобиль, «хонда-цивик», на скорости пятьдесят миль слетел с морского обрыва на скалы. Бак взорвался. Эллисон не умер, и мне теперь никогда не забыть, что может выдержать человеческое тело. Мысль эта вдохновляла меня во время спуска. А потом я резко остановился.

Очутился у подножия лестницы, окруженный огнем.

Взмахнул ковром в надежде, что движение воздуха прижмет пламя к полу в непосредственной близости от меня.

Мне повезло. Прижало. В несколько прыжков я выскочил на крыльцо. Оно еще не успело загореться. Споткнувшись на бетонных ступеньках, я чуть не грохнулся на засыпанную гравием площадку, на краю которой теперь полыхали здания «Стробэрри лабс».

Увидел Эрин. С посеревшим лицом, вся в копоти, она стояла рядом с автомобилем.

– Что происходит, Эрин?

– Слава Богу! Я уже подумала, что ты там сгоришь.

Я двинулся к ней, пытаясь истолковать ее слова. Искренность? Страх? Откровенное манипулирование?

Внезапно схватил ее за плечи.

– Что ты делаешь, Нат?

– Ты оставила меня там умирать!

– Ты сошел с ума! Что ты несешь?

Она отскочила от меня, настаивая, что видела красный спортивный автомобиль, отъезжающий от «Стробэрри лабс».

– Мы тоже должны уехать отсюда! – крикнула она. Еще окончательно не придя в себя, я влез в машину. Пожар ревел, в горящих зданиях что-то взрывалось. На нас накатилась тепловая волна. Другая поднялась изнутри. Дико разболелась голова. Эрин взяла ключ из моей руки, вставила в замок зажигания. Я не дал ей завести двигатель. Оглядел участок, который занимала фирма, пылающие здания.

– Что случилось с Энни? – спросил я.

– О чем ты говоришь?

– Что такое «Вестидж»?

Она повернула ключ в замке зажигания.

– Пора обращаться в полицию, – добавил я.

Я мчался вниз, оглядываясь в поисках мифического спортивного автомобиля. Неподалеку от центра Фелтона увидел щит-указатель. Прочитал на нем, что до Санта-Круса десять миль. В прошлое вернуться невозможно, но у человека есть шанс заглянуть туда в гости. И я понял, что пришло время для посещения аллеи памяти.

– Тебе нравится огонь, – холодно сказал я. – Тебе нравится смотреть, как что-то горит.

Крысиная лаборатория, кафе, порнографическая студия, дом Саймона Андерсона.

– О чем ты говоришь? – спросила Эрин.

– Давай начнем с самого простого.

– Простого?

– Я хочу знать истинную причину, по которой ты терпеть не могла Саймона Андерсона.

Все это и раньше вертелось у меня в голове: определенная холодность, с которой она говорила о нем, тот факт, что она не вышла из автомобиля на его похоронах или около горящего дома. Как-то не вязалось все это с ее отношением к людям, пусть она и сказала, что Саймон Андерсон не пропускал ни одной юбки.