Книга Темные воды - Кодзи Судзуки

Быстро окинув взглядом зал перед премьерой, Кийохару заметил, что пустых мест нет. Пол дискотеки был плоским, и пришлось надстраивать ярусы, что потребовало немалых усилий. Однако все-труды и затраты окупились с избытком, когда зал под завязку заполнился публикой. Если так пойдет и дальше, желанные две тысячи зрителей обеспечены. Кийохару издал долгий вздох облегчения.

На сцене зазвонил телефон. Молодая женщина (ее играла Норико Кикухи) потянулась, чтобы взять трубку. На ней было обычное платье, голова обмотана шарфом — в прежние дни, когда она танцевала в дискотеке, она ни за что не позволила бы себе так одеться. Прежде чем он взяла трубку, она услышала из-за спины мужской голос и обернулась. В это мгновение Кийохару заметил нечто, чего на репетициях не случалось: Норико и ее партнер как будто отвлеклись от роли. Норико поднесла руку к щеке и посмотрела в некую точку на потолке. Актер тоже стал смотреть на эту точку. Потрясенный Кийохару чуть не вскочил со своего места. С потолка падала вода. Капли попали на щеку Норико. Именно это и отвлекло актеров от роли.

* * *

Юхи Камийа сидел как оплеванный в будке звукорежиссера. Этот актер выразил несогласие с Кийохару и был заменен в последнюю минуту.

Он все еще переживал, что его отстранили от роли и определили по другой части. Но он сам пошел на это, добровольно отказавшись от роли. Его заменили молодым актером, который был его дублером. Конечно, все и раньше к тому шло — этот конфликт только укорил дело. Настоящую причину знали все в труппе. Произошедшее с Камийа стало просто последним подтверждением — с деспотичным режиссером лучше не спорить, если хочешь остаться при своих ролях.

Репетировать два месяца только затем, чтобы твои усилия оказались тщетны — худшее, что может случиться с актером. Если ты не занят на сцене, то выполняешь подсобные работы, у тебя нет процента от реализации билетов и ты получаешь вместо этого твердое жалованье — правда, небольшое. Камийа утешал себя тем, что, потеряв роль, он выиграл в деньгах, и пытался не зацикливаться на ситуации. Но сидение в этой будке в качестве прислуги вконец его достало.

Камийа сонно высунулся из будки, находившейся за спиной у зрителей. Будка располагалась выше голов зрителей, поскольку, чтобы вовремя выдавать звуковые эффекты, необходимо было наблюдать за сценой и залом. Поэтому он хорошо видел сейчас спину Кийохару. Режиссер был ростом метр восемьдесят сантиметров с лишним, и у него была широкая грудь борца; длинные осветленные волосы были уложены в узел на затылке. Даже при тусклом освещении Камийа мгновенно узнал Кийохару. При взгляде на этого человека в глазах Камийа вспыхнула ненависть — ненависть к тому, кто лишил его роли, кто подверг его унижению. И все же Камийа не мог освободиться от чар этого человека.

То, что ощущал Камийа в отношении Кийохару, было смесью ненависти и восхищения. Если бы ему хватило смелости отрицать режиссерский талант Кийохару, Камийя покинул бы труппу много лет назад. Терпеть властное и бесчеловечное поведение Кийохару теперь уже не было сил. Камийа оставался с ним, потому что от того исходило почти физически осязаемое ощущение таланта.

Юхи присоединился к труппе пять лет назад, вскоре после того, как она сложилась. Все нынешние члены труппы признавали его ведущим актером. Если бы он покинул их и присоединился к какому-то другому коллективу, ему пришлось бы начинать сначала, с более низкого уровня. Тем более ему не хотелось уходить из труппы, когда перед ним замаячила перспектива выступить в зале «Кинокуния». Может, Кийохару и наорал на него, и отнял у него роль, но Камийа мало что мог в этой ситуации поделать — только с ухмылкой сносить выволочку. Но все это не умоляло его обиды: с каждым часом она все больше росла.

