Книга Тайны Питтсбурга - Майкл Чабон

— А мне кажется, что ты меня стыдишься.

— Флокс, перестань… Я тебя не стыжусь.

— Тогда почему ты не хочешь познакомить меня с отцом?

— С тобой это никак не связано. Просто…

— Почему ты меня стесняешься? Что во мне тебе не нравится?

— Мне все нравится. Я тебя люблю. Ты великолепна.

— Тогда почему мне нельзя познакомиться с твоим отцом?

«Да потому, что я никого с ним не знакомлю!»

— Я не хочу из-за этого ссориться.

— Мы не ссоримся, Арт. Ты опять ведешь себя странно. Это невыносимо. — Глаза ее наполнились слезами. Сначала скатилась одна слезинка, потом вторая.

— Флокс! — Я протянул к ней руку над столом и провел пальцем по блестящему следу. — Не надо плакать. Пожалуйста.

— Все, я уже перестала. — Она взяла вилку, всхлипнула. — Ладно, забудем.

— Ты пойми, это не имеет ничего общего с…

— Ладно. Забудем.

Дальше мы жевали в полном молчании.

Вечером во вторник автобус был битком набит детьми, направлявшимися в «Уорнер» на премьеру нового фантастического фильма (любовная драма на фоне мутации), который позже произвел настоящий фурор. (Я дважды смотрел его — с Флокс и без нее.) Вентиляция в автобусе была неважная, и я маялся в своей спортивной куртке и галстуке; сквозь открытые и дребезжащие окна внутрь летели пыль и выхлопы.

— Розы щек моих поблекли и увяли, — сказала Флокс.

Я посмотрел на нее и под слоем косметики обнаружил следы никуда не девшегося румянца. Когда я об этом сказал, она в ответ задумчиво улыбнулась.

— Арт, у тебя хороший отец?

— Прошу прощения?

— Может, он из тех, кто много пьет, говорит о деньгах, злится, грязно шутит и потом громко смеется над своими же шутками?

Она дала великолепное описание дядюшки Ленни и его самых близких друзей — Эдди Мартино по кличке Бубба и Джулса Голдмана, прозванного Перчатки, который приходился нам дальним родственником.

— Нет, мой отец — серьезный парень, — сказал я. — Он пьет только на свадьбах. Не вульгарен, почти никогда не смеется, хотя много шутит. Он гораздо веселее и приятнее меня.

— Как он тогда может быть серьезным парнем?

— Все еврейские комики — серьезные парни.

— А как же братья Маркс?

— Братья Маркс были очень серьезными парнями.

— А ты не серьезный.

— Да, но я и не смешной, — заметил я и сглотнул слюну. — Я нервный.

Она положила пальцы на рукав моей рубашки. Мы должны были встретиться с отцом в его любимом итальянском ресторане. Я уловил некоторую настороженность в его голосе, когда по телефону спросил, не могу ли я взять с собой Флокс. Правда, свое «разумеется» он произнес бестрепетно.

Флокс была первой моей знакомой после Клер, которой предстояло познакомиться с отцом. Клер встречалась с ним дважды и первый раз держалась отважно, но ужасно, а второй — просто ужасно. Я уже забыл, каково это — ужинать в ресторане с отцом в присутствии третьего человека, но у меня оставались смутные и приятные воспоминания о том, как весело было с ним на днях рождения в пиццериях и на миниатюрных площадках для гольфа. Наверное, я нервничал бы еще больше (уж это я могу), но мы с отцом столько раз бывали в том ресторане, что я знал: там, в старомодном красноватом полумраке, нам будет комфортно. Незнакомое окружение может совершенно сбить с толку.

Мы с Флокс опоздали на две минуты и со вздохом окунулись в прохладу и запах чеснока. Я заметил отца, уже сидевшего — спиной к дверям, лицом к туалетам и автомату, продававшему сигареты, — за столиком, который мы привыкли считать своим. Первым делом я заметил, что его тяжелое лицо розовее обычного, даже почти красное, и вспомнил, как недавно он говорил, что надумал навести порядок в одичавшем садике на заднем дворе моей бабушки. На отце был роскошный бежевый летний костюм и оранжево-розовый галстук. Я знал, что Флокс найдет его очень привлекательным. Я даже цокнул языком, таким большим и красивым он выглядел.

Отец встал при появлении Флокс и пожал ей руку, его глаза заблестели еще ярче, когда он произнес ее цветочное имя. Я видел, что оно позабавило его, как в свое время позабавило меня. Он сделал комплимент ее платью (тому белому с голубыми цветами, в котором она была в наш первый вечер), улыбнулся приятной отеческой улыбкой и сказал что-то сразу ее рассмешившее. Разумеется, вся эта любезность ровным счетом ничего не значила. Он был очень вежливым человеком. Я не надеялся узнать, что он думает о ней на самом деле, до завтрашнего дня. Мы взяли в руки меню и поверх его золоченого обреза посетовали на жаркую погоду. Мои глаза слепо скользили по незнакомым названиям разнообразных паст. Я никогда не умел одновременно читать меню и вести светскую беседу. Постепенно мне удалось подтолкнуть Флокс и отца к разговору о библиотеке и улучить тридцать секунд, чтобы выбрать равиоли с колбасой. Отец заказал то же самое.

Он повернулся к Флокс и состроил мрачно-серьезное лицо:

— Арт ведет себя с тобой порядочно?

— М-м, да. Он сама порядочность.

Отец приподнял брови, улыбнулся и вдруг густо покраснел.

— Вот как, — сказал он.

Мы сделали заказ, и официант мастерски налил немного красного вина в наши бокалы. Отец что-то рассказывал, нам принесли блюда, и он продолжил свой рассказ. Пока мы ели овощной суп и салаты, он заставил меня пережить сильное волнение, поведав Флокс о незабываемом воскресенье, проведенном на «Форбс-Филд» с моей матерью и со мной, тогда еще совсем крохой. Эта была очень старая, очень славная история, от которой я всегда покрывался мурашками. Флокс не отрывала от него взгляда. Она задавала короткие и тактичные вопросы о моей матери, только по существу. Какого цвета были ее волосы? Похож ли я на нее? Чем она увлекалась? Не правда ли, она просто обожала своего драгоценного мальчика? После каждого вопроса отец бросал на меня недоуменный взгляд, а я начинал пристально разглядывать содержимое своей тарелки. «Какой же ты идиот, — думал я. — Неужели ты не знал, что так все и будет!»

— Она была очень красивой женщиной, — ответил отец. — Тип Дженифер Джонс. Полагаю, вы не знаете, кто это такая?

— Дженифер Джонс? — вскричала Флокс. — Разумеется, я знаю, кто она! «Портрет Дженни» — мой самый любимый фильм! — И она вскинула голову, изображая оскорбленную.

— В самом деле? Примите мои извинения, — произнес отец, поджав губы. Он приподнял бровь, делая вид, что ее познания внушили ему уважение. А может, ее любовь к Дженифер Джонс действительно произвела на него впечатление.

— Я вижу ее черты в Арте, — сообщила она, повернувшись ко мне, чтобы провести пальцем по моей левой брови. — У него брови Дженифер Джонс.

— А у вас брови и нос молодой Джоан Кроуфорд, — игриво и немного насмешливо заметил отец. — Как, скажем, в «Гранд-отеле».