Книга Пятьдесят оттенков Дориана Грея - Николь Одри Спектор

Иногда, конечно, лежа в своей постели или на грязном тюфяке в душной комнате одного из подозрительных притонов возле доков, где он часто появлялся, изменив имя и внешность, он задумывался о том, какой уродливой стала его душа. В такие моменты ему смутно вспоминалась Розмари. Что с ней стало? Она достигла некоторых успехов в живописи – он слышал разговоры об этом. Но она вела отшельническую жизнь и редко показывалась в свете. Через несколько недель после того, как она прочитала письмо Хелен, в котором та раскрывала тайну родственной связи между ней и Дорианом, он получил от нее короткую записку, в которой она сообщала, что собирается уехать из Лондона. Она не оставила своего нового адреса ни ему, ни Хелен. Розмари писала, что всегда будет любить его и надеется однажды полюбить его как брата, хотя сейчас это представляется ей невозможным, но она просит прощения у него и у Бога за них обоих. Она просила, чтобы он тоже молился.

Когда он думал о ней и о том, какую жизнь собирался начать вместе с ней, ему иногда хотелось, чтобы лицо судьбы не было искажено жестокой усмешкой, напоминающей его собственную улыбку на портрете. Он так остро чувствовал жалость к себе в такие минуты, что по нескольку дней проводил в постели, потеряв всякий интерес к развлечениям. Сбежать от укоров совести удавалось только в минуты короткого, беспокойного сна. Но такие мысли посещали его все реже и реже. Любопытство к чувственной стороне жизни, которое разбудила в нем Хелен тогда, в саду у Розмари, переросло в постоянную страсть к сексуальным наслаждениям. Чем больше он знал, тем больше стремился узнать. Чем больше утолял эту страсть, тем сильнее она становилась.

Однако он не был безрассудным, боясь мнения общества. Дважды в месяц зимой и каждую среду, пока длился сезон, он распахивал двери своего великолепного дома, приглашая самых известных музыкантов и удивляя гостей новинками из мира искусства. Вечера в кругу близких друзей, где неизменно присутствовала Хелен, славились тщательным отбором гостей, а также изысканностью – на столе сочетались роскошные ткани, великолепные букеты экзотических цветов и старинные сервизы.

Среди тех, кого Дориан приглашал на такие вечера, было много восторженных юношей, которые видели в нем (или думали, что видят) счастливца, соединяющего в себе серьезность ученого и утонченность космополита. Они щедро растрачивали свою молодость, лишь бы быть похожим на него. Многие потеряли невест по вине Дориана. Он лишал их девственности и возвращал обратно неудачливым кавалерам. Постепенно он отбирал из своих гостей самых блестящих, самых молодых, чтобы не слишком выделяться на их фоне. Как только заходил разговор о секрете его неувядающей молодости, он начинал говорить о своей матери, и его глаза наполнялись слезами. Хелен не задавала ни единого вопроса и, казалось, была уверена, что магия распространяется и на нее. К сожалению, это было не так.

Следуя по стопам своего учителя, Альфонса Гри, Дориан открывал для себя мир таинственных устройств, которые, несмотря на свое сходство с орудиями пыток, были созданы для чувственных наслаждений. Хелен начала свою коллекцию с продолговатого металлического устройства величиной в человеческий рост, который доставили ей вскоре после очередной поездки на Восток. Внутри его можно было подвесить или привязать человека, расположив его в самых невероятных позах, противоречащих законам гравитации. В темном магазине, спрятанном под одним из парижских мостов, Дориан нашел пару серебряных зажимов, которые очень удачно научился прикреплять к женским соскам, и ржавую мышеловку, которую отполировал до блеска. У него была целая вечность впереди, чтобы приспособить к чему-нибудь и ее. Несколько предметов он купил оттого, что не знал, как использовать их в своих сексуальных похождениях, и это его заинтриговало. Мистический предмет индейцев Рио-Негро – «джурупарис» – был очень увлекателен и одним своим видом сулил удовольствия. Легенда гласила, что женщинам было запрещено смотреть на него. Были в его коллекции и глиняные горшки из Перу, которые издавали крики птиц, чилийские флейты из человеческих костей и звенящая зеленая яшма, звуки которой услаждают слух.

Он поместил свою коллекцию в длинную комнату с золотым потолком и стенами бордового дерева и старался пополнять ее как можно чаще. Некоторые из женщин испуганно отшатывались, когда он снимал с их глаз повязку на пороге этой комнаты. Другие не сопротивлялись, под действием наркотиков или переутомления потеряв способность удивляться. И было среди них несколько, которые получали такое же удовольствие, как и он, особенно им нравились серебряные зажимы. Таких он держал при себе немного дольше, пока не иссякал их интерес к новому или пока он не вспоминал об обручальном кольце своей матери, которое хранилось где-то здесь, в недрах дома дяди Келсо. Тогда он отправлял их восвояси и погружался в свое обычное угрюмое состояние, которое могло длиться несколько дней.

Но главным предметом его страсти коллекционера были сексуальные утехи. Он вырастал в собственных глазах, сохранив неизменным то, что мужчины обычно теряют на склоне лет. В любую эпоху люди вынуждены были прятать свои желания, хоронить их в холодной могиле своего подсознания, стараясь, чтобы ни одна живая душа, даже они сами, не догадались о них. Дориан, Хелен и Альфонс знали, что истинная природа чувственности так и не была разгадана, и она пряталась диким зверем в темных уголках души. Мир старался заглушить зов плоти, победить его, но неизменно проигрывал.

Дориан взялся изучать мировую историю, и его все больше охватывало чувство утраты. Цивилизация слишком многим пожертвовала. Люди были мертвы еще в расцвете юности, отказавшись от удовольствий. Они сходили с ума, упрямо отрицая свою природу, истязая ее. Причиной всему был страх, а следствием – деградация гораздо более опасная, чем та, которой цивилизованному обществу якобы удается избежать. Молодые люди ложились в постель в одиночестве, почитая страх перед собственным телом главной добродетелью. Подавленные страсти не давали покоя, и они просыпались среди мокрых простыней. Женщины умирали девственными, и их примеру следовали некоторые мужчины. Мужчина-девственник! Эта печальная мысль часто посещала его, когда он, тяжело дыша, застегивал брюки.

Глава 15

Было девятое ноября, около одиннадцати часов вечера, канун его тридцать восьмого дня рождения. Он шел от Хелен, где только что поужинал, и кутался в меха, потому что вечер был холодным и туманным. На углу Гросвенор-сквер и Саус-Одли-стрит его обогнала женщина, которая шла очень быстро: маленький человечек, утонувший в сером вязаном пальто. Она изо всех сил спешила домой. В каждой руке у нее было по сумке, набитой покупками, и тяжесть каждой из них уравновешивала другую. Дориан вдруг ощутил давно позабытое чувство – желание помочь.

Он подошел к женщине, и внезапный порыв ветра откинул капюшон ее пальто. При свете фонаря блеснули серебряные нити в копне каштановых волос, рассыпавшихся по плечам. Сердце Дориана замерло в груди. Его сковал непонятный страх. Он одновременно хотел встретить ее и страшился этого. Если это действительно она, то лучше поскорее уйти и избавиться от лишнего беспокойства. Но неизвестность будет беспокоить его еще больше. Какая-то часть его души хотела знать. В глубине ютилось странное чувство – желание взглянуть на нее, увидеть то, что сделали с ней сорок лет жизни. Неужели эти прекрасные голубые глаза, светившиеся испугом и радостью при виде него, стали маленькими и тусклыми? Неужели полные губы, так напоминавшие его собственные, могли сморщиться? Все это он видел на портрете, но знать наверняка, что природа так же надругалась над девушкой, которую он когда-то хотел сделать своей женой, и злорадно подчеркнула, что теперь она навсегда останется его старшей сестрой, – это было мучительно. О, она была на целую вечность старше его!