Книга Дело о картине Пикассо - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просто помочь хочу, — сказал я, понимая, что разговор уже закончен.
— Обойдусь. — Майкл пошел к дверям. — А сперли его во время эфира.
— А кто же тогда затер мастер? — затараторил я вдогонку. Майкл задержался в дверях. — Главное, когда успел?
— Ты, по-моему, не очень-то администратор, — сказал он, внимательно меня разглядывая. — И неспроста тут появился. Так?
— Неспроста, — согласился я. — Работы нет совсем.
Хотя работы-то как раз было навалом.
Окончание последнего эфира сопровождалось такой же умиротворенной расслабухой. Первым из аппаратной вышел Градин. Оказалось, что элегантность его была, как бы это выразиться, половинчатой, что ли. Поскольку пиджак, рубашка и галстук резко контрастировали с разбитными шортами и видавшими виды кроссовками. Перехватив мой удивленный взгляд, он ухмыльнулся и пошел в гримерку.
Потом появился обессилевший Шилькин, за ним потянулись ассистенты.
— Пи-ива…— томно протянул главный режиссер, и сопровождающие его лица согласно закивали. У меня, как у собаки Павлова, немедленно проснулся условный рефлекс, и я сглотнул слюну, что не укрылось от Шилькина, который поманил меня жестом и шепнул:
— Пошли с нами в «Пушкаря». Этот кровавый денек надо запить…
Я мысленно нарисовал себе картину активного сбора информации за кружечкой-другой пивка и остался ей удовлетворен. О том, что завтра утром скажет мне Обнорский, я старался не думать.
В баре на Большой Пушкарской было пустынно. Официанты, похоже, уже привыкли к телевизионщикам и не обращали особого внимания на громогласное обсуждение местных звезд эфира и тонкостей телевизионной технологии.
Сам я после третьей кружки перестал вздрагивать от словосочетаний типа «склейка в стык» и «немонтажный переход». Пора было переходить к делу, пока я еще был в состоянии шевелить мозгами.
Майкл сидел строго напротив и делал вид, что абсолютно не замечает моего присутствия. Зато Шилькин, заметно охмелев, постоянно обращался ко мне, вновь и вновь возвращаясь к утреннему происшествию.
— Макс, да ты пойми, — страдальчески гудел он, — кто-то ведь предал нас, просто предал! А ведь среди наших — некому! А кто-то все-таки предал… И раз уж ты с нами, то…
— Да брось ты, Илья, — перебил я его, опасаясь, что он сболтнет про меня лишнего. — Сколько народу эту пленку видело — соблазн перепродать конкурентам, тем же бандитам, ментам, в конце концов… Думаешь, у вас никто не может быть завербован?
— Никто, — он пристукнул кружкой по столу. — Ручаюсь. За своих ребят — за всех р-ручаюсь.
— За всех, за всех?
Неожиданно встрепенулся Майкл:
— Точно! Вертелся же этот… Стажер! Коль, ну помнишь, такой худенький!
— А разве он на этой неделе приходил? — с сомнением отозвался Норвежцев, отвлекаясь от пространного объяснения Полтешку, как надо и как не надо монтировать.
— Был, — настаивал Майкл. — Точно был! Возле монтажной крутился…
— Кто такой? — меня очень смущала горячность Майкла.
— А хрен его знает, студент какой-то.
— Их к нам толпами присылают…— неожиданно поддержал его Шилькин. — Да у нас такое творится — себя не помнишь!
— Да уж, у вас шумновато, — согласился я.
— А ты-то где раньше работал? — поинтересовался Норвежцев.
— Я-то? — мне вспомнились последние полчаса перед эфиром. — Практически в самом тихом и спокойном месте на земле.
* * *
Я сидел на любимом диванчике шефа, потирая виски. Обнорский смотрел на меня без сострадания.
— Налаживаешь личные контакты? — язвительно принюхался он. — Молодец…
— Сами просили шифроваться, Андрей Викторович, — буркнул я. — Объявили бы на НТВ честно, так, мол, и так, вот вам великий сыщик Кононов Макс. А то — «новый администра-а-атор…»
— Ладно, не ной. Есть результаты?
Я многозначительно посмотрел в потолок и поморщился — двигать глазами было больно. «Нет у меня никаких результатов, дорогой шеф», — подумал я. И сказал:
— Есть один след. Стажер. Никто его не запомнил. Возможно, профессионал. Буду разрабатывать. Кассету найду.
— Послушай, великий сыщик, — Обнорский присел передо мной на корточки, как воспитательница в детском саду перед клопом, кидающимся камнями на прогулке. — Ты как думаешь, зачем тебя в эти новости послали?
— Кассету искать, — послушно промямлил я.
Обнорский посмотрел на меня брезгливо.
— Кассету?.. И для чего же нам, по-твоему, кассета?
— Так это… Коллегам помогаем. И вообще…— я очень старался на него не дышать.
— Да ты, Кононов, вконец все мозги пропил! — взорвался Обнорский и, встав, шваркнул кулаком по столу. — Ты хоть помнишь, что на кассете этой — убийство! Резонансное, настоящее! Тебе вообще кто-нибудь говорил, чем занимается Агентство, в котором ты работаешь?!
— А…— Плохо мне было, плохо. — Это вы… намекаете, что я должен… То есть, мы убийство раскручиваем… Короче, мне надо…
— Если короче, — процедил шеф, — дело это, Макс, твой последний шанс. Вышибу за пьянку из Агентства к чертовой матери. Пойдешь «администра-а-атором», там такие нужны.
Я собрал последние силы и бодро, как мне показалось, встал.
— Так бы и сказали. Убийство, значит убийство. Формулировать же надо…
Я потихоньку пополз к выходу, но инквизитор не собирался меня отпускать.
— Погоди. Ты этот «первый кадр» внимательно посмотрел?
Я кивнул и поморщился: резких движений моя голова не одобряла.
— Пусто. Козлов и два мужика на общем плане. Ничего не разглядеть. И черный «опель».
— Номер?
— Хрена с два.
— Пустой?
— Номер-то? — не понял я.
— «Опель»!!! — заревел шеф, и я физически почувствовал, как моя бедная голова трещит по швам.
— Вроде пустой…
— Вро-о-оде…— передразнил Обнорский. — Вроде — у бабки на огороде: то ли сморчок, то ли дедок без порток! Катись! И запомни, нам нужна не только кассета, а тот, кому она понадобилась.
Я побрел к дверям, мысленно умоляя кого-нибудь позвонить Обнорскому и отвлечь его от моей жалкой фигуры. С бухлом надо завязывать. Это была моя самая частая мысль за последние несколько лет.
* * *
На НТВ все было так же, как накануне — народ сидел за компьютерами и ожесточенно печатал, Лариса тарахтела по телефонам, Петров ломал принтер. Придумав какую-то дурацкую байку, я осторожно расспросил их о стажере — никто его не вспомнил. При этом оказалось, что в данный момент на студии стажировалось несколько человек. После непродолжительной консультации с Ларисой выяснилось, что все они — студентки журфака.