Книга И приидет всадник… - Роберт Липаруло

Брейди и Алиша узнали подробности через день после успешного раскрытия дела, два месяца назад. Пока они дожидались своей очереди отчитываться о работе отдела, бывший спортсмен, а ныне патрульный в Новом Орлеане Булл Джорданс — человек именно той степени чуткости и шарма, какой можно ожидать от обладателя такой биографии — угостил их историей о самой крупной из последних побед ФБР.

«Ходили они по домам, да? — рассказывал Булл десятку слушателей. — Опрашивали всех подряд. Говенная работа, особенно когда уверен, что девчонка уже где-нибудь за городом, кормит своим мясом червей. Но вот являются они на хату к ее учителю музыки».

Брейди покоробило только выражение «на хату», слетевшее с уст сорокалетнего белого мужчины. Слова «кормит мясом червей» были вполне в духе Булла.

«Ну, думают они себе, и чо мы сюда приперлись? — продолжал Булл. — Парню за тридцать, женат, судимостей нет. Во всех отношениях — нормальный парень. Звонят в дверь, звонят, через минуту занавеска на окне пошевелилась. Потом дверь гаража начинает подниматься, а там машина уже вовсю газует. Мюниц с Берримором бегут к гаражу. Там господин пианист за рулем «чарджера» шестьдесят восьмой модели. Большая тачка с мощным мотором, — одобрительно ухмыльнулся рассказчик. — Видит — они бегут, отпускает муфту и рвет когти, только дым пошел…

Мюниц и Берримор орут: «Стой! ФБР! Стоять!» Выхватывают стволы, но не стреляют: если это их клиент и они его ненароком завалят, где им ребенка потом искать? Они же не знают. Тогда Мюниц бросает волыну и прыгает на капот. Представляете? Прямо как в кино: тачка вылетает на шоссе, поворачивает туда-сюда, а Мюниц изо всех сил пытается удержаться. Берримор просто охренел. Ну, просто стоит и смотрит. Он говорит, «чарджер» пер по улице, как в фильме о погонях, только в ускоренной прокрутке. Там еще у киношных полицейских такое решительное лицо, когда они это делают».

Слушатели закивали: знаем, мол.

«Да только у Мюница выражение лица было другое. У него был такой вид, будто он только проснулся на лобовом стекле у этой тачки и понятия не имеет, как туда попал. Вот такая физиономия… — Булл очень живо изобразил выражение лица человека, навстречу которому мчится трамвай. — Мюниц орет, но только не «Останови машину!» а просто «А-а-а-а-а!!!» — и так, блин, всю дорогу».

Слушатели расхохотались.

«Идиот Берримор бросается вдогонку с криком: «Руди! Руди! Руди!» Потом наконец приходит в себя и бежит обратно к своей тачке. Он догоняет «чарджер» и видит, как на повороте Мюниц улетает. В смысле, летит по-настоящему — метров пятнадцать. Потом еще столько же катится кубарем и заканчивает путь в живой изгороди у дома какой-то старушки. Пианист теряет контроль над машиной и втыкается в дерево. Когда Берримор добирается до него, маэстро только повторяет: «Простите меня, я не хотел!» — «Где девочка?!» — орет Берримор, — тут Булл покачал головой, словно хотел сказать: везет же некоторым парням! — и обвел окружающих взглядом. — Пианист с ходу отвечает: «У меня в подвале! Простите меня! Простите!» Тут подходит, хромая, Мюниц, держится за руку, но жить явно будет, так что Берримор тут же мчится обратно к дому и находит девочку там, в подвале, живой и невредимой. Джек-пот!»

Чуть позже, правда, выяснилось, что девочка не вполне невредима, но выздоровеет. Во всяком случае, физически.

— Вот этот прыжок на капот, помнишь? — сказала Алиша.

Брейди кивнул.

— Все над ним смеялись тогда. А-а-а-а-а!!! — изобразила она то, как Булл изображал Мюница, и нерешительно продолжила: — Дело в том, что… Я тоже так хочу.

Алиша взглянула на Брейди, ожидая, очевидно, что он отпустит в ее адрес какую-нибудь шуточку или скажет что-нибудь обескураживающее. Но он снова невозмутимо кивнул, и она перевела взгляд на дорогу.

— Хочется прыгать на капот мчащейся машины, или бежать через поле под обстрелом, или прыгать с вертолета на автомобиль. — Она еще раз бросила взгляд на Брейди. — Понимаешь?

— Все во имя спасения граждан и предотвращения преступлений.

— Да. И не ради смеха. — Она немного помолчала. — Но мне кажется, надо мной тоже будут смеяться.

— Юнг называет это «комплекс героя», — кашлянув, сообщил Брейди.

— Вот, дожила. У меня, оказывается, комплекс.

— Комплексы у всех. У большинства даже по несколько штук. «Комплекс» — это просто слово. Удобный способ классифицировать особенности мышления и поведения людей.

— Так «комплекс героя» — это хорошо или плохо? — поинтересовалась Алиша и резко свернула с трассы на отходящую вниз эстакаду, очевидно, приметив автозаправочную станцию. Брейди вцепился в ручку на дверце. Через несколько секунд машина затормозила у светофора.

— Он может быть позитивно или негативно направленным, — ответил Брейди. — Если он делает тебя инициативной и предприимчивой, это хорошо. Если ведет к безрассудству и браваде — плохо. — Он посмотрел на Алишу и добавил: — А может, у тебя что-то другое.

— Что ты имеешь в виду?

— Может, твое желание совершать героические поступки идет от большой любви к работе. Тебе нравится быть спецагентом и хочется получить весь возможный на этой должности опыт. И конечно, тебе хочется спасать людей. Ты ведь для того и пошла в ФБР, правда?

Алиша ответила не сразу. Сзади засигналили. Она увидела, что зеленый свет уже включился, и нажала на акселератор.

— Думаю, я пошла в органы, потому что хотела надрать кое-кому задницу, — сказала она наконец.

— Если эта задница принадлежит плохому человеку, ты — герой. Поздравляю.

— А у тебя разве не так?

Настала его очередь задуматься. Он конторский служащий. Его дело изучить описание преступления и фото с места и попытаться составить психологический портрет, преступника. А Алише нравится оперативная работа. В свободное время она тренируется на стрельбище; для него же повышение квалификации ассоциируется, в первую очередь, со «Справочником по диагностике и статистике психических заболеваний». В то время как Брейди корпел над докторской, Алиша была на передовой и училась героическим поступкам.

— Нет, не до такой степени, — ответил он.

— Готова поспорить, что Мюницу до сих пор приятно, что он так поступил, несмотря на все насмешки.

— А еще на сломанную руку…

— А, фигня, я в четырнадцать лет сломала руку и даже не заплакала.

— Подралась с жившим по соседству хулиганом?

Алиша надавила на газ, чтобы проскочить на желтый свет. Их машина не успела выехать на перекресток, когда загорелся красный. Все же они промчались через него, а затем Алише пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться в ехавший впереди «даймонд-шэмрок».

— Я каталась на велосипеде и налетела на почтовый ящик, — как ни в чем не бывало сказала Алиша.

— Вот тут я тебе верю.

24

Ближневосточное солнце заливало Тель-Авив оранжевым сиянием, отражавшимся в стеклянных и металлических поверхностях городских зданий. Ветер нес влагу со Средиземного моря, отчего температура воздуха казалась выше, чем 68 градусов по Фаренгейту, которые показывал большой электронный термометр, установленный на здании банка «Хапоалим», выполненном в романском стиле и расположенном на бульваре Ротшильда. Отдыхающие — те, кто выбрался на денек к морю из глубины страны — не торопились уходить, делали последний заплыв, ныряя в прибойную волну на Гордон-бич, или последний проход по песчаному пляжу, прежде чем отправиться домой. Местные конторские служащие, рабочий день у которых давно закончился, принимали дома душ и переодевались, чтобы разойтись по многочисленным ночным клубам на улице Хаяркон. Жители Тель-Авива нередко удивляли западных туристов космополитизмом образа жизни и ненасытной жаждой развлечений. Они полагали, что день дан для трудов праведных, а ночь — для вольного веселья.