Книга Маскарад со смертью - Иван Любенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но позвольте, Клим Пантелеевич, а если преступник принес свечу с собой и потом унес обратно? – задал вопрос почтмейстер.
– Но тогда он должен был бы носить ее в руке, и на полу, столе или сейфе непременно остались бы следы капель расплавленного стеарина. Согласны? Однако мы такового не обнаружили, как и упоминавшихся спичек. И еще, господа полицейские, разрешите у вас спросить: разве опытный вор-домушник станет вскрывать дверь, просовывая фомку рядом с замком?
Руководство сыскного отделения хранило молчание. Каширин тупо и не моргая глазами пялился в одну, только ему ведомую точку на стене, а Ефим Андреевич усердно рассматривал носки своих изрядно поношенных ботинок. Не дождавшись реакции, Ардашев ответил сам:
– Конечно же, нет, поскольку даже начинающий сопливый воришка знает, что взломать запертую дверь легче, используя больший рычаг – с угла. В нашем же случае специально отломанный кусок деревянной планки у самого замка – неудачная имитация кражи.
– Ну и что с этого, возможно, вор был не опытен и мог достаточно хорошо ориентироваться в темноте. К тому же ночью было полнолуние, – не сдавался следователь.
– Весьма возможно. Но как он сумел открыть замок ящика стола, в котором хранился ключ? – задал на первый взгляд совсем безобидный вопрос присяжный поверенный.
– Да вскрыл отмычкой или другим похожим ключом. Что тут непонятного? Я-то свой всегда при себе ношу. Как говорится: Omnia mea mecum porto, – весело пробалагурил помощник почтмейстера.
– Garrulla lingua nocet – болтливый язык вредит, господа. В замке выдвижного ящика, как и в любом другом, со временем накапливаются грязь и пыль, которые из-за смазки пристают к внутренним сторонам обеих крышек. Вследствие этого на самой крышке отчетливо выделяется ход ключа, то есть та кривая линия, по которой при отмыкании и замыкании движется его бородка. Таким образом, если замок был открыт отмычкой или подобранным ключом, то кроме обычного следа мы увидим на нижней крышке еще и ряд свежих царапин и черточек на слое пыли. Их присутствие служит ясным доказательством того, что замок открыт не своим ключом, а подобранным либо применялась отмычка. А в данном случае никаких царапин или посторонних черточек нет, и вы сами можете в этом удостовериться. Следовательно, ящик стола был отомкнут одним-единственным ключом, а затем опустошен сейф, из которого деньги были перепрятаны в печь, с тем чтобы позднее их вынести. Ну а беседа со сторожем нужна была лишь для обеспечения алиби. Однако же, господин Тюлькин, вы допустили слишком много ошибок, в том числе оставив в ящике стола две колоды игральных карт, что и навело меня первоначально на мысль о ваших карточных долгах и возможной причастности к этому преступлению. В довершение ко всему отпечатки ваших пальцев внутри уже вскрытого конверта, отправленного из Смоленска, уличают вас еще и в других преступлениях.
– Простите, господа, грешным делом виноват! Пошутить хотел, а средства государственные и не собирался красть! Поверьте! Христом богом прошу! А деньги, что из письмишка-то этого злополучного вынул, верну, вот вам крест – верну! Будьте милостивы, разрешите на свободе остаться, а то ведь руки на себя наложу… Поспособствуйте, Константин Виленович, век не забуду! – слезно умолял Тюлькин.
– Ну, довольно причитать. Думаю, Ефим Андреевич, вы разрешите этому заблудшему божьему сыну остаться на свободе. Ну, какой, по правде говоря, с него злоумышленник? А? Может, и правда забавы ради устроил бутафорию, а? Глупо, конечно, а кто спорит? Накажем, не сомневайтесь! А что до конверта этого постыдного, то отдаст он людям все до последней копеечки – лично прослежу. Ну что, договорились? – положив руку на плечо главному сыщику губернии, пытался по-свойски решить вопрос почтмейстер.
– Это не моего разумения дело. Вся власть теперь у судебного следователя, вот пусть он сам и решает, – увильнул от прямого ответа Поляничко.
– Ну, что скажете, Александр Никанорович? А? Поверим этому великому грешнику еще разок? Вам моего ручательства довольно? – не успокаивался почтмейстер.
Чебышев сконфузился, не зная, как поступить, и едва слышно проговорил:
– Вот ежели бы вам сам Кошкидько дал одобрение, тогда конечно… А так… ну, если только под ваше собственноручно написанное поручительство… Ладно, – махнув рукой, сдался следователь.
– Вот и славно, господа. – обрадовался Расстегаев и, повернувшись к Ардашеву, спросил: – А как, Клим Пантелеевич, вы о печке догадались?
– Остроумнее место трудно придумать, а привязав холщовую сумку за конец печной задвижки, можно было бы и не беспокоиться, если бы не сажа, засыпавшая пол. Согласитесь, в августе сажа на паркете – явление странное.
– А вам, Клим Пантелеевич, за такую помощь нашему почтовому ведомству всяческие преференции окажем, – не унимался Расстегаев.
– Благодарю вас, однако же в этом нет надобности. Я всего лишь помог своей клиентке. А что касается господина Тюлькина, то, откровенно говоря, его раскаяния мне кажутся довольно сомнительными. Но раз уж начали с латыни, на ней я, пожалуй, и закончу: «Feci quod potui, faciant meliora potentes». Разрешите откланяться.
На выходе Клим Пантелеевич услышал, как Тюлькин переводил присутствующим смысл сказанного Ардашевым изречения: «Я сделал, что мог; кто может, пусть сделает лучше».
– Куда уж лучше? Разложил сыскную полицию и судебно-следственный департамент на обе лопатки и потешается еще! Лекции нам читать взялся! Тоже мне умник нашелся! – расходился Каширин, но, поймав недовольный взгляд начальника, запнулся и от неловкости положения полез за папиросами, а потом предложил: – А что, Ефим Андреевич, может, заглянете к нам в воскресенье? Супружница моя обещала пирогов с зайчатиной напечь.
Но Поляничко было не до пирогов. Давненько его так лихо не переигрывали. «А может, пора в отставку?» – незаметно для самого себя вслух произнес старый сыщик и поймал непонимающий и оттого растерянный взгляд помощника.
Прекрасная нимфея
Вероника Высотская училась в последнем, выпускном классе Александровской гимназии и, достигнув семнадцатилетия, выглядела настоящей барышней. Белокурые, слегка вьющиеся волосы, заплетенные в длинную косу, придавали внешности девицы скромный и в то же время очень привлекательный вид. Образ очаровательного юного создания, будто сошедший с полотен французских импрессионистов, волновал, притягивал и позднее всплывал невольно в памяти. Красивое лицо отличалось утонченными и выразительными чертами: правильный миниатюрный прямой носик, розовые, слегка пухлые губы, удивительно большие и, что встречается особенно редко, бездонно-голубые глаза с неестественно длинными ресницами. Словом, из-за таких роковых блондинок в мир иной отправился не один десяток влюбленных дуэлянтов.
Настоящих кавалеров девушка еще не имела, хотя однажды на водах, гуляя с маменькой по недавно разбитым аллеям Кисловодского парка, они познакомились с приехавшей на отдых из Самары одной довольно удивительной супружеской четой.
Неравный брак, как принято считать, это союз юной девушки и обрюзгшего старикашки с трясущимися руками. Здесь же все было почти наоборот. «Почти», потому как супруга хотя и была на два десятка лет старше своего молодого мужа, но достаточно хорошо сохранила читаемое обаяние недавней молодости и на старуху никак не походила. Несмотря на приятную внешность, богатая графиня, очевидно, уже приелась молодому мужу, и от этого он слушал ее всегда рассеянно, вставляя невпопад слова. В такие минуты его унылый взгляд рассеянно блуждал по окрестностям, рассматривая дефилирующих мимо дам с неизменными белоснежными зонтиками от солнца. Они гуляли, как правило, либо в сопровождении мужей, либо кого-то из родственников или, на худой конец, прислуги.