Книга Волк - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Энергоресурс?
– Ноль.
– Великий Космос… – пробормотал лысый.
Он стоял от капсулы дальше всех. Казалось, лысый боится подхватить смертельно опасную заразу.
– Ноль, – повторил Юлий Тумидус.
Черный костюм, белая сорочка, узкий галстук в темных тонах – отец Марка напоминал гробовщика, явившегося снять мерку с трупа. Сходство усиливалось абсолютной бесстрастностью лица.
– Чистое зеро. Итак, количество степеней свободы объекта № 21 «ушло в ноль». Энергоресурс исчерпан полностью, объект для дальнейшей эксплуатации непригоден. При исходном, замечу, уровне энергоресурса в 62 %. За пять, максимум десять миллисекунд. Это период, который аппаратура не фиксирует. Будь я суеверен, я бы предположил, что среди рабов завелся вампир. Очень быстрый, надо сказать, вампир. И очень голодный. Рабы выкачаны досуха…
– Среди работников станции, – поправил врач.
– Что? Нет, именно среди рабов. Работнику станции лишняя энергия ни к чему, он не аккумулятор. Хозяин? Мы, помпилианцы, пользуемся энергией рабов опосредованно, через систему распределения. Даже захоти господин Пасиенна, где бы он ни был, извлечь из своих рабов все остатки энергии – в его распоряжении нет таких возможностей. Что остается? Предположим, кто-то из рабов Пасиенны оказался свободен в достаточной степени, чтобы озаботиться восполнением собственного тающего ресурса. Предположим, этот раб – обладатель своеобразных способностей, неизвестных современной науке… Нет, это фантастика.
– Это бред, – уточнил лысый.
– У вас есть версия получше? Если нет, позвольте мне подвести итог. Рабы господина Пасиенны превратились в грядку овощей. Превращение совершилось мгновенно, за уникально краткий отрезок времени. Каким бы ни был энергоресурс каждого раба вначале, он упал до нуля. В систему через преобразователи их энергия не поступила. Она вообще делась не пойми куда. Поднять рабов из комы для допроса мы не можем – сами видите, это фактически трупы.
Лысый содрогнулся:
– Вижу.
– Умри господин Пасиенна, где бы он ни был, – Юлий видел, что, повторяя намек про местоположение Пасиенны, он злит лысого, и с удовольствием пользовался моментом, – его рабы освободились бы. Все сразу, по обычной схеме, или отдельными порциями, как мы имели счастье наблюдать в случае с рабами обер-центуриона Салония. Пребывай господин Пасиенна, где бы он…
– Где бы он ни был, – огрызнулся лысый. – Доктор, вы курите?
– Нет, – удивился врач.
– Вам не хочется в туалет?
– Нет.
– В таком случае, не могли бы вы оставить нас на пять минут? Причину найдите сами.
Врач подчинился с видимой радостью.
– Я гарантировал вам информацию о сыне, – лысый дождался, пока за врачом закроется дверь, и подступил к Юлию вплотную. – Я не обещал вам сведений о центурионе Пасиенне или обер-центурионе Салонии. Их местонахождение, характер задания… Перестаньте играть у меня на нервах. Марк Тумидус – да. Остальные – нет, и не надейтесь.
– Вы понимаете, как глупо это звучит? – с отменным хладнокровием поинтересовался Юлий. – Учитывая, что Марк и упомянутые вами офицеры сейчас находятся где-то рядом, бок о бок? Успокойтесь, я не из болтливых. Вам придется довериться мне, иного варианта я не вижу. Итак, продолжим.
Он легонько стукнул кулаком в панель капсулы:
– Пребывай господин Пасиенна в добром здравии – его рабы освобождались бы только по воле хозяина. Повторюсь: сам Пасиенна без помощи соответствующей технологии не сумел бы вывести в ноль все степени свободы своих рабов единоразово. Кроме того, мне неизвестна технология, позволяющая это сделать. Мой первый вывод: центурион Пасиенна мертв.
– Его рабы несвободны, – возразил лысый.
– Увы, свободны. Вот, – Юлий указал на крайний слева столбик диаграмм, – здесь данные с остальных капсул. Все поводки, связывающие Пасиенну с рабами, разорваны. Связь исчезла, как после смерти хозяина. Мы с вами просто не видим, что рабы свободны. Но мы это чувствуем. Скажите, что вы ощущаете при виде человека в капсуле?
Лысый отступил на шаг:
– Омерзение.
– И страх. Не стесняйтесь признаться: конечно же, страх. Я испытываю то же самое. А теперь поразмыслите на досуге: оставайся объект № 21 полноценным рабом, смог бы он вызвать у нас такие яркие чувства? Вижу, вы поняли меня. Теперь я продолжу анализировать ситуацию, а вы просто слушайте. Если не хотите, можете не комментировать. Будем лояльны к государственным тайнам…
Юлий отбарабанил на сенсорах панели резкую дробь. Дождавшись изменения графиков, он продолжил, стоя спиной к лысому:
– Где бы ни находился господин Пасиенна… Погодите, не злитесь! Я говорю серьезно, без намерения уколоть вас. Где бы ни находились офицеры Пасиенна, Салоний, Тумидус и другие, они находятся очень далеко. Там, где затруднена всякая связь, включая связь помпилианца с его рабами. Это стало мне ясно, едва я увидел, как рабы Салония – вне сомнений, мертвого – освобождаются порциями. Но наша связь с рабами делится на две категории: информационная и на уровне обменных процессов. Аналоги: вирт и обычная электросеть. Вторая связь – самая простая и надежная. Она меньше всего зависит от расстояний и наличия помех.
– Вывод? – хрипло спросил лысый.
– Допустим, там, очень далеко, кто-то взял в рабы господина Пасиенну…
– Это невозможно!
– Я и говорю: допустим. Допустим, господина Пасиенну подключили к аппаратуре, имеющей сходство с той, какая стоит у нас на станции. Когда степени свободы господина Пасиенны стали преобразовываться в чистую энергию, первым делом в ход пошли степени свободы рабов господина Пасиенны, как частей единого симбиотического организма. Нам осталось допустить последнее: аппаратура существ, поработивших господина Пасиенну, позволяет дистанционно выкачивать всю энергию из сложноорганизованного объекта за пять-десять миллисекунд.
– Господин Пасиенна, – пробормотал лысый. – Господин…
– Да. Теперь вы понимаете, почему мне страшно?
– Потому что это оружие. Оружие против Великой Помпилии. Я не в силах представить оружия страшнее.
– Нет, – сказал Юлий Тумидус. – Вы ошибаетесь. Мне страшно, потому что там мой сын. Вытащите Марка из этого ада – и я ваш, ваш с потрохами.
Вошел врач.
– Смерть мозга, – он кивнул на капсулу. – Извините, если помешал.
* * *
– Прямо так? – спросил Луций Тумидус. – Без звонка?
Старик нервничал. Улыбка от уха до уха, радушие в каждом жесте. Мимика и жестикуляция противоречили сказанному. Клоун, подумал Юлий. И удивился, потому что подумал это с любовью. Возможно, впервые с того дня, когда отец перешел из наездников в коверные. Юлий, что бы ни считали по этому поводу окружающие, часто думал об отце с любовью. Стесняясь выразить чувство на деле, он ограничивался мыслями. Сейчас любовь, хитрая бестия, включила в себя раздражающее слово «клоун».