Книга Играй победу! Путь Империи - Владимир Мащенко

Такое «наглое поведение» Румынского королевства было обусловлено не одними лишь «патриотическими чувствами», но, кроме того, подписанием в Санкт-Петербурге, на «нейтральной территории» тайного соглашения с Болгарией и Сербией о всемерной дипломатической и материально-технической поддержке территориальных притязаний Румынии. В случае войны Румынии против Австро-Венгрии недавние страны – победительницы османов должны были не только поддержать румын морально на международной дипломатической арене, но и провести частичную мобилизацию с демонстративным выдвижением войск к границе империи Габсбургов. Кроме того, царство Болгарское обязалось поставить для румынских войск часть захваченных у турок трофеев: снаряжения, лошадей, некоторого количества морально устаревших орудий и боеприпасов к ним.

Российская империя к этому соглашению не присоединилась. Однако вскоре после его подписания с территории Бессарабии через Прут потянулись обозы с продаваемыми Военному министерству Румынского королевства по весьма приемлемой цене патронами, седлами, различными продуктами, пригодными для долгого хранения во фронтовых условиях: консервами, вяленым мясом, соленой рыбой, мукой, крупами…

В ответ на мобилизацию румынских войск, начатую 12 апреля 1913 года, император Франц-Иосиф повелел отмобилизовать запасные части венгерского гонведа, что должно было составить прочти 32 тысячи штыков. Престарелому монарху казалось, что дело не зайдет дальше обоюдного бряцания оружием на границе: король крошечной Румынии просто блефует, стремясь заставить пойти на территориальные уступки. Заставить?!! Нет, такого унижения Габсбург допустить не мог! Но беда была в том, что антиавстрийские настроения во всех без исключения неавстрийских землях империи уже достигали пика, а живущая «по привычке в прошлом веке» армия не успевала отмобилизоваться. Поэтому, когда почти трехсоттысячная румынская армия Константина Презана 17 апреля пересекла границу и, сбив австро-венгерские заслоны, скорым маршем направилась к сердцу Трансильвании, остановить ее оказалось нечем. Гонведы-резервисты[4]еще получали обмундирование и оружие или в поездах и в походных колоннах направлялись к границе, а румынские дивизии тем временем в течение нескольких дней преодолели расстояние в 60–80 километров.

Одновременно с этим, согласно договоренностям, начала мобилизацию и выдвижение войск Сербия. Ни Франц-Иосиф, ни его генералы не могли знать, что сербский король издал строжайший приказ: «Ни один сербский войник не должен пересечь Саву! Но и ни один враг да не ступит на ее сербский берег!» Встав на границе, не объявляя Австро-Венгрии войны, сербы тем самым отвлекали на себя значительную часть ее войск, причем часть этнически немецкую, как наиболее пригодную для возможной борьбы с обстрелянными победителями осман. Славянские по составу полки австрияки направить на южную границу опасались…

Тем временем в Венгрии к общему недовольству прибавились откровенная враждебность к австрийцам и паническое ожидание «румынского нашествия»:

– Сколько эти немцы из венгров крови выпили, сколько добра да денег на налоги всякие ушло! Кричали: «Двуединая у нас монархия! Братскую помощь окажем друг другу!» Знаем мы эту помощь! Вон, деду моему в 1848 году кто руку отрубил? Русский или, может быть, румын тот же? Нет, австрийский кирасир, будь он проклят! И ладно бы, если б тот с Кошутом или Петефи вместе бунтовал – так нет, за свинью свою заступался, которую немчура отбирала!

– Да уж, будет «братская помощь» от них, дождемся! Вон, мамалыжники наступают, а эти сволочи морды наели да по тылам сидят, только облавы на мужиков устраивают. Кого под пули посылают? Нас, мадьяр, от земли отрывают да спешно к Сибиу гонят! А австрияки за нашими спинами прячутся!.. Вот такая их «помощь»! Не нужны нам такие «братья», без них проживем, верно я говорю, земляки?

И такие речи гудели и гудели повсюду на мадьярской земле… Полнилась чаша, полнилась…

И переполнилась.

* * *

17 апреля в село вошел и остановился на привал ландверный полк венгерских гусар, направлявшийся на соединение основным силам армии. Около часа гусары отдыхали от верховой езды, поили, кормили, чистили лошадей, подгоняли амуницию. Многие из тех, у кого водились деньжата, не преминули тайком наведаться в местную корчму, чтобы «промочить горло с дороги». Однако вскоре над улочками села зазвенели сигналы кавалерийского рожка, играющие «общий сбор». Спешенные гусары были выстроены на площади напротив сельской управы.

Спустя несколько минут из дверей жандармского управления вышла группа офицеров австрийской военной полиции. Вслед за ними фельджандармы в шлемах-пикельхаубе, которые носили исключительно австрийцы, в отличие от красовавшихся обычно в шляпах венгров, вывели троих связанных людей, одетых в смесь из гражданских вещей и формы гонведа. Руки скручены назад, на лицах засохла кровь, у одного вытек глаз и впалое веко прикрывает окровавленное отверстие в черепе.

Командир полка отдал команду:

– По-о-олк! Смир-на! Сейчас господа фельджандармы приведут в исполнение приговор над дезертирами, опозорившими своим бегством нашу славную армию великой двуединой державы! Герр ротмистр, – обратился он к жандармскому офицеру в мундире цвета бутылочного стекла с красными петлицами и обшлагами, – прошу вас, приступайте.

– Ich hӧre! Nun, die Burschen, führen Sie dieser ungarischen Schweine zum Baum! Bereiten Sie die Stricke, für die Todesstrafe vor![5]

Здоровенный тучный фельджандарм, схватив за шкирку сразу двоих связанных дезертиров, поволок их к растущей неподалеку от корчмы старой сливе, под которой, видимо, в мирные времена посиживали, дымя трубками и ворча на «беспутную молодежь», сельские старики. Второй немец в чине старшего унтер-офицера уже перекидывал через ветку мокрые веревки с петлями на конце. С петельных узлов медленно падали в пыль мутные капли мыльной воды. Третий дезертир, тот самый, с выбитым глазом, увидев эту картину, вдруг забился в руках жандарма:

– Люди! Мадьяры! Да за что?! За что это? У меня две дочки без матери растут! Зачем мне, венгру, умирать за немецкое государство? А-а-ау-у-уэ!.. Не надо-о-о!!!

Он кричал без умолку все время, пока фельджандармы волокли его к сливе, ставили на чурбак, накидывали на шею мокрую петлю… Еще мгновение, команда оберста – командира полка:

– Beendigen Sie![6]

Чурбаки вышибаются из-под ног казнимых. Крик несчастного дезертира обрывается, хрипение, дергающиеся на веревках тела, вонь от содержимого самопроизвольно опорожнившихся кишечников…

Строй молчит… Только стиснутые до белизны костяшек кулаки сжимают ремни манлихеровских карабинов. Тишина…