Книга Золотые врата - Андрей Николаев

– Два румба вправо. Так держать. Прямо по курсу пиратская бригантина, на абордаж, орлы!

– Есть капитан, – откликнулась девушка, увидела вошедших Назарова с Кривокрасовым и, рассмеявшись, тронула ладонью рулевого, – Веня, нас самих на абордаж взяли.

Смутившись так, что покраснели уши, парень перехватил у нее штурвал, проверил по компасу курс и стал напряженно вглядываться вперед, хотя смотреть, особо, было не на что.

– Ой, вы только Никите Евсеевичу не говорите, – попросила Лада.

– Не скажем, – усмехнулся Назаров, – а где он.

– В машинное отделение пошел, – ответил рулевой.

– Ну, пойдем и мы, поищем капитана. Вы с нами, Лада Алексеевна?

– Да. Пока, Веня, не скучай.

– Нам скучать некогда, – солидно ответил паренек, – мне еще три склянки стоять до смены.

Выходя из рубки, Лада увидел судовой колокол, и протянула руку к нему.

– Смотрите, колокольчик!

– Не надо звонить, Лада Алексеевна, – Назаров перехватил ее руку, – это рында, по ней происходит смена вахты на судне, если я правильно понял объяснения Евсеича.

Он почувствовал под пальцами нежную кожу ее ладони, увидел ее распахнутые удивленные глаза, и что-то оборвалось у него в груди. Он ощутил, что краснеет и смутился, тем более, что и девушка замерла, не отводя от него широко раскрытых глаз.

Кривокрасов, уже спустившийся по трапу, обернулся, чтобы помочь ей спуститься и так и застыл с протянутой вверх рукой.

Они стояли, не в силах оторвать глаза друг от друга, словно только сейчас впервые увидели друг друга и время бежало мимо, а они не замечали ничего вокруг. Ни Кривокрасова, ни обернувшегося от штурвала Вениамина, ни Евсеича, появившегося на палубе. Они тонули друг в друге, как в штормовом море и даже не пытались спастись, избавиться от наваждения.

Старик, мигом оценивший ситуацию, подтолкнул Кривокрасова вбок, показывая на замерших Ладу и лейтенанта. Михаил пожал плечами: мол, чего делать то? Окликнуть – напугаешь только.

– Вот когда я в одна тыща седьмом годе, – гулко откашлявшись, начал Евсеич, – пришел в Киркинес муку продавать…

Назаров опомнился первым: он выпустил руку девушки, покраснел и отступил назад, едва не сорвавшись с трапа.

– Прошу прощения, Лада Алексеевна. Я…, я…, позвольте, я помогу вам спуститься.

– Ничего, я тоже…, спасибо. У меня просто закружилась голова, – стараясь не встречаться с ним глазами, сказала Лада.

– А теперь прошу всех в кают-компанию, – провозгласил Евсеич, разряжая обстановку, – угощу вас со всем североморским радушием!

Если на палубе запах рыбы только слегка чувствовался, то в помещениях он просто висел в воздухе. Заметив, как Кривокрасов поморщился, покрутив носом, Евсеич поднял вверх указательный палец.

– Заслуженное судно, наш «Самсон», товарищи. Еще до революции рыбку на нем ловили. Он, хоть и помоложе меня будет, а тоже хлебнул лиха.

– Старше тебя только Ноев ковчег, – сказал невесть откуда появившийся пожилой моряк в замасленной тельняшке, широченных брюках-клеш и заломленной на затылок грязной фуражке.

– Наш механик, – представил его Евсеич, – язва необыкновенная. Откликается на прозвище «Михеич», если трезвый. А ежели под градусом – требует, чтобы величали по имени-отчеству: Гордей Михеевич. Мы, вот решили по флотской традиции, угостить дорогих гостей. Идешь, Михеич?

– А в машине кто будет? – сварливо спросил его механик.

– Так Степан, поди, отоспался за целые сутки, что стояли. Вот его и пошлем.

– Он вал от манометра не отличит. Потопит тебя вместе с «дорогими гостями», – передразнил капитана Михеич, – и булькнуть не успеешь.

– Ничего, авось за час-другой не потопит. Ну, прошу, – он распахнул дверь, – наша кают-компания!

Молодой парень, развалясь сидевший во главе стола, вскочил и вытянулся, торопливо что-то дожевывая.

– Все готово, Никита Евсеевич, – невнятно отрапортовал он, кивнув на накрытый стол.

– Вижу, – сказал Евсеич, – а ты, значит, уже строганинкой закусываешь?

– Дык…

– Ладно. Иди пока в машину, Михеича сменишь на час-другой.

– Смотри там, не трогай ничего, – добавил механик.

Парень выскочил из кают-компании, забухал сапогами, скатываясь по трапу.

– Молодой, глаз да глаз за ним, – проворчал Евсеич, – помощник механика списался осенью – ребенок родился, говорит: к дому поближе устроюсь. Мы ж всю навигацию вокруг Новой Земли крутимся.

В каюте было тепло. Сняв шинель, Назаров помог освободиться от пальто Ладе. Евсеич рассадил всех, командуя по праву старшего. Как-то так получилось, что Лада оказалась рядом с Назаровым. Евсеич, естественно, сидел во главе стола, рядом механик и, возле двери Кривокрасов. Капитан ухватил стоявшую на столе литровую бутыль с зеленоватой жидкостью.

– Наша, фирменная, – похвастал он, – на целебной водоросли настоена.

– Минутку, – остановил его Кривокрасов, – надо бы старшего инспектора позвать, а то не по-русски как-то получается.

– Ну, так сбегай, позови, – недовольно сказал Евсеич, – только быстро – семеро одного не ждут.

Михаил поднялся на палубу. Дымка рассеялась, облака, гонимые свежим ветром, поредели, и в просветах показалось непривычно бледное солнце. Освещая море в просветы туч, оно сделало его пятнистым. Там, куда падали солнечные лучи вода казалась зеленой, как уральский малахит, с прозрачными сверкающими гребнями, в тени облаков волны были серыми, неприветливо-холодными. Дверь в каюту была закрыта, Кривокрасов без стука отворил ее и резко остановился: в каюте витал запах коньяка и табачного дыма, Шамшулов, стоя на коленях, копался в его чемоданчике.

– А я это…, того…, – пробормотал старший инспектор, – доверяй, но проверяй, – он нервно хихикнул. – Едем далеко, от земли отрезаны будем. Как в песне: зимовать в дале-о-ко море посылала нас страна, – попытался он спеть дребезжащим тенорком.

– Ах ты, крыса, – чувствуя, что бешенство захлестывает его, Михаил шагнул в каюту и прикрыл за собой дверь.

– Но-но, – Шамшулов отскочил к иллюминатору и Кривокрасов увидел зажатый в его руке «Вальтер», – стой, где стоишь, сержант. Откуда у тебя не табельное оружие?

– Не твое дело.

– А если я лейтенанту доложу? – криво улыбнулся инспектор. – Давай так: я молчу про пистолет, а ты мне освещаешь, кто чем дышит, кто с кем о чем говорит. Мы ж одно дело делаем, Миша, – в голосе Шамшулова прозвучали задушевные нотки, – лейтенант, скажу тебе по секрету, сам вроде как ссыльный. Уж я-то знаю. Вот и считай: личный состав в лагере разложился от безделья, зеки – сам понимаешь, чуждый нам элемент. Раздавят нас поодиночке, Миша.

– У меня встречное предложение: ты сейчас кладешь пистолет на стол, приносишь извинения и тогда, может быть, я забуду о твоих словах.