Книга Притворщик-2, или Сага о «болванах» - Александр Шувалов

— А ты ее найдешь? — кажется, он начал приходить в себя.

— Очень постараюсь это сделать, — на полном серьезе ответил я. — А когда найду, порошу тебя о помощи, — посмотрел на часы, — извини, труба зовет. Мне пора.

— Все, что в моих силах, — он опять потянулся к бутылке. — На посошок?

— Спрячь. Как говорилось в одном плохом советском фильме, нахреначимся после победы.

— «Кротик» обнаружен, разоблачен и во всем сознался. Молодец, Дениска, классно сработал.

— Значит, все-таки он? — вздохнул тот. — Пришлось повозиться?

— Самую малость, — любезно ответил я. — Слышал такой детский стишок: «Если вас поставить раком и зажать соски в тиски…»? Дальше совсем неприлично.

— Нет.

— Ясное дело, у нас детство проходило в разное время и совсем в разных странах. Раком я его, конечно же, не ставил, и тисков в резидентуре не оказалось, но все равно справился.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул он. — Что сказал интересного?

— Что страстно любит Родину, но был вынужден изменить ей под угрозой физической расправы со стороны мускулистого злодея Дениса. Знаешь такого?

— Все шутите.

— Просто устал.

— А при чем тут Назим Сулейманов? — спросил и тут же пожалел об этом.

— Не моя проблема, — я, в свою очередь, старательно сделал вид, что ничего такого не заметил. — Пусть этим занимаются те, кому положено.

— Согласен. Уже доложили?

— Не хочу рисковать. Закончу дело, вот тогда…

— Логично. Какие будут распоряжения?

— Никаких, по-моему, ты сам прекрасно знаешь, что делать.

Глава 20

«Четыре орла»

— Господин Гасоль? — из уважения к возрасту собеседника и не только к нему, я поспешил вскочить на ноги и раскланяться. Старик подошел и протянул крупную ладонь. В кафе было безлюдно, жужжал кофейный аппарат, чуть слышно играла музыка.

— Останемся здесь или перейдем на летнюю веранду?

— Пойдемте на воздух.

Во время второй мировой немцы оккупировали эту страну с издевательской легкостью. Общие потери нападавших составили двоих убитых и около десятка раненых. Подозреваю, что всех их просто затоптали в очереди за орденами. Так получилось, что страна заснула вполне независимой и нейтральной, а проснулась уже полностью захваченной.

Королевская семья тут же издала указ, призывающий население, выражаясь политкорректно, засунуть язык в жопу и сделать вид, что ничего такого не произошло, так сказать, расслабиться и постараться получить удовольствие. Парламент радостно его ратифицировал. Жизнь продолжилась. Кто-то, действительно, не обратил особого внимания на факт оккупации, кто-то тихонько этому порадовался. Впрочем, нашлись и такие, кто воспринял это как личное оскорбление и стал сражаться. Можно сколь угодно хихикать над хилым сопротивлением в крошечной стране, но оно, черт подери, было. Представляете, никто не призывал их драться, из репродукторов не неслось: «Вставай, страна огромная…» прямо на улицах всем желающим не раздавалось оружие с боеприпасами и сапоги с портянками. Они не могли уйти в леса и горы, потому что ни того, ни другого просто не было. И, тем не менее, несмотря ни на что, эти ребята приняли бой. За годы войны их погибло более двух тысяч.

— Рад, что нашли время встретиться, господин Хаммер.

— У стариков времени навалом.

Старик действительно напоминал габаритами одноименный внедорожник. В молодости он явно был настоящим громилой. На голову выше меня ростом, с широченными, немного сутулыми плечами, длинным извилистым шрамом на левой щеке и неожиданно ярко-голубыми не по возрасту глазами.

Он был одним из тех, кто не смог смириться с позором оккупации. В сороковом ему было целых пятнадцать лет. В шестнадцать он командовал боевой пятеркой, в семнадцать был схвачен гестапо, его пытали и приговорили к расстрелу. В ночь перед этим он умудрился, выломав решетку на окне, сбежать, перебрался в соседнюю Швецию, а оттуда в Англию. Приписал себе пару лет и поступил на службу в королевские воздушно-десантные войска. Закончил войну в звании старшины и полной грудью орденов и медалей. В сорок шестом вернулся домой, окончил университет и всю оставшуюся жизнь посвятил тому, чем собирался заниматься еще в детстве, то есть, биологии. О таких людях, вообще-то, надо писать книги. Очень удивлен, что никто до этого не додумался.

— Позвольте еще раз поблагодарить вас, господин Хаммер, за то, что согласились на беседу.

— Зовите меня Стен.

— Тогда я — Мигель.

— Вы совсем не похожи на испанца, друг мой.

— Моя мать была полькой.

— Понятно. Вы сказали по телефону, что хотели бы поговорить со мной о местном сопротивлении.

— Совершенно верно. Наше издательство готовит книгу об оккупации Европы. Кстати, вам предлагается гонорар, — я полез в карман за конвертом.

— Оставьте, — он махнул рукой и рассмеялся. — В деньгах я не нуждаюсь. В моем возрасте, знаете ли, потребности съеживаются до разумного предела.

— Позвольте, но…

— Если хотите сделать приятное, закажите-ка мне большой бокал хорошего французского коньяка.

— С удовольствием, — я открыл карту вин и углубился. — Royal или Tres Vielux?

— Пожалуй, Royal, — он заметил лежащую на столе пачку сигарет. — Позвольте?

— Да, конечно.

Большой бокал с коньяком полностью спрятался в его кулачище. Когда Стен делал глоток, возникало впечатление, что он отпивает непосредственно из собственной ладошки.

— Прекрасно, — заявил он, отставив наполовину осушенный бокал в сторонку. — Вот сейчас я напьюсь и начну рассказывать, как в одиночку победил Адольфа. Старики любят приврать, особенно, под хмельком.

— Вы совсем не похожи на старика.

— Видели бы вы меня в молодости, — вздохнул он и опять потянулся за бокалом. — Спрашивайте.

— Если не ошибаюсь, вы присоединились к сопротивлению в пятнадцать лет.

— Верно, в пятнадцать, но уже тогда я был крупным, — он возвышался надо мной как крейсер над байдаркой. — Все равно не хотели брать, уж как я ныл.

— Вы сразу попали в боевое подразделение?

— Нет, конечно, кто же доверит серьезную работу сопляку. В «пятерку» меня приняли через полгода.

— То есть, вам по-прежнему было пятнадцать.

— На войне быстро взрослеют, — он допил бокал и с сожалением отставил в сторону.

— Официант! — заголосил я.

— Отличный коньяк, благодарю вас — он посмотрел в сторону сигарет, я кивнул.

— Вы сказали, Стен, что на войне быстро взрослеют. Какая это была война?