Книга Окончательная реальность - Вильгельм Зон

Я велел остановиться у почтамта. Вытряхнув горку полтинников на железную полку рядом с телефоном, набрал номер Боббера.

– Шура! Как хорошо, что вы на месте. Да, это Вильгельм. Отлично, ваш коллега участковый просто душка. Слушайте, мне нужна вся возможная информация о Екатерине Георгиевне Витицкой. Вся информация, да, да, именно вся, какая возможна. Я понимаю, но вы же видели, лимит по моей карте практически не ограничен. Хорошо. Само собой. Жду. Да, еще, чуть не забыл, адрес коллекционера Брунса.

Я положил трубку. Надо хоть немного расслабиться. Пора двигать к Кнорозову.

Восточная Москва. 1976 год

Боббер деньги свои отрабатывал. Через неделю я получил ориентировку на Брунса. Коллекционер проживал в Восточной Москве на улице Полярная. Полярная – главная улица жилого района Медведково, расположенного в треугольнике между Яузой и ее притоком речкой Чермянкой, по берегу которой стена уходила на север к МКАДу. Прекрасный район застроен особняками. Отличную экологию обеспечивает соседство с национальным парком «Лосиный остров» на востоке и Пироговским лесопарком на севере. Цены, конечно, запредельные. Скромный особняк, наверное, за миллион стоит. Дороже, пожалуй, только в Мытищах. Брунс мог себе позволить. Работал он по нефтяной части. Мотался в Баку, застать его было сложно.

Тем не менее, Боббер договорился о встрече. Я пересек границу по красной ветке, пересел на оранжевую линию и через четыре остановки добрался до станции «Медведково».

Брунс поджидал меня на каменной веранде. Накрахмаленная белая рубашка и бритый затылок выдавали в нем делового человека.

– Андрей Михайлович, – представился он. – Не желаете ли отобедать?

Легкий салат с гусиной печенью, бокал вина. Я приступил к делу.

– Уважаемый Андрей Михайлович, мне известно, что несколько лет назад вы приобрели на Западе, в Санкт-Петербурге, некий архив…

– Возможно, я много покупал, в том числе и на Западе. У меня, знаете ли, прекрасная коллекция автографов. Уточните, пожалуйста, о каком именно архиве идет речь.

– Речь идет об архиве донского писателя Крюкова, приобретенном вами, насколько мне известно, у госпожи Витицкой.

– Да, совершенно верно, такая покупка имела место.

– Не могу ли я, с вашего разрешения, ознакомиться с данным архивом. Мне это очень важно в связи с моей научной работой.

– К сожалению, вы опоздали. Я его продал.

– То есть как?!

– А что такое?

– Вы же коллекционер. Зачем же вы продали?

– Так он мне не нужен. Дали хорошую цену, вот и продал.

– Если он вам не нужен, зачем покупали?

– Вы странные вопросы задаете, Вильгельм… э-э-э?

– Павлович.

– Да, Вильгельм Павлович, ну так вот: собирательство, к вашему сведению – тоже бизнес. Купил дешево. Подождал. Продал дорого. Я, знаете, в 60-е иконы почем покупал? У меня богатейшая коллекция была. По двести рублей! А отдал, все скопом, за пять миллионов. Пятнадцати лет не прошло. Сам Вагитов купил. Вот теперь автографами занимаюсь. Начинал – почти даром брал, сейчас дорожают. А я как знал! Так и должно было быть. Любит русский купец литературу, куда деваться, будут автографы дорожать. Покупать поздно, теперь подождать чуть-чуть – и продавать.

Я слушал, открыв рот.

– Так чего же Витицкой бумаги продали, не подождали?

– Ну, здесь особый случай. Цена выше рынка, да и в такие руки, грех не отдать. Солженицын купил. Как откажешь?

Я уже не мог сосредоточиться на разговоре и, погрузившись в мысли, почти не слушал, что говорит предприимчивый любитель икон и рукописей.

– В современное искусство надо вкладываться. Американцы давно поняли, как на нем деньги делать. Апсайд огромный. Вон Телин молодец, скоро галерею открывает, а Арбат Салахович просто так ничего не делает. Нюх как у собаки.

Ответив что-то для приличия, я стал прощаться. Было непонятно, что делать дальше.

* * *

Гостиница «Рэдисон» выглядит неплохо. Дороговато, но за казенный счет в самый раз. Включил телевизор, лег на кровать. Боже мой, какую ерунду показывают. Надо бы заглянуть в TV-гид. Неохотно поднялся, раскрыл программу. Путешествия, происшествия… Так, это что: 4-й канал, 19.30, ток-шоу «Между Сциллой и Харибдой», гости передачи – лидер Христианско-демократической партии академик Солженицын, лидер Либерально-демократической партии академик Сахаров. Покупатель крюковского архива Солженицын выступает по телевизору. Опять совпадения? Да нет, просто в Российской Федерации начинается предвыборная гонка. Дебаты! Я переключился на 4-й канал.

«Между Сциллой и Харибдой» – знаменитая передача. Известные всей стране позывные, какой-то новомодный спецэффект, и мы оказываемся в студии. По ней блуждают две звезды – ведущие. Харибда Шустер – в черном длинном платье, короткая стрижка, очки. Она спокойна и рассудительна. Ее безупречные вопросы, логически выверенные аргументы, как водоворот, засасывают неосторожного гостя, вовремя не почувствовавшего подвох. Когда несчастный понимает, что случилось, уже поздно. Пусть он кричит, клокочет, брызжет слюной, но неизбежно тонет, поглощенный холодным взглядом беспощадной ведущей.

Сцилла Пушкова попроще. Одета в юбку, обтягивающую чуть тяжеловатый зад, и блузку в крупный горошек. Экранная роль – истеричка. Стоит кому-то избежать Харибды, и Сцилла, оглашая студию пронзительным визгом, бросается на жертву. При этом она страшно двигает руками и показывает мелкие остренькие зубы.

Поначалу дискуссия развивалась спокойно. Христианский демократ Солженицын говорил о консервативных ценностях, либерал Сахаров соответственно о либеральных, представитель партии власти капитан I ранга Власов сдержанно отдувался. Я уже стал клевать носом, когда начались вопросы приглашенных экспертов.

Режиссер Никитов (Союз русского народа и купечества. Вопрос Солженицыну): Александр Исаевич, как вы относитесь к перспективе восстановления монархии в России?

Солженицын: К сожалению, отрицательно. Монархия – сильная система, но с монархом не слишком слабым. Российское правительство в феврале семнадцатого не проявило силы. Оно вело себя слабее мыши. Безвольный царь, он фактически предал нас.

Никитов: Но, Александр Исаевич, разве вы не поддерживаете мысль, что главной движущей силой петроградских волнений были немецкие агенты и немецкие деньги?

Солженицын: К сожалению, факт притекания последних нельзя доказать документально, но признаки есть. И все же надо искать российские внутренние причины. «Немецкую» причину полезнее недооценить, чем переоценить.

Публицист Фон Шуллер (магистр ордена православных крестоносцев за национально-трудовую солидарность; возбужденно): Верно! Не надо «немецкую» причину искать нам в наших бедах. Германия лучший друг России. Давайте прямо скажем: после неискупимого греха цареубийства великого европейского монарха Павла I, наследника дел Петровых, покатилось Российское государство не туда. Встали русские властители на губительный путь отказа от истинно европейских ценностей в пользу англо-саксонского образа жизни. Только вместе с Европой, вместе с Германией найдем мы тропинку к объединению и столь желанному возрождению России.