Книга Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В восемь.
— И сестра Луиза вместе со всеми?
— О! У нее есть кое-какие привилегии: ее семья столько пожертвовала на содержание общины, что она даже имеет право ужинать в городе.
— По каким дням?
— По воскресным. Говорят, она ужинает у брата.
— А в прошлое воскресенье?
— И в прошлое тоже.
Поблагодарив сестру-привратницу, он вышел на улицу Пост; его кучер уже выказывал признаки нетерпения. Стемнело, и ему ничего не оставалось, как отправиться на встречу с Бурдо. Он пребывал под впечатлением от посещения монастыря. Луиза от Благовещения знала все! И посмеялась над ним. Однако, какая скрытная особа! С виду истая святоша, она ухитрилась ускользнуть от него и завела его туда, куда хотелось ей. Ловко опутав его словами полуправды, она отлично сыграла свою роль и вдобавок выставила его на посмешище.
Ощутив, как поток злобы, полуправды и лжи захлестывает его, он чуть не потерял сознание. Встрепенувшись, он вынужден был признать, что грань между правдой и изощренной ложью, стремящейся походить на правду, оказалась чрезвычайно тонка. Тем не менее сестра Луиза проговорилась о заинтересованности Дюшампланов в исчезновении Жана Миссери. Следовательно, между вдовцом и молоденькой Маргаритой Пендрон действительно существовал роман, и не исключено, что терзаемый ненасытным желанием дворецкий предложил ей руку и сердце, которые девушка, обогащенная жизненным опытом и понимавшая, в чем состоит ее интерес, вполне могла принять. А так как этот брак Дюшампланам исключительно невыгоден, то Маргарита стала для них и препятствием, и угрозой.
Но ее исчезновение не решало вопроса. Вдовец может продолжить влюбляться, и тогда состояние, унаследованное им от жены, растает, словно снег на солнце. Таких примеров множество, и в городе, и при дворе. Попав в плен собственных чувств к какой-нибудь алчной юной красотке, мужчина его возраста начинал исполнять все ее прихоти, а девица, получив свое, торопилась сменить объятия богатенького старичка на молоденького щеголя со смазливой физиономией и пылким темпераментом. И состояние старичка таяло на глазах. Поэтому устранять следовало, скорее, вдовца, нежели его любовницу, во всяком случае, ее в последнюю очередь. Собственно, подумал Николя, Дюшампланы — всего лишь подозреваемые, такие же, как и все остальные. Он вспомнил, как изменилась в лице сестра Луиза, услышав о ранении зятя. Что ей к тому времени было известно? Точнее, что ей рассказала во время их утренней беседы герцогиня де Ла Врийер? Накануне, допрашивая сию надменную особу в особняке Сен-Флорантен, Николя лично сообщил герцогине, что дворецкий ранен, и есть подозрения, что он сам обратил против себя оружие, которым предположительно убил свою любовницу. О ранении дворецкого монахиня, скорее всего, знала, и, возможно, у нее были основания не верить в гипотезу о самоубийстве.
Николя высадился на улице Монмартр едва ли не в кромешной тьме. Заслышав стук колес его экипажа, мальчишки-подмастерья из пекарни, расположенной на первом этаже дома, прекратили дразнить кладбищенского звонаря в черном балахоне, украшенном вышитыми серебром крестом, черепом и скрещенными костями. Сжимая в одной руке фонарь, звонарь истово звонил в колокольчик, жалобным тоном выкрикивая привычный рефрен:
Пробуждайтесь, люди спящие,
Молите Бога за усопших!
Николя вложил в руку звонаря экю, не дослушал несущихся ему вслед благодарностей, погрозил пальцем мальчишкам и, улыбаясь, отправился в дом. Едва войдя в кухню, он почувствовал, что случилось неладное. Марион сидела на скамье, обхватив голову руками, а Пуатвен с маниакальным старанием начищал оловянный кувшин, отнюдь не требовавший подобных забот. И только вид обряженного в фартук Бурдо, склонившегося вместе с Катриной над печью, где выпекали хлеб, несколько успокоил его. Похоже, гнетущая атмосфера тревоги, повисшая в кухне, не коснулась этих двоих.
— Что происходит? — спросил Николя.
— Ах, господин Николя, — простонала Марион, — возвращаясь из церкви Сент-Эсташ, наш хозяин почувствовал себя дурно. Вы же знаете, он является старостой церковной общины, и сегодня вечером у них состоялось заседание совета. Так вот, он вернулся оттуда весь красный, потный, даже вены на лбу проступили! И упал прямо на пороге!
— Я побежал за доктором, — продолжил Пуатвен, — тем самым, который уже пользовал господина прокурора, когда на него напали. Слава Богу, господин Дьенер был у себя, на улице Монторгей, и прибыл немедленно. Сначала он испугался, что хозяина хватил удар. Мы уложили хозяина, и он вскоре пришел в себя. Доктор развел в воде несколько капель щелочного фтора и дал ему; потом мы приготовили отвар тамариска и помогли доктору наложить жгут под коленками, чтобы кровь не ударила в голову. Господин де Ноблекур просил не расстраивать вас и не рассказывать о его недомогании. А еще он просил, чтобы вы с господином Бурдо поднялись к нему, как только закончите ужин: ваш визит его порадует.
Несмотря на заявление Пуатвена, Николя сорвался с места, намереваясь немедленно бежать наверх; пристальный взгляд Катрины остановил его.
— Эй, не дергайся, а то он решит, что ему и впрямь блохо. С ним фсе ф порядке. Господу известно, что я в полезнях кое-что понимаю. Он просто сильно бонервничал. Нервы у него здали. Бурдо пыл тут, он сам расскажет.
Со вздохом Николя напомнил себе, что Катрина, кухарка из Эльзаса и бывшая маркитантка королевской армии, состояла в родстве с ведуньями и владела искусством исцелять многочисленные недуги, в чем он не раз имел возможность убедиться.
— Я дала ему мой живительный бальзам, тот замый, который ты бробовал, — шепнула ему на ухо Катрина.
После целого дня беспрерывной беготни Николя отправился переодеться; на лестнице он увидел Мушетту. Каждый раз, когда он поднимался к себе, кошечка вовлекала его в свою любимую игру: просунув голову между лестничных балясин, она призывно мяукала и, выскочив на ступеньку, переворачивалась на спинку и помахивала в воздухе лапами, словно приглашая хозяина почесать ей пузик. Но как только он протягивал к ней руку, она немедленно вскакивала, мчалась наверх и повторяла все сначала.
Освежившись и приведя себя в порядок, Николя спустился в кухню, где перед ним предстала загадочная картина.
Испуская тихие стоны, Бурдо подпрыгивал на месте, пытаясь водрузить на большой кухонный стол пышные булочки, источавшие аппетитнейший аромат. Когда ему удалось это сделать, он принялся дуть на пальцы, а потом быстро-быстро растирать их кончики о широкий фартук, прикрывавший его выступающее брюшко. Катрина хлопотала возле плиты. Ноздри Николя задрожали: запах жареной дичи напомнил ему, что он голоден.
— О… О… — стенал инспектор, — горячее и впрямь не бывает!
— Твои бтички, похоже, готофы, — промолвила Катрина. — Я вынимаю баштет.
— Ради всего святого, не снимай крышку, иначе весь сок уйдет вместе с паром! Надо их отставить и подождать, пока они сами остынут, в собственном соку.
— Иосиф-Мария! — воскликнул Николя. — Сегодня нас ждет настоящий пир! Рампонно для гурманов[18]! А может, мы попали на кухню Гаргантюа? Или в «хорошенький погребок» в Шиноне?