Книга Письмо из дома - Кэролин Харт

Гретхен переводила глаза с одного лица на другое, чтобы не смотреть на закрытый белый гроб, и порадовалась, что он закрыт. Она нечасто бывала на похоронах, но помнила медленный, шаркающий поток людей и страшную пустую серость мертвого лица. Она не понимала, зачем смотреть на мертвых. Зачем запоминать человека таким? Сидя в душной, зловонной комнате, она с облегчением думала о том, что почти не помнит похорон отца. Она помнила запах цветов и ледяную неподвижность матери, но не гроб. Ей помнилось, как отец идет к ней, подхватывает на руки, подбрасывает в воздух, и лицо его светится любовью. И жизнью. Может, когда-нибудь она вычеркнет из памяти распластанную на полу Фей и вспомнит ее смех летним вечером, когда они играли в «чепуху». Лицо Фей светилось жизнью, а ее глаза художницы видели больше, чем кто-либо мог представить.

Раскрасневшийся преподобный Баярс размахивал наманикюренной рукой и кричал: «… сестра наша, если душа ее раскаивается, найдет прощение и мир. Однажды, братья и сестры, мы тоже…» Гретхен пыталась не слушать его. Она была поглощена тихими рыданиями бабушки, прижавшей платок к лицу, холодностью миссис Мюррей, сидевшей грузно и неподвижно, хотя слезы и текли по ее щекам, и особенно Барб, дрожавшей, словно сорванный бурый лист на ноябрьском ветру.

Гретхен отказывалась слушать преподобного Баярса, хотя его голос становился все громче и громче. Она смотрела в часовню, переводя взгляд с одного знакомого лица на другое…

Марта Крейн теребила нитку жемчуга и не сводила глаз с гроба.

Люсиль Уинтерс открывала и закрывала сумочку, качала головой и хмурилась. В воскресном платье она казалась старше.

Бетти Стил склонила голову, в раздумьях или молитве. В руке она держала четки.

Мистер Деннис сидел, высоко подняв воротник пиджака и скрестив руки на груди. Морщины становились еще заметнее, когда он хмурился. Он казался раздраженным и нетерпеливым, густые брови слились в одну прямую линию, губы были плотно сжаты. Гретхен читала его мысли, словно он произносил их вслух. Будь у него карандаш, он бы исчеркал преподобного Баярса вдоль и поперек.

На лицо Джима Дэна Пульяма упала прядь каштановых волос. На нем была белая латаная рубашка и галстук. Время от времени он откидывал волосы изящным движением, которое на секунду открывало его лицо. Он поднял глаза к солнечному свету, что каскадом струился в витражное стекло. Ослепительные лучи заливали светом край гроба, и белая краска блестела, словно жемчуг.

Рядом с Джимом Дэном сидел коренастый молодой солдат в защитной форме, с коротко остриженными каштановыми волосами и с загорелым веснушчатым лицом. Иногда он поглядывал на «семейные места». Руки с крупными костяшками сжимали и беспрестанно теребили фуражку.

Позади них, вытянув ноги и широко раскинув руки, развалился Ральф Кули. Шляпу он сдвинул на затылок. Дряблое лицо, изношенное многолетним недосыпанием, сморщилось в сардонической усмешке, когда преподобный Баярс завершил свою речь, поцеловав Библию на аналое: «…знаем, что ад ждет нас, если мы ступим на тропу проклятья».

В воздухе еще висел последний раскат его голоса, когда миссис Пек забарабанила первую строфу «Старого неровного креста».

На последней скамье, потирая щеку, сидел шеф Фрейзер. Из-за громады его тела скамья казалась маленькой и тесной. Яркие холодные глаза стреляли по комнате, как у старого ворона, ждущего поживы.

На другом конце последнего ряда, как можно дальше от шефа полиции, устроились шериф Мур и окружной прокурор Донни Дарвуд. Мур обратил острое, наблюдательное лицо к Дарвуду, и, наклонившись, что-то шептал ему. Окружной прокурор казался усталым, но внимательно вслушивался, моргал и наконец кивнул.

Дверь в комнату для семьи открылась, и торжественно вошел розоволицый распорядитель похорон в туго обтягивающем грудь опрятном костюме.

— Миссис Мюррей, Барб, если вы желаете подойти к гробу сейчас…

Барб потянулась к Гретхен, больно схватила за руку.

— Не могу… — Судорожно прошептала она.

Миссис Мюррей встала и двинулась к выходу.

Барб продолжала сидеть на мягком стуле, впившись ногтями в руку Гретхен.

Бабушка протянула руки.

— Идите сюда, девочки, — она тихо вздохнула. — Я буду с вами обеими. И помните, что наша любимая Фей не здесь. Она на небесах с Иисусом. «И господь вытрет все слезы из глаз их, и не будет больше ни смерти, ни горя, ни слез, ни боли». — Она взяла Барб за руку.

Миссис Мюррей ждала в холле.

— Пойдем. И покончим с этим.

Барб прижалась к бабушкиной руке и не обратила внимания на тетю. Они медленно зашли в часовню и подошли к гробу. Стоя у гроба, украшенного единственной веткой белых цветов, Гретхен увидела кисть в руке Барб. Барб плотно прижала ее к дереву и задержала на секунду.

— Мама…

Шумела листва тополей. Блики тени от дуба расплескались по могильным плитам. На деревьях носились белки и ссорились голубые сойки. Возле свежей могилы громоздились глыбы земли. Сырой запах потревоженной почвы смешивался с летним ароматом свежескошенной травы. Треск цикад взрывался и затихал.

Крохотный кружок людей, изнемогающих от зноя, удерживал краснолицый священник. Миссис Мюррей украдкой поглядывала на часы. Поношенное фиолетовое платье миссис Крейн висело на ней, как на вешалке, и она казалась маленькой и беззащитной. Люсиль Уинтерс дергала сережку, словно она сдавливала ухо, и нервно переступала на высоких каблуках. Миссис Стил поглаживала лицо кружевным платочком, но выражение лица оставалось таким же спокойным, как на занятиях в ее кухне, где девочки отмеряли, смешивали и готовили. Джим Дэн Пульям и молодой солдат стояли немного поодаль. Волосы Джима Дэна блестели на солнце. Он не был похож на других, Гретхен видела это. Потому ли, что он молод? Или дело в непринужденной и изящной позе, а может, в красивых руках, расслабленных на летнем солнце? Казался ли он ей ни на кого не похожим оттого, что он художник? Или оттого, что она видела его привлекательность и хотела узнать лучше? Солдат тоже был молод, но в нем ничто не казалось примечательным. Согнув массивные плечи, он сгорбился, сжал в руке фуражку и смотрел на Барб, прищурившись от жгучего солнца и плотно сжав губы. Лицо Донни Дарвуда блестело от пота. Он вытер щеку мятым платком. Из рукава его темно-синего костюма выглядывала манжета, и на золотой запонке плясали солнечные блики. Шериф Мур неподвижно стоял рядом с окружным прокурором. Ему было жарко даже в рубашке цвета хаки с короткими рукавами. Ничего нельзя было прочесть на его темном, мрачном лице, но глаза перебегали с одного из собравшихся на другого, и словно исследовали густую аллею деревьев. Из официальных лиц один только шеф Фрейзер смотрел на гроб, подвешенный над могилой. Глубокие морщины прорезали его лицо. Он выглядел изнуренным и печальным. Ральф Кули надвинул мятую шляпу на лоб и что-то строчил. Мистер Деннис распахнул пиджак и нетерпеливо теребил тяжелую цепь часов.

Даже пронзительный треск цикад не заглушал бесстрастную риторику преподобного Баярса. Гретхен пыталась закрыть сознание от потока его слов, но они налетали, резкие и неблагозвучные, как крышка, грохнувшаяся на кухонный пол.