В соответствии с инструкцией звукорежиссера, сидевшего рядом с ним, Камийа нажал кнопку. Телефон на сцене зазвонил. Норико потянулась к трубке. Ей удалось выразить мимикой и жестами смесь отчаяния и надежды, как полагалось по роли. Камийа восхищался тонкими нюансами ее сценических движений. Она была миниатюрной женщиной, худощавой, с кокетливым выражением лица. Костюм, который она носила в этом спектакле, скрывал контуры ее фигуры, но прежде ей приходилось играть другие роли, в которых она показывалась на сцене полуобнаженной, демонстрируя публике свое великолепное телосложение.

Камийа не мог себе представить, что из Норико получится такая успешная актриса, хотя он сыграл свою роль в том, что ее приняли в «Каирин Мару». Именно он, встретив ее в «Мефистофеле», познакомил ее с Кийохару. Когда «Мефистофель» закрылся, Норико оказалась без работы; видя ее отчаянное положение, Камийа между делом посоветовал ей попытать счастья в их труппе. Это приглашение в его устах было обычной уловкой, которой он приманивал понравившихся ему девушек. Едва ли он воображал, что через два года она станет ведущей актрисой их труппы. Сейчас он относился к ней со смешанным чувством, потому что она знала себе цену и самоутверждалась в труппе благодаря ему. Было время, когда Камийа казалось, что он влюбляется в Норико. Он оставил эти глупости, когда до него дошло, что Кийохару и Норико связывают не совсем платонические отношения.

Кийохару не был беспристрастен к участникам труппы. Некоторые играли так себе, а он не говорил ни слова, другим после отличных спектаклей он устраивал выволочку. Кийохару был сам себе закон, и никто не мог постичь критериев, по которым он оценивал работу актеров и раздавал похвалы. Очевидно, что это был не просто фаворитизм. Но к Норико отношение было своеобразным. Во время репетиций он особо ее выделял. Это не значит, что он был с ней мягче. Он, напротив, был наиболее груб.

Хотя словесные выволочки актерам случались постоянно, обходилось в основном без рукоприкладства. Однако было время, когда Норико становилась жертвой самых диких припадков его ярости. Он вопил на нее: «Мать твою, ты что такое творишь? Ты не актриса и никогда ей не станешь! Иди-ка и работай по прежней профессии и не рыпайся! Ничего хорошего тебе не светит! Сколько раз надо говорить? Иди и танцуй себе стриптиз, шлюшка, только на это ты и годна! Забудь навсегда — не будет тебе никакой роли!»

Не ограничиваясь оскорбительными словами, он бросался к ней, сбивал ее с ног и бил по лицу. Она падала на пол, проливала слезинку-другую, но никогда не плакала в голос. Ясными глазами глядя на него, она исправляла что-то в сцене, меняла какие-то нюансы, а он снова кричал, что все это никуда не годится и опять избивал ее... Он обращался с ней так сурово, что другим смотреть было больно. До Камийа все доходило медленно, но даже он понял природу их отношений, когда шесть месяцев подряд наблюдал за этими сценами. Так не могло бы продолжаться, если бы их не связывали плотские узы и сильные узы взаимного доверия. Такое положение вещей было свидетельством крепости союза — одновременно и физического, и духовного.

Были и другие доказательства Как только репетиция заканчивалась, они начинали добродушно болтать друг с другом — воплощенные мир и согласие. Женщина, которую Кийохару несколько минут назад прилюдно избивал, заливалась радостным смехом, слыша его замечания, и ловила каждое слово, когда он начинал излагать свои театральные теории. Окружающие знали, что за этим стоит. Это безгласно подразумевалось и не обсуждалось вслух. Никто в труппе не сплетничал о Кийохару и Норико — все понимали и принимали их особые отношения.