Книга Выстрел в прошлое - Наталья Александрова

Но что за странные вещи говорит она про других женщин? Софья— да, но какие еще убийства? Может быть, он, Глебов, знает не все? Может быть,за кулисами событий действуют еще какие-то силы, о которых ему ничего неизвестно? Этого нельзя допустить. Информация — это власть, деньги, сила.Информация — это жизнь. Отсутствие информации — смерть. Если он, Глебов, плохопроинформирован — это значит, что он уже покойник.

Глебову стало неуютно. Он во что бы то ни стало долженвыяснить, что известно этой Лебедевой.

— Надежда Николаевна, прошу вас в последний раз сказатьмне, что было написано в письме, а еще лучше — передать мне само письмо.

— Это письмо я уничтожила.

— Ну что же, возможно, я вам верю, но зачем вы этосделали? Значит, в этом письме содержалась важная и опасная для вас информация?

— Нет, просто я поняла, что кто-то охотится за этимписьмом, а самое главное — я узнала о смерти Софы Сергеевой. Именно поэтому, ане из-за содержания самого письма, я решила, что уничтожить его будетбезопаснее. Тогда я еще не знала, кто убил Софу. Теперь я знаю, что это вы, ноэто ничего не меняет.

Глебов еле сдержался. Стараясь не повышать голоса, он ответил,внимательно следя, чтобы не проскользнули оправдательные интонации:

— Мы действительно хотели получить это письмо, но этоне значит, что мы причастны к смерти Сергеевой.

— Почему же? Мне кажется, как раз это и значит. Выликвидировали Софу, чтобы помешать ей распространить некую информацию, и теперьохотитесь за ее последним письмом с той же самой целью — чтобы помешать еедальнейшему распространению. А это значит — уничтожить письмо и всех тех, ктоуспел его прочесть.

— А кто успел его прочесть, кроме вас?

— Не будьте так наивны, Олег Николаевич! Неужели вынадеетесь, что я так запросто назову вам имена людей, которых вы наверняказахотите убить в свойственном вам стиле?

— Надежда Николаевна! — на этот раз Глебовсорвался на крик. — Вам что, кажется, что вы попали в гнездо разбойников?

— Да, именно так мне и кажется, — успела вставитьНадежда.

— Что вы себе позволяете! Мы — государственная служба!Я понимаю, сейчас в обществе нет прежнего уважения к нашей работе…

— И слава Богу!

— Не перебивайте меня! Это результат растлевающейдеятельности массовой информации…

— Если говорить правду — значит растлевать…

— Не перебивайте! Сегодня, может быть, только нашаорганизация и заботится в какой-то мере о государственных интересах, и если выхоть немного патриот, вы должны сообщить нам все, что вам известно по этомуделу!

— Олег Николаевич, — устало вздохнулаНадежда, — может быть, мне и хотелось бы вам поверить, но я этого сделатьне могу. Я долго не общалась с Софой Сергеевой, но я знаю, что это умная,честная и порядочная женщина.., то есть, это, конечно, была умная, честная ипорядочная.., но вы ее убили, чтобы заставить замолчать. Из этого я могусделать только один вывод: Софа узнала о чем-то преступном, и вы сейчасзаботитесь вовсе не об интересах государства, а о собственных шкурныхинтересах, о собственном кармане. Поэтому я не собираюсь вам ничегорассказывать.

Лицо Глебова потемнело. Он взглянул на Надежду исподлобья исказал тихим голосом, напоминающим змеиное шипение:

— Ах вот даже как! Вы считаете, что у вас этополучится? Не обольщайтесь, Надежда Николаевна! Я хотел разговаривать с вамикак разумный человек с разумным человеком, как патриот с патриотом, но высчитаете меня негодяем и преступником. Что ж, мне придется соответствовать. Такуж не обессудьте, Надежда Николаевна, у преступников свои методы, свои подходы,и у них найдутся средства заставить вас сделать все, что надо. И раз уж высчитаете меня способным на все, то мы будем в дальнейшем разговариватьпо-другому. Сна" чала я заставлю вас говорить, а потом заставлю молчать.

На Надежду его слова подействовали совершенно неожиданнымобразом: она не испугалась, а невероятно разозлилась.

— Ну, разумеется, вы только на это и способны — убиватьженщин! Софу вы убили из-за информации, а за что вы убили несчастную Любу? Даеще так грубо — проломили голову! И Зинаиду, упокой, Господи, ее непутевуюдушу, вы ее, понятное дело, вместо меня убили, но я-то чем вам помешала? Ведь ктому времени я еще не читала Софиного письма и ничего не знала. А за чтозадушили бедную медсестру? Уж она-то к вашим делам и близко не подходила!

Глебов только набрал воздуха, чтобы ответить Надежде что-тогневное, как вдруг в кабинет вбежал молодой человек с армейской выправкой,наклонился к Глебову и прошептал ему что-то на ухо. Олег Николаевич вскочил состула, но дверь с грохотом распахнулась и в кабинет маленькими шажками ворвалсясовершенно карикатурный человечек: маленький, пузатый, на коротеньких толстыхножках, с маленькими пухлыми ручками. Лицо его при всей карикатурности, быловыразительно, незабываемо и нагоняло необъяснимый страх: рот с узкими бледнымигубами, крючковатый нос, наподобие совиного клюва и маленькие злые глаза, тополностью закрытые тяжелыми темными веками, то вдруг резко раскрывающиеся иуставляющиеся на собеседника, как бы фотографируя его. В памяти у Надежды привиде этого создания всплыли слова: «Кровавый Карла».

— Не вставай, не вставай, Олег Николаич! —ласковым голоском пропел карлик Глебову. — Я ненадолго, не помешаю.Работаешь?

— Да, Николай Иванович, — ответил Глебов,неожиданно осипшим голосом, — вот, с источником работаю…

— Это хорошо, Николаич… Работать полезно, от работыаппетит улучшается. Ты вот только смотри, чтобы у тебя профзаболеваемость ненарушалась… А то что-то люди у тебя умирают ни с того ни с сего. Работалчеловек, работал — ни разу на сердце не жаловался, кардиограмма — как укосмонавта, давление — как у святого херувима, и вдруг — бах — сердечныйприступ со смертельным исходом! Так-таки и сразу! А у источника твоего, —карлик перевел глаза на Надежду, «сфотографировал» ее и снова прикрыл глазавеками, так что, казалось, сейчас раздастся «Поднимите мне веки, невижу!», — а у источника твоего сердце как, в порядке? Вы, дама, давнокардиограмму делали?

Надежда почувствовала, что сейчас именно такой момент, когданужно на что-то решиться.

— А мы с Олегом Николаевичем уже вроде бы все обсудили,я как раз собиралась с ним попрощаться, да только дорогу к выходу забыла, абеспокоить его неудобно…

— Да? Ах, вот как? Действительно неудобно. Он у насчеловек очень занятой, особенно в последнее время. Только я, ОлегНиколаич, — карлик снова перевел взгляд на Глебова, — что-то я плохопонимаю, чем ты сейчас занят. А я этого не люблю. Я человек понятливый, и есличего не понимаю, — значит, мне плохо объяснили. Ну, — он повернулся кНадежде и снова ее «сфотографировал», — пойдемте, дама, я вам выходпокажу. Попрощайтесь с Глебовым